Михаил Маковецкий - Девушки для диктатуры сионизма Страница 31

Далее Пятоев пожаловался на головную боль.

— Никак не могу понять, где Наташу искать, — пожаловался Пятоев своим товарищам после расставания с Эвенком, — Меня этот ветеран Колымского тракта меня окончательно запутал. Где держат Наташеньку? Что с ней? Чему ее обучают? Что это за организация торговцев наркотиками? Что они с ней собираются делать?

— Майор, не раскисай, — одернул его Рабинович, — наше поступательное движение вперед не повернуть вспять. Доверься колесу истории. Мы работаем, дело идет. Гришин в стане врага. Эвенк нам поможет, клянусь моими оленьими рогами. Мы уже где-то рядом ходим, почти у цели. У меня тоже такой случай был. Когда я и Люда только поженились, мы снимали комнату в многоэтажном доме на Ленинском проспекте. Естественно, в городе Москве. На первом этаже этого здания располагался магазин «Дары природы», над которым висела огромная вывеска. Как-то, поздно вечером, из квартиры над нами выпала женщина. Как в дальнейшем нам рассказали, она ударилась об букву «ы» и разбилась насмерть.

В дальнейшем, в течение многих лет, меня мучил вопрос, об букву «ы» в каком слове разбилась наша несчастная соседка. Пока этот вопрос беспокоил меня одного, на наши семейные взаимоотношения это никак не влияло. Но, с тех пор, как этот вопрос стал беспокоить и мою супругу Людмилу, причём в самое неурочное время, над нашим семейном счастьем сгустились тучи. К счастью, к нам в институт судебно-психиатрической экспертизы поступил один телепат, который обвинялся то ли в незаконной врачебной деятельности, то ли в измене родине, сейчас я уже не помню. Только благодаря нему наша семья не распалась.

— Причина вашей слабости, дети мои, в незнании, — сказал он, прочитав как-то мои мысли — в действительности дело обстояло следующим образом. Ваша несчастная соседка упала на букву «ы» в слове «Дары», после чего отскочила от асфальта и ударилась о букву «ы» в слове «природы», и, только после этого, умерла окончательно.

Мы были потрясены. Телепат разрешил нашу семейную проблему радикально. И размышлять о том, «что», да «где», да «почему» не нужно было. Пользы от этого не было ни какой, так как предугадать то, как это случилось на самом деле, было не возможно. А семья из-за этих вопросов могла распасться.

Узнав о необыкновенных способностях криминального телепата, прямой, как руки по швам, майор Пятоев очень приободрился.

— Моя жена Нина была на четвёртом месяце беременности, когда меня наградили двумя билетами в Большой театр на балет Минкуса «Дон Кихот», — по армейскому точно доложил своим друзьям Пятоев. — У Нины кружилась голова и её подташнивало. Но мы никогда не были в Большом, и поэтому пришли первыми и заняли свои места в помещении театра за сорок минут до начала представления. При исполнении адажио Нине стало дурно. Это была её первая от меня беременность, поэтому я взял Ниночку на руки и вынес из зала. В фойе Большого театра мою супругу вырвало, и ей стало легче. После чего мы вернулись в зрительный зал, чтобы успеть на свои места до окончания действия. И тут я вспомнил, что забыл, где расположены наши места. Единственное, что отложилось в моей памяти, это то обстоятельство, что выходя с Ниной в руках из своего ряда, я наступил на ногу сидящей на крайнем кресле бабушке. Я это хорошо почувствовал через кирзовый сапог и портянку, потому что именно в этом месте мне было необходимо произвести поворот направо. Опросив пять или шесть человек, мы нашли наш ряд.

— Что мы пропустили? — спросил я нашу новую знакомую, проходя мимо неё на свои места. Не смотря на плохое самочувствие супруги, я внимательно следил за ходом спектакля.

— Па-де-де, — испуганно пискнула потревоженная моим сапогом бабулька и крепче прижала заранее согнутые в коленях ноги к груди.

— Не может быть! — громко воскликнула Нина. «Падеде», с ударением на втором слоге, на уйгурском языке называется блюдо, которое готовится из бурдюка молодого барашка. Тогда я служил в Казахстане, и мы снимали квартиру у одной уйгурской семье. При этом старуха-уйгурка всегда заботливо напоминала, что падеде нужно запивать горячим чаем, потому что холодный бараний жир может свернуться в желудке и вызвать заворот кишок.

Нина, которой, за два года вынужденного общения со старухой-уйгуркой, требование, касательное горячего чая после каждого падеде, впиталось в плоть и в кровь. Поэтому она не сдержалась и строго спросила бабушку, не пила ли та только что горячий чай. После Нининого вопроса бабулька быстро свернулась в эмбриональной позе. А я со своей супругой Ниной после этого благополучно вернулись на свои места и досмотрели балет Минкуса «Дон Кихот» до победного конца.

— А вот у меня тоже случай был, — вспомнил Шпрехшталмейстер, — Мы давали феерию по замечательной сказка Шарля Перро под названием «Золушка». Как сейчас помню, премьера состоялась на арене псковского цирка в разгар посевной. В гостевой ложе сидело все городское начальство. Обычно никто кроме клоунов в цирке не говорит. А тут нас заставили и выступать, и спектакль показывать. Настоящие профессионалы на это очень обижаются. Но все смолчали, лишь один жонглер Раппопорт фортель выкинул. А отдуваться, как всегда, пришлось шпрехшталмейстеру.

Ну вот, идет феерия, вдруг, в одной из ключевых сцен, а именно в сцене встречи бабушки с волком, этот масон, голосом, поразившим публику своей силой и выражением безнадёжности, вдруг спросили волка:

— Ну и как погиб Мичурин?

Постановка, до этого строго следовавшая сюжетной канве сказке о Золушке, после вопроса жонглера Раппопорта получила совершенно иное звучание. Для маститого шпрехшталмейстера, каковым являюсь я, это было полнейшей неожиданностью. Тем более, что в феерии я играл волка. Моя растерянность не осталась незамеченной искушённым зрителем, и волк был осыпан насмешками. Впрочем, ради справедливости необходимо отметить, что если бы волк знал, что у бабушки есть такой темпераментный дедушка, он бы и близко не подошёл в тот день к зданию псковского цирка. Пока я играл на арене цирка волка, псковский олигарх домогался мою Настеньку. Меня от смертоубийства тогда еле остановили. А объявить зрителям о том, что волк ужасно расстроен безвременной кончиной Мичурина и потому на арену больше не выйдет, объявлял сам директор псковского цирка. С тех пор свою Настеньку из дома одну я уже не выпускал.

— Да, — согласился Пятоев, — в этом эпизоде директор псковского цирка показал себя настоящим боевым товарищем. За годы службы в вооруженных силах мне так же неоднократно доводилось сталкиваться с примерами братства по оружию и солдатской взаимовыручки. Могу привести пример.

Когда-то, когда я служил в Вооружённых Силах независимого Узбекистана, нас вывезли на полигон на стрельбы. Полигон представлял собой тянувшийся до горизонта участок пустыни, в центре которого рос саксаул. Пользуясь тем обстоятельством, что на меня было возложено командование подразделением, я первый зашёл за саксаул с благородной целью, среди прочего, опорожнить свой мочевой пузырь. Но едва я расстегнул портупею и спустил брюки, как, потревоженная журчанием, гюрза ужалила меня в орган, призванный, в том числе, осуществлять акт мочеиспускания. Я закричал так, что лопнула висевшая у меня на боку командирская сумка с планом учений. В это мгновение мне почему-то вспомнилось творчество великого русского поэта Ивана Семёновича Баркова (1732–1768 гг.), оказавшего колоссальное влияние как на становление современного русского языка вообще, так и на поэзию А. С. Пушкина в частности. Будучи курсантом, я перёнес гонорею, при которой мочеиспускание было болезненным, особенно по утрам. Но укус гюрзы в то же место, по степени остроты ощущений, не может идти с гонореей ни в какое сравнение.

Существует единственный метод лечения змеиного укуса. Это немедленно высосать яд из раны. Мои сослуживцы сделали для меня всё возможное, пока не прибыла квалифицированная медицинская помощь в лице нашего полкового врача Вероники Васильевны Бишкекталмудовой, которая и вернула меня к жизни окончательно.

— Вы, уважаемый майор, даже издалека похожи на человека, на которого большое впечатление произвели творчество Ивана Баркова, — отметил Рабинович, — скажите честно, «Иван Мудищев» было первым прочитанным вами до конца поэтическим произведением?

— Моё детство выпало на шестидесятые годы, когда стране с трудом хватало денег на освоение космоса и борьбу за справедливые права палестинского народа, — доложился майор Пятоев, — но наше поколение тянулось к книге.

— Шаловливыми ручонками, — со знанием дела напомнил Рабинович.

— В конце концов, авторство Баркова применительно к «Луке Мудищеву» не общепринято, — возразил, как мог, Пятоев.

— Майор Пятоев, — строго произнёс Рабинович, — Не общепринято авторство Шолохова применительно к «Тихому Дону», чтоб поднятая целина была ему пухом. На протяжении последних двухсот пятидесяти лет самой актуальной задачей популярного языкознания является укрытие от широкой публики факта влияния И. С. Баркова на вышеупомянутое языкознание. Вина Баркова состояла в том, что, будучи человеком низшего сословия, он создал современный русский язык и стоял в основе современной русской поэзии. Но формальным поводом к его забвению послужила его же лирика. Будучи по природе человеком гениальным, Барков писал стихи безупречного вкуса, глубокого такта и яркого натурализма. Именно натурализм и был поставлен ему в вину. Ивана Баркова как бы не было. Но «Лука Мудищев» был известен всенародно, и с этим что-то нужно было делать. Решение, как всегда в таких случаях, было найдено самое издевательское. Чуждый марксистко-ленинской идеологии «Лука Мудищев» был омоложен на сто пятьдесят лет и был признан рождённым в конце девятнадцатого века. Мол, больно современным языком написан. Всё согласно установкам большого мастера языкознания И. С. Сталина и строго в соответствии с теорией Ивана Петровича Павлова об условных и безусловных рефлексах. Суровая же действительность такова.