Галина Куликова - Два ужасных мужа Страница 30

– Разумеется, есть. Думаю, события развивались так. Самолет не прилетел, Кранц понял, что ценности, находящиеся при нем, нужно срочно спрятать. Он хоронит их в тайнике где-то неподалеку. После этого избавляется от троих свидетелей. И с двумя оставшимися начинает пробираться к своим. Но нарывается на наших солдат. В перестрелке последних двух членов его группы убивают, а его берут в плен. В общем, ценности зарыты где-то неподалеку от аэродрома, Эля! И я намерен их найти во что бы то ни стало. Ты мне поможешь?

Силуян с надеждой посмотрел на жену. Он выложил ей все, что знал, все, что ему удалось разгадать. Сейчас выяснится, не зря ли он так старался.

– Дай подумать, – Эльвира прикусила пухлую нижнюю губу. – Это ты можешь свою жизнь планировать как захочешь, а у меня бизнес, планы, съемки и контракты…

– Ладно, – скрывая разочарование, ответил Силуян. – Поехали. Ляжем спать, а завтра с утра я забронирую билет.

– Знаешь что? Бронируй два. Кажется, я вошла во вкус.

Семен Виссарионович с папкой под мышкой вышел на улицу и, перейдя неширокую дорожку, направился в чахлый скверик, где его с нетерпением ожидал Василий Кузьмич.

– Ну, как? – нетерпеливо воскликнул Швыряев, хватая приятеля за рукав парадного пиджака.

– А как еще может быть? Нормально.

– Тебя приняли, с тобой разговаривали?

– Пробиться оказалось сложно. У нас как было? Допросы всю ночь, а утром к начальству, докладываешь. Потом совещания, политзанятия, физподготовка. И так семь дней в неделю. А эти? Два выходных, в семь – бегут домой, футбол смотреть. Часы приема от сих до сих. И никакой заботы о человеке! А если я не могу в ваши часы приема, то мне уже и помощь не гарантирована? Мне какой-то офицерик в приемной, адъютант, видать, говорит – сейчас не приемное время. Я его спрашиваю – сынок, ты сколько служишь? Говорит – четвертый год. А я, говорю, отслужил в органах четыре десятка лет. Поэтому для меня любое время – приемное. Ты доложи, будь ласков, а дальше я уж сам объясню твоему начальнику, что да как. Не стал спорить, молодец, встал и пошел в кабинет. Вернулся хмурый – нет, говорит, не примет сейчас, приходите завтра в пятнадцать часов, я вас запишу. Ну, думаю, надо приводить в действие тяжелую артиллерию. Завтра, отвечаю, меня уже в живых может не быть. Мне надо сегодня поговорить. И тут же хватаюсь за сердце и падаю на стул. Паренек подбежал, а я ему – у меня валидол в плаще остался, а плащ в коридоре, на стуле. Принеси, а то помру. Он и убежал в коридор. Я встал и прямиком в кабинет.

Гляжу – сидит в кресле натуральный боров, поперек себя шире. Увидел меня, покраснел, как свекла, рычит: «Вы что себе позволяете?! Уходите немедленно, иначе я дам команду арестовать». Ну, меня такими словами не испугать. Однажды на меня сам Лаврентий Павлович кричал – вот был ужас, я сразу с жизнью попрощался. А этот… Смех один. Подхожу ближе и говорю: «Адъютанта своего не ругай, я его обманул. А тебя и обманывать не собираюсь, скажу как есть. Довелось мне в приемной товарища Калинина дежурить, видел, как Михаил Иванович простых людей принимал. Директора мог прогнать, а с рабочим за полночь сидел. Понимал он простых людей, сочувствовал». – «Вы рабочий?» – спрашивает боров. Ну, чего с такого взять? Достаю свое почетное пожизненное удостоверение и – в нос ему. «Читай!» – «Что, – спрашивает, – читать?» – «Кто мне его подписал, читай. И вот еще! – достаю почетную грамоту – на стол ему. – И это читай!»

Прочитал, из кресла выпрыгнул, руку жмет, улыбается. Сразу вызвал своего паренька, чтобы тот чай принес. Потом расспросил, что да как. Нахмурился, озаботился, видно. Стал звонить по друзьям-приятелям да подчиненным. Словом – выведал он все. На прощание сунул мне бумажку, где его должность, фамилия и телефон, просил заходить, если надо. Да только на хрен он мне сдался, зачем я пойду к нему? Чай у него плохой, конфет я не ем, а говорить с ним тошно, зажрался мужик. Но черт с ним, я тебе сейчас про Артура твоего расскажу.

– Семен, да ты просто гений, так все провернул, – Василий Кузьмич покачал головой. – Спасибо, что ради меня стараешься. Артур все-таки – моя родная кровь, и справедливость надо воссстановить.

– Тогда слушай. Самоубийство исключено. Парня убили из пистолета «глок». Австрийский, я такие знаю, хорошая машинка. Убийца отпечатков не оставил, все основные поверхности, где могли остаться «пальчики», тщательно протерты. Ушел незамеченным – соседи никого не видели. Часы, бумажник, приличная сумма в домашнем сейфе – не тронуты. Дело ведет очень опытный следователь. Он считает, что после убийцы в квартиру проникли еще по меньшей мере два человека. То ли вместе, то ли порознь.

– Откуда это известно? – оживился Василий Кузьмич.

– Реконструировали общую картину преступления. Происходило там что-то непонятное. Вот гляди. Сначала убийца заталкивает труп в шкаф. Следующий неизвестный, не зная этого, открывает шкаф – и труп падает на пол. А затем кто-то бьет Артура, уже мертвого, тяжелым стеклянным предметом по голове. Причем осколки потом собирает и уносит с собой.

– Действительно, очень странно, – тяжело вздохнул Василий Кузьмич. – А вдруг это первый преступник сделал? Сначала ударил по голове, а после застрелил?

– Уже установлено – сначала был выстрел. А бить мертвого по голове станет только идиот. Но это еще не вся правда. Как я уже сказал, ничего не украли, однако следователь выяснил, что неизвестные что-то искали в этих электронных железяках – компьютере, мобильном телефоне и этих – тьфу! – на гадов похоже…

– Гаджетах, – подсказал Василий Кузьмич.

– Во-во, в них. Видимо, хотели найти какую-то конкретную информацию. Естественно, стали отрабатывать ближний круг. И тут выясняется, что буквально через несколько часов убили приятеля Артура, фамилия у меня записана на бумажке, я потом достану. Теперь следователь ищет связь между убийствами. И мотивы, конечно.

– А что за приятель, чем занимался?

– Занимался вот этими самыми компьютерами.

– Торговал, что ли?

– Нет, обеспечивал безопасность, так мне боров объяснил.

– Чью безопасность? – продолжал приставать Василий Кузьмич.

– Компьютеров, наверное. Не пытай меня, не знаю. Давай решим, идти мне к следователю или погодить. Я телефончик его на всякий случай у борова позаимствовал.

Василий Кузьмич пожевал губами и посмотрел в небо, как будто там был написан готовый ответ.

– Дай сообразить, – сказал он. – Следователь в лучшем случае расскажет то же самое…

– Может, сегодня еще чего новое появилось. Следствие – это ж такое дело… По крупицам, по крупицам – и собираются фактики. Ты другое скажи – мстить будем?

– Кому? – вздрогнул Василий Кузьмич.

– Убийцам, конечно. Хотя, может, твоего Артура и за дело порешили. Ты уж извини за прямоту. Они с этим парнем убитым темными делами занимались. В его доме, в деревне, нашлись записи разговоров. И там говорится, что можно хорошо заработать, разыграв гитлеровскую карту. Это мне боров на всякий случай рассказал и спросил, не знаю ли я, что имелось в виду. Я сказал, что про гитлеровскую карту я знаю одно – мы их гнали до самого Берлина и там раздавили окончательно.

Надо же – сосунки, а туда же. Гитлеровскую карту им подавай. Я вот присутствовал, когда Гитлера выкапывали. Вернее, то, что от него осталось.

– Семен, поехали к следователю. Я знаю, что по закону он не имеет права нам что-нибудь говорить или показывать, но вдруг ты сумеешь с ним договориться?

– «Сумеешь, сумеешь», – передразнил его Гнутый. – Эх, интеллигенция! Поехали уж…

Следователю была предъявлена визитка борова и весь запас фирменного красноречия от Семена Виссарионовича Гнутого. Однако следователь оказался твердым орешком, на визитку глянул уважительно, но не дрогнул, на уговоры и лесть не поддался, исторические реминисценции проигнорировал.

Тогда Гнутый пошел напролом:

– Предлагаю обмен. Ты нам даешь одним глазком взглянуть, о каких таких гитлеровцах говорили меж собой ребята, я тебе даю информацию о возможных убийцах Артура Швыряева. Послушай, я же у тебя не следственное дело прошу на ночь почитать.

Следователь был высок, худ и смотрел на мир глазами изможденного коня. В глубине этих глаз таилась маленькая искорка, которая намекала, что этот тип еще способен бить копытом.

– А вы в курсе, что обязаны рассказать мне все, что вам известно про убийство? – поинтересовался он и сплел из пальцев шалашик. – Иначе могу вас задержать и даже арестовать за сокрытие улик. Скрывать преступников – это соучастие.

– У меня однажды подследственный случайно умер, а нужен был живым, важная птица. Так меня за это генерал Абакумов – слышал про такого? – обещал сгноить в лагерях. И ничего, видишь, перед тобой сижу. У меня закалка сталинская, не перешибешь. Да и справочку я тебе от врачей любую принесу. Ясно? Поэтому предлагаю второй раз – я тебе сведения, которых у тебя нету, ты мне – разговоры убитых хлопцев.