Юлия Чернова - Павильон Зеленого Солнца Страница 4

— Час танца, — сказал Эндо. — Идемте.

Элен ожидала, что Эндо будет танцевать с Патрицией, но он предпочел отступить на несколько шагов и двигаться самостоятельно. Патриция как будто не удивилась и подошла к совершенно незнакомым молодому человеку и девушке, доброжелательно ей улыбавшимся. Оглянулась, приглашая Элен. Но та неожиданно для себя оказалась вовлеченной в цепочку. За одну руку ее держал сморщенный старичок, выступавший степенно и важно. За другую — мальчишка лет четырнадцати, весь клокотавший от переизбытка сил. Конец цепочки терялся где-то вдали. Элен вместе со всеми совершала медленные шаги и повороты. Это было абсолютно новое ощущение. Пожалуй, она находила особенную прелесть в том, что по обе стороны от нее — не Эндо с Патрицией, а чужие люди, на время сделавшиеся близкими и родными. Было приятно, что их так много.

Во время одного из поворотов Элен увидела Патрицию, кружившуюся рядом с молодыми людьми. Затем на глаза ей попался Эндо, и Элен отметила, какие гибкие и вкрадчивые у него движения.

Музыка смолкла. Где-то в темноте, у гранитного парапета плескались волны. Наверное, еще минуту люди на набережной стояли не двигаясь. Потом начали расходиться. Ощутив, что уже никто не держит ее за руки, Элен испытала какое-то сиротское чувство. Почти в тот же миг к ней подошли Патриция с Эндо.

— Нам пора возвращаться в отель, — категорически заявила Элен.

— Уже? — опешила Патриция.

— Да, я устала. Мы сегодня много ходили.

Патриция тихонько хмыкнула, зная способности Элен: не спать трое суток, днем совершать восхождения в горы, а ночи напролет танцевать.

Элен заметила, что только Патриция огорчена предстоящей разлукой. Эндо вежливо и бесстрастно повернул к центру города. Они шли по опустевшей набережной, и Патриция торопливо расспрашивала, не составляется ли новая археологическая экспедиция, и не собирается ли Эндо принять в ней участие, и нельзя ли ей присоединиться?

«Как мило, — подумала Элен, — сперва зазвать меня в эту страну, потом оставить в одиночестве».

Эндо улыбнулся самым приятным образом.

— Лучше спросите профессора Шеня. Могу дать его телефон.

Патриция достала из сумочки блокнот и ручку, под диктовку Эндо записала номер.

— Значит, вы сами никуда… — начала Патриция.

— К сожалению, я ухожу в плавание, — перебил Эндо.

Элен проявила присущую женщинам логику. Минуту назад она сердилась потому, что Эндо мог увезти Патрицию. Теперь негодовала из-за того, что он не собирался ее увозить.

— В плавание? — еле слышно произнесла Патриция. — Надолго?

— На полгода.

— Когда? — с замиранием сердца спросила Патриция.

— Завтра.

Элен почувствовала, что готова его убить. Не сомневалась — Патриция расстроится до слез.

Патриция тихонько вздохнула, потом дружески протянула руку Эндо и приветливо сказала:

— Как хорошо, что мы встретились сегодня.

Эндо ответил сердечной улыбкой. Элен предпочла бы улыбку сожаления.

Как Патриция ни замедляла шаги, а набережная все-таки закончилась. Эндо остановил такси — поступок, требующий в Тайане особой сноровки. Патриция взглянула благодарно, Элен уже ничто не могло смягчить. Эндо усадил их в машину, сообщил водителю название отеля.

— Мы собираемся оттуда съехать, — предупредила Патриция, продолжавшая неизвестно на что надеяться.

Эндо выказал некоторый интерес:

— Куда?

— Не знаем.

Эндо не обеспокоился:

— Оставьте адрес в отеле. Если через полгода вы все еще будете в Тайане, я навещу вас.

Вместо ответа Элен захлопнула дверцу автомобиля. Патриция, торопливо высунувшись в окно, крикнула:

— Благополучного плавания!

Эндо прощально взмахнул рукой, повернулся и зашагал прочь, не считая нужным провожать взглядом удаляющийся автомобиль.

Элен широко раскрыла глаза. По коридору отеля двигался букет. Выступал не спеша, с чувством собственного достоинства, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Приветливо кивали хризантемы, пламенели георгины, колыхались головки осенних тайанских роз. У букета было четыре ноги. Правда, они никак не могли попасть в такт друг другу. Одной паре все время приходилось либо удваивать шаг, либо мелко семенить, подлаживаясь ко второй. Букет подплыл к двери номера Патриции и принялся стучать. Ногами. Патриция медлила открыть, и букет неожиданно начал разваливаться. Из глубины его послышались негодующие голоса. Обладатели букета не успели выяснить, кто виноват. Дверь отворилась, и на Патрицию обрушился цветочный дождь. Остатки букета втянулись в номер, дверь захлопнулась. Элен бегом преодолела расстояние, отделявшее ее от двери. Вошла.

По ковру на четвереньках, собирая упавшие цветы, ползали трое. Тайанцы, одетые как братья-близнецы — в свитера и потертые джинсы, и Патриция — в точно таком же наряде. Видно, она тщательно подготовилась ко встрече со старыми друзьями. Вырядилась так безобразно, что могла не бояться поставить своих приятелей в неловкое положение.

— Познакомься, — сказала Патриция. — Комито Сэй и Тои Хонте. Профессор Шень был так любезен, что дал мне их телефоны. А это Элен, я вам о ней рассказывала.

Элен с удовольствием отметила, что Патриция говорила не по-тайански, а по-французски.

Мужчины встали на ноги и поклонились. При том, что на них были одинаковые свитера и джинсы, Элен затруднилась бы представить двух тайанийцев, столь мало друг на друга похожих. Комито выделялся светлым цветом кожи. Тои загорел до черноты. У Комито волосы выбивались из-под темно-синей кепки (похожую Элен видела на Эндо). Тои был коротко подстрижен. Комито улыбался широко, от уха до уха. Тои — скорее затаенно, смущенный и тем, как произошло вручение цветов, и тем, что его застигли ползающим на четвереньках. Взгляд Комито был рассеянным, как у человека, погруженного в свои мысли. Тои, напротив, смотрел пристально, даже пронзительно — вряд ли от его внимания могло что-нибудь ускользнуть.

Комито с Патрицией восстановили букет и утвердили его в огромной напольной вазе. (Как уверяла Патриция, ваза делалась на вкус иностранцев, а потому Элен стеснялась вслух признать, что находит ее восхитительной. Края вазы расходились лепестками и были окрашены в нежно-розовый тон, подобно лепесткам лотоса. По горлышку вился узор в виде причудливо меняющихся облаков; ниже начинались рельефы: цапли меж высоких цветов ириса.)

Тои занялся поиском удобного места для Элен. Осведомился, желает она сидеть в кресле или на стуле? В кресле, наверное, ей будет удобнее. И не задернуть ли штору, чтобы солнце не било в глаза? И не отодвинуть ли вазу, чтобы не обеспокоил слишком крепкий аромат цветов?

Элен благосклонно заняла предложенное кресло, разрешила задернуть штору и позволила вазе остаться на прежнем месте.

— Вчера вы сказали, что хотите уехать. Уже решили куда? — обратился Комито к Патриции.

— Честно говоря, по цене нам подошел только один дом. — Патриция развернула крупномасштабную карту, ткнула пальцем. — Здесь. Больше всего меня прельстило то, что дом расположен неподалеку от Павильона Зеленого Солнца.

Тои даже привстал.

— От Павильона Зеленого Солнца?! И вы… вы согласились?!

— А что такое? — встревожилась Элен.

— Отправиться в эту… — Тои не находил слов. — В эту глушь!

Элен жалобно вздохнула — наконец-то нашла сочувствующего. Обернулась к Комито, надеясь обрести поддержку и в нем. Комито вознегодовал:

— Как можно называть глушью место, где томилась в изгнании госпожа Ота?

— Госпожа Ота томилась, так теперь еще должны томиться две очаровательные женщины? — перебил Тои.

— Напротив. Они будут наслаждаться, взирая…

— На руины, — подхватил Тои. — Не уверен, что это доставит им удовольствие.

Элен всерьез обеспокоилась.

— Там что, ничего нет, кроме руин?

— А что тебе еще нужно? — удивилась Патриция. — Руины создают настроение.

— Мрачное, — констатировала Элен.

— Нет. Поэтическое и…

— Унылое.

— Нет. Возвышенное и…

— Безнадежное.

— Нет. Превосходное! — упорствовала Патриция.

— Мы с вами остались в меньшинстве, — заключила Элен, обращаясь к Тои.

— По-моему, голоса разделились поровну, — возразил тот.

— Не забывайте, на их стороне агент, всучивший нам эту хижину.

Элен достала из сумочки цветную фотографию, показала Тои.

— Наше будущее жилище. Чувствуется разница, да? — Она выразительно обвела взглядом комнату, уделив особое внимание стенам, обитым знаменитым тайанским шелком — на золотом фоне распустили великолепные хвосты павлины.

— Выглядит очень ветхим, — заметил Тои, возвращая фотографию. — На вашем месте я бы ни за что не поехал.

Патриция, возмущенная не меньше Комито, громко заявила: