Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает Страница 36

От слов его Евдокию словно током прошило.

— Кто? — выдохнула она и присела на кончик стула.

Боб зловеще и с пафосом прогремел:

— Я-яяяя!

— Ты-ыыы?!

— Я! Я! Я! — с гордостью подтвердил Борис и растерянно тут же спросил: — Дуняша, как мне быть? Я только с тобой могу посоветоваться. Что теперь предпринять? Может, ты знаешь?

Разумеется, Евдокия не знала. Заявление брата страшно подействовало на нее: ноги задрожали, в глазах потемнело, в ушах зашумело. Она хотела много сказать, много спросить, но слова все в горле застряли. Евдокия только мычала.

Борис, не замечая ее состояния, схватил сестру за руку и потащил ее в спальню.

— Сейчас я тебе покажу, — приговаривал он, торопливо и нервно открывая дверь шкафа, — сейчас ты увидишь.

Через мгновение в руках у него оказался нож:

— Ну что?! Видишь! Кто после этого я?!

Евдокия ахнула и отшатнулась, а Борис на нее наступал, грозно помахивая точно таким же ножом, какой она видела у Ирины, у Майи, в кладовой…

— Где ты взял его? — закричала она, с ужасом пятясь от брата. — Где ты взял? Я все ножи закопала! Все! Не оставила ни одного! Как ты нашел?

Борис остолбенел:

— Что ты закопала? Где?

Евдокия опомнилась, но было поздно. Брат заставил ее сказать — не все, но кое-что. Не решаясь поминать Пенелопу, она призналась, что нашла в чулане сундук, а в нем оказались ножи.

— Ножи? Одинаковые? И один из них был у Ирины? — нервно спросил Борис.

— Да, все ножи одинаковые, — кивнула она. — И у Майи мы с Евой видели точно такой же нож.

Боб ответил:

— Я в курсе, Ева рассказывала, а дальше-то что? Что с теми ножами?

Евдокия пожала плечами:

— А ничего, я удивилась и на всякий случай от них избавилась: отнесла вечером в сквер и под липою закопала.

— Зачем? — удивился Борис.

— А зачем их в доме хранить, когда милиция точно такой же нож достала из жертвы маньяка?

— Так и было! — воскликнул Боб. — Точно, как я забыл?! И все это лишний раз мне доказывает, что я и есть тот самый маньяк!

— Да ничего это не доказывает! — пришла в себя Евдокия и, волнуясь, подумала: «Надо бы про Пенелопу брату признаться, чтобы он напраслины на себя не возводил».

Но Борис ей не дал и рта раскрыть: размахивая страшным ножом, он потащил сестру в коридор, с пафосом восклицая:

— Я! Я маньяк! Дуня! Это ужасно!

Его состояние Евдокию пугало: она знала, что болезнь обострилась, что брат фантазирует, что надо Ленечку вызывать и вязать Боба, и пичкать лекарством, уколы колоть…

— Вот, посмотри! — возбужденно кричал Борис, подтаскивая сестрицу к вешалке и остервенело запуская руку в карман своей куртки. — Вот оно, доказательство! Видишь флакон?

Евдокия, ломая голову как бы его остановить, ласково подтвердила:

— Вижу, мой дорогой, вижу. Это флакон.

— А знаешь, что в нем?

— Что, мой родной, что в нем?

— Прекрати разговаривать со мной, как с приболевшим ребенком! — взбесился Борис. — Здесь кровь! полный флакон крови! Или краски! Черт возьми! Откуда это в моем кармане? Теперь ты понимаешь?

Евдокия с испугом призналась:

— Не понимаю.

— Это я капал кровь! Это я пачкал клавиши!

— Зачем? — пятясь, спросила она.

— А вот не знаю, — опустив руки, уже спокойно ответил Борис. — Рассудок мой помутился. Сам не ведаю, что творю. И это страшно, Дуняша, страшно, — с пугающей вялостью признался он. — Передать тебе не могу, как ужасно не быть хозяином собственному телу, своим рукам и ногам. Как подумаю, что я убиваю, в петлю, в огонь, в воду… Куда угодно захочется, лишь бы не жить.

Глава 28

Безысходность брата передалась Евдокии — она пришла в ужас и мгновенно восстала.

— С чего ты маньяк? — закричала она, нервно забегав по коридору. — Флакон, полный крови? Ерунда! Что с того, что флакон? Да его кто угодно мог тебе подложить!

«Пенелопа и подложила!» — мысленно решила она и с убежденьем заключила:

— Маньяк хитер и затейлив. Он игрушки играет. Его творчество — зло. И зло — его творчество. Внешнему я не верю. Верю только тому, что внутри, а внутри у тебя нет маньяка. С каких своих ощущений ты маньяком себя посчитал? Что у тебя внутри? Только добро. Братик мой дорогой, ты же самый лучший на свете. Где они, доказательства? Сам подумай, с чего ты маньяк? Ты святой!

Уговаривая задумчивого и застывшего столбом Бориса, Евдокия ни на секунду не оставляла его в покое. Она дергала его за руки, тормошила — наконец он взорвался и закричал:

— Черт возьми! Не трогай меня! Отойди! Не маньяч перед глазами!

— Не маяч, — машинально поправила Евдокия.

— Да, не маяч, — согласился Борис. — Лучше присядь и хорошенько меня послушай.

Евдокия послушно присела на табурет, он же с жаром воскликнул:

— Где доказательства — хочешь ты знать? Пожалуйста, есть доказательства. Я, как никто, вижу себя изнутри и могу с очевидностью полной сказать: я не такой как все!

— А какой? — испуганно выдохнула Евдокия.

— Я маньяк! Настоящий маньяк!

Евдокия снова вскочила и, заметавшись по комнате, начала причитать:

— О господи! Как такое возможно? Мама моя дорогая! С чего вдруг мой брат — маньяк?

— А с того! — с ожесточенным напором воскликнул Борис. — Сама посуди, кто я такой?

— Кто ты такой?

— Я не лгу! Не хитрю! Не ворую! Одеяло на себя не тяну! И не завидую! И не возношусь над другими! Денег совсем не ценю! В долг не беру, но даю и назад никогда не потребую! Я матом совсем не ругаюсь! О женщинах пошлостей не говорю! Всех людей уважаю! Благодарность имею! Добро ценю! Верю в мужскую дружбу! Верю в любовь! Верю в высшую справедливость! И в честность нашего государства! И при этом мне уже 26! И я почему-то не тряпкой, мужчиной считаю себя! И все с этим согласны! Так кто я по-твоему, если не полный маньяк?

Из перечисленного все было так — Борис нигде не сгустил и не преувеличил. Евдокия зашла в тупик. Жизненный опыт ей говорил, что имея такие качества выжить в России практически невозможно (других она стран не знала), но Борис продолжал как-то жить. И порядочностью своей он пробивал иногда неприступные крепости…

Правда, чаще сворачивал с прямого пути в закоулки, ведущие совсем не к вершинам. — К оврагам бесславия и нищеты те закоулки вели. Имея образование, ум, таланты, энергию и чистую душу Бориса, должно бы пользу отечеству приносить, а не прозябать на задворках безделия. Назвать делом то, что доверило общество брату, Евдокия никак не могла и впервые оценила трагедию Боба.

«Мама моя дорогая! — ужаснулась она. — Бог дал ему столько силы, ума и таланта, что хватило бы на весь мир, но нигде это не пригодилось! И он, бедненький, все это понимает, и как-то должен с этим мириться! Точно, не выдержал Боб! С ума он сошел!» — сделала единственно верный вывод потрясенная Евдокия и закричала:

— Надо срочно тебя лечить!

— Очень надо, — согласился Борис и потащил сестру к выходу.

— Куда мы идем? — спросила она.

— Сейчас узнаешь. Надеюсь, ты на машине?

— Да, да, — кивая, ответила Евдокия, и по телу ее прошел мороз.

— Не возражаешь, если я сяду за руль? — спросил Боб, первым выскакивая из подъезда, хотя раньше он женщин всегда вперед себя пропускал.

— Да-да, конечно, садись, — ответила Евдокия, решив теперь всегда с ним соглашаться.

Соглашаться, причем, без лишних вопросов.

«Вопросы могут его возбудить», — опасалась она.

Хотя внешне казалось, возбуждать Боба больше и некуда, Евдокия считала, что резерв природа оставляет всегда. Именно поэтому она согласилась ехать в любом направлении, а потом согласилась покинуть машину и подняться к квартире покойной Ирины Латыниной. Когда они подошли к ее двери, Борис достал из кармана связку ключей и начал попеременно совать их один за другим в замок.

Евдокии хотелось спросить: «Что ты делаешь?!» Но она героически промолчала. Борис ничего не объяснял, а лишь приговаривал:

— Сейчас-сейчас, сейчас все увидишь сама.

Евдокия действительно вскоре увидела как одни из ключей послушно провернулся в замке, и дверь открылась. Но, против ее ожиданий, Борис не вошел в квартиру Ирины. Закрыв на ключ дверь, он зло ухмыльнулся и подал команду:

— За мной!

И потащил Евдокию в машину. На этот раз он зарулил в зеленый двор Майи. У дверей ее опустевшей квартиры произошло то же самое: Борис достал связку ключей и, покопавшись, открыл и этот замок.

— Видишь, что делается, — с чудовищным торжеством изрек он и опять потащил Евдокию в машину.

Там он потряс перед ее носом связкой ключей и сообщил:

— Здесь ключи от квартиры Евы, и от вашей квартиры. Заметь, Ева мне ключ не давала. Сегодня я видел сон, очень странный. Не стану весь пересказывать, но был в нем один эпизод…

Подумав, Борис усмехнулся: