Елена Логунова - Суперклей для разбитого сердца Страница 37

– Давайте выйдем на свежий воздух, у меня к вам приватное дело!

– Покурим? – по-своему понял меня Микки.

Он протянул руку, и девица-дикобразиха перебросила ему сигаретную пачку. Цукерман ловко выхватил ее из воздуха, заправил в угол длинного рта сигарету, и мы вышли на крыльцо.

– Михаил, у меня к вам деликатное дело, – начала я, отказавшись от любезно предложенной мне цигарки. – Не знаю даже, как начать…

– С начала! – ухмыльнулся Микки.

Я покосилась на открытое удивленным взорам прохожих смелое слово «Херская» и решила чуток подправить расхожую легенду о «Хельге» в зеленке. Добавлю-ка я в этот рассказ немного специфического колорита…

– Ладно! – решилась я. – Надеюсь, вы меня поймете… В общем, если начинать с начала, то я должна признаться, что я лесбиянка!

Я выпалила это «признание» и сама испугалась сказанного, даже заозиралась по сторонам, не услышал ли кто, как я сама себя оговорила. Зато в черных глазах предводителя гомосексуалистов М. Цукермана, как я и рассчитывала, загорелись огоньки сочувствия.

– Вы же знаете, что наше общество в целом относится к сексуальным меньшинствам без одобрения и симпатии, – сокрушенно зачастила я. – Вот и у нас с моей подругой были трудности со съемом квартиры. Как только хозяева жилья начинали подозревать, что мы не просто девушки-подружки, студентки-однокурсницы, нас просили съехать. Это повторялось несколько раз, пока мы не сняли квартиру у одной славной старушки. Она, кажется, вообще не подозревает о существовании однополой любви, поэтому требует только, чтобы мы своевременно платили за квартиру и содержали жилье в чистоте и порядке. А мы, так уж вышло, непоправимо испортили бабушкин любимый шкаф!

– А что вы делали со шкафом? – живо заинтересовался Микки.

– Мы использовали его в своих любовных играх! – зажмурившись от собственной смелости, выпалила я. – И ненароком облили его зеленкой, которая не смывается, так что полированный шкаф весь покрылся некрасивыми пятнами…

По лицу крепко озадаченного Цукермана было видно, что он вовсю пытается придумать энергичную любовную игру, кульминация которой выражается в орошении полированного шкафа раствором бриллиантовой зелени. Предвидя нежелательные вопросы, я поспешила перейти к сути дела:

– Если мы потихоньку не заменим этот испорченный шкаф на другой, такой же, бабка рассердится и выгонит нас с квартиры. Тогда у нас с подругой снова начнутся проблемы с местом жительства, – я шумно перевела дыханье и продолжила: – Мне удалось узнать, что такой шкаф, какой нам нужен, был у вашего дедушки, композитора Михаила Цукермана. Скажите, пожалуйста, этот шкаф еще цел?

В ожидании судьбоносного ответа я затаила дыханье.

– Дедушка вроде не использовал шкафы в любовных играх! – не без ехидства ответил Микки. – У него для этого бабушка была… О, я знаю, вам нужно поговорить с маман!

– С вашей мамой? – уточнила я. – А как бы мне с ней поговорить? Где она?

– Сейчас? – он зачем-то посмотрел на часы. – Сейчас, наверное, она уже катит в аэропорт. Маман сегодня в три пятнадцать улетает в Вену, на Европейский конгресс феминисток.

Я догадалась, что активную жизненную позицию Микки Цукерман унаследовал от маменьки.

– Еще есть время, я перехвачу ее в аэропорту! – загорелась я. – Скажите, как мне ее узнать?

– О, это очень просто! – Микки весело засмеялся. – Найдите в толпе женщину, которая собственноручно тащит тяжелый чемодан, гневно ругая мужчин, осмелившихся унизить ее предложением помощи. Это и будет моя маман – Рита Цукерман.

Чудесная рифма «Маман – Цукерман» крутилась у меня в голове все время, пока я в такси, пойманном прямо на углу Зеленой и Лермонтова, летела в аэропорт.

Микки оказался прав: Риту Цукерман я нашла легко и быстро. Когда я быстрым шагом вошла в зал международных рейсов, там вовсю кипели феминистские страсти. У стойки регистрации черноволосая кудрявая дама, похожая на задиристого пуделя, громко распекала красного, как томат, мужчину солидной профессорской наружности. Рядом с ним стояла, испуганно хлопая ресницами, симпатичная блондинка.

– Поцеловав этой даме руку, вы позволили себе неполиткорректное поведение! – горячилась брюнетка. – Вы дали ей понять, что она всего лишь женщина, чем унизили ее человеческое достоинство!

На табло уже светились буквы, складывающиеся в объявление о начале регистрации на рейс Екатеринодар—Вена, поэтому я не стала дожидаться, чем кончится этот спектакль. Вспомнив то немногое, что я лично знаю о современном феминизме, я протиснулась к мадам Цукерман, горячо пожала ей руку и объявила:

– Вы молодец! Мы должны выступать против всего, что унижает женское достоинство! Против подчиненного положения в доме, против ущемления профессиональных интересов, против нежелательных сексуальных домогательств и против культа женской сексуальности! – Выпалив эту фразу, я про себя порадовалась тому, что с утра оделась без всяких претензий на кокетство, в джинсы и простую белую футболку.

– Феминистка? – Рита Цукерман тут же переключила свое внимание на меня. – Мы знакомы?

Я проводила взглядом испуганную блондинку: она прошла за стойку, согнувшись под тяжестью чемодана. Мужчина профессорской наружности семенил рядом, не смея в присутствии агрессивной феминистки Цукерман помочь своей даме с транспортировкой багажа.

– Я знакома с вашим сыном, Михаилом! – ответила я, вернувшись взглядом к мадам Рите. – Это Микки посоветовал мне обратиться к вам с моей проблемой. Она частная, но имеет, как мне кажется, некоторое общественное значение. У вас есть минутка, чтобы меня выслушать?

– Без меня не улетят! – ответила Рита, демонстративно перемещаясь в самый хвост очереди на посадку.

Я была уверена, что она права: кого-кого, а эту крикливую даму работники аэропорта собственноручно затолкают в самолет, лишь бы она улетела куда-нибудь подальше! А если авиаторы осмелятся поднять самолет в воздух без пассажирки Цукерман на борту, с Риты станется пуститься вслед за лайнером на помеле! Она будет лететь параллельным курсом, заглядывать в иллюминаторы, клеймить летчиков за сексизм и требовать ответа на вопрос: почему это среди пилотов нет ни одной женщины?!

– Я вас внимательно слушаю!

Я очнулась от несвоевременных фантазий, стерла с лица улыбку и рассказала мадам Цукерман очередную сказку собственного сочинения (мамуля могла бы мной гордиться!). Мол, я молодой и талантливый дизайнер по интерьеру. Фирме, в которой я работаю, недавно предложили очень интересный оформительский проект, вполне соответствующий моим способностям и возможностям. К сожалению, мой шеф, жутко косная личность, считает, что надежнее будет поручить это ответственное задание не мне, девушке, а дизайнеру-мужчине.

– Это же дискриминация! – возмутилась Рита.

– Конечно, дискриминация! – согласилась я. – Вот я и решила попытаться обойти моего конкурента-мужчину! Узнала, что среди предметов обстановки, на которых заказчик настаивает в обязательном порядке, есть один довольно редкий экземпляр: немецкий посудно-книжный шкаф «Хельга». Я поговорила со своим шефом и убедила его согласиться на такое условие: кто из наших дизайнеров сумеет первым найти этот редкий шкаф, тот и получит право на выполнение всего заказа!

– Вы умница! – горячо одобрила меня Рита. – Так и надо с этими узурпаторами-мужчинами: не уступать им ни пяди, бороться до последнего!

– Именно до последнего, – пробормотала я. – Рита! Последний в нашем городе шкаф «Хельга» принадлежал вашему отцу, Михаилу Цукерману!

– Ах, так это папин музейный шкаф?

За разговором я не заметила, что мы уже приблизились к стойке.

– Что, шкаф попал в музей вместе с коллекцией? – испугалась я.

Грабить музеи – это нехорошо, а у меня, похоже, не будет другого выбора! Если выяснится, что последняя «Хельга» стоит где-нибудь в Эрмитаже, я буду штурмовать Эрмитаж!

– А, так вы знаете про коллекцию? – обрадовалась Рита.

Я кивнула, в отчаянии понимая, что мы не успеваем закончить разговор. Рита уже проходила регистрацию, ее чемодан поплыл по конвейеру. Все, я осталась в зале одна!

– Двести сорок пять, сорок пять, сорок пять! – донесся до меня громкий голос мадам Цукерман.

Сначала я подумала, что она озвучивает таможенникам какие-то цифры своей декларации. Может, боевая Рита вывозит за границу кучу наличных денег? 245 тысяч 45 долларов и 45 центов на организацию борьбы за права угнетенных женщин?

Внезапно до меня дошло, что мадам Цукерман оказалась гораздо сообразительнее меня и нашла способ продолжить наш разговор. Она сообщила мне номер своего мобильного телефона!

Дрожащими от нетерпения пальцами я настучала по кнопочкам своего сотового легко запомнившийся номер и через пару секунд услышала в трубке незабываемый голос Риты. Как ни в чем не бывало она продолжила: