Иоанна Хмелевская - По ту сторону барьера Страница 38

Серьезно и всесторонне обдумав мое предложение, ответственный работник нотариата признал мою правоту и важно кивнул, соглашаясь с моими доводами. Сообщил мне адрес парижской квартиры Луизы Лера и передал ключи от нее. А потом задал мне неожиданный вопрос:

— Не сочтите меня бестактным, но вы сами, мадам, завещание уже написали?

Очень глупо было признаваться, что не написала, но я привыкла говорить правду. Да и когда было писать? Время после кончины мужа пролетело незаметно, к тому же все эти годы я была занята приведением в порядок оставшихся после мужа дел и сама пока не знала, каким имуществом я располагаю. Тут вот еще прибавилось новое имущество. Перед поездкой в Париж я толком не знала о прадедушкином состоянии и все ли оно достанется мне. Так что же мне было перечислять в своем завещании? Не говоря уже о такой мелочи, что я просто не знала, кого сделать моим наследником.

Детей у меня не было, родных братьев и сестер не осталось, прочие же родственники... У батюшки был родной брат, он давно скончался, не оставив наследников. Правда, живы две старшие сестры матушки, но у них тоже нет детей и теперь вряд ли будут. Найдутся, если хорошо поискать, какие-нибудь дальние родственники, но пока я не задумывалась о наследниках и среди дальних родственников не проводила изысканий. По-моему, причина ясна: я на себе еще не поставила крест, надеюсь, что будет у меня и муж, будут и дети.

Однако обозначить в завещании наследниками гипотетических мужа и детей нельзя, это я понимала. Если же сейчас составлю завещание на кого-нибудь из родни, оно сразу потеряет силу, как только я выйду замуж. Так чего же требует от меня поверенный?

Я уже не говорю о таких деталях, что понятия не имею, что должна обозначать в завещании, составленном в двадцатом веке, я, явившаяся в эту жизнь из девятнадцатого.

Пришлось притвориться растерянной, по возможности достоверно изобразить благодарность предусмотрительному нотариусу и сожаление о собственном легкомыслии и пообещать в ближайшее же время, обдумав все, обратиться к нашему фамильному нотариусу, то есть месье Дэсплену, с просьбой оформить по всем правилам (естественно, современным) мое завещание. Нотариусу ничего не оставалось, как удовлетвориться моим обещанием и оставить наконец меня одну в кабинете покойной экономки.

Я лихорадочно, не теряя времени, принялась за поиски. Искала сама не зная что. «Принеси то, не знаю что»... Но уж очень хотелось порыться в бумагах кабинета мадемуазель Луизы, вот я и рылась, как ошалелый терьер. С бумагами разобралась без особого труда, хотя орфография за столетие изменилась. В конце концов, читать-то я умела...

А вот кучка предметов, отобранных полицией. Немного драгоценностей, впрочем не слишком дорогих, если это все — в алчности покойную не обвинишь. Удивляла среди этой кучи старательно подобранных, хоть и скромных украшений отдельно взятая серьга. Одна! Она была в виде звездочки, небольшая, с маленьким алмазиком в центре. Естественно, я тут же примерила находку и даже посмотрелась в зеркало. Мне не очень к лицу.

Взяв сережку в руки, я внимательно ее оглядела, потому что мне вдруг показалось — видела я уже где-то такую. Потом сообразила — и не раз видела, сейчас такие серьги в моде, видела их и на людях (в том числе и на мужчинах, идиотская мода!), и просто в продаже.

В буфетной я провела битых два часа и осталась очень недовольна. Не нашла я там ничего интересного, а главное — ни одной фотографии.

* * *

Конференцию я устроила в своих новых апартаментах, пригласив на нее Гастона и Романа. Попросила консьержку[10] приготовить нам обед, а прислуживала ее молоденькая дочка.

Роман, как обычно, был просто нашпигован новостями.

Начал он с главного.

— Ну, во-первых, полиция уже со всей достоверностью установила, что в момент убийства Луизы Лера и мадам графиня, и я находились в Секерках, за тридевять земель от Монтийи. Да к тому же завещание покойной делает мадам графиню ее наследницей. Мадам графине это уже известно?

Я-то знала, а вот Гастон впервые услышал об этом и был поражен.

— Разрази меня гром! Чего только в жизни не бывает!

— Знаю, знаю! — нетерпеливо подтвердила я. — И что? Чем свою достоверность полиция мотивирует?

Мне и в самом деле было жутко интересно, что же делала я в своих Секерках в этот критический день. Разумеется, я помнила выдумку о Собутке, которую вынуждена представить Эве как доказательство. Собутку я не выдумала, она и в самом деле приходилась на тот день, но не такое уж это событие, чтобы в настоящие дни широко отмечалось в Польше. Так я думаю. И вряд ли дотошных польских полицейских удовлетворил бы наш народный фольклор. Тогда что же? Черт побери этого Романа, как ни в чем не бывало принялся за обед, не видит, что ли, я просто сгораю от любопытства?

Роман сжалился и неторопливо стал объяснять, не прерывая приема пищи:

— Ведь графиня не может не согласиться — она первая подозреваемая, раз Луиза Лера считалась законной супругой графа Хербле. К счастью, в Секерках все прекрасно помнили тот день, когда в Монтийи убили экономку. Ведь накануне вечером группа преступников совершила набег на стройку по соседству, так что с самого утра во всей околице кишмя кишели глины[11]. Всех опрашивали и протоколы составляли. Так пани это помнит? — безжалостно, я бы сказала — подчеркнуто настырно обратился ко мне Роман.

В присутствии Гастона мне не оставалось ничего иного, как подтвердить — конечно, помню. А на самом деле я опять впала в панику и не могла собраться с мыслями. Кивнула, ибо говорить была не в состоянии.

Разумеется, я помнила, что случилось в ночь на Собутку, только когда это было? Больше ста лет назад. Неизвестные злоумышленники в эту праздничную ночь взломали двери дома крупного помещика, нашего соседа графа Торчинского, рассчитывая, что дом пуст, все гуляют на реке и в лесу. Но граф оказался дома и, героически выскочив с каким-то старинным ружьем (он был большой любитель старинного оружия), оглушительно пальнул несколько раз. Нападающие в панике сбежали, а на следующий день и в самом деле у нас было полно жандармов и полицейских. Неужели происшествие столетней давности эхом отозвалось в наше время? Возможно ли такое?

Роман удовольствовался моим кивком и продолжал:

— У французской полиции создалось твердое мнение — из наших никто в тот день никуда не отлучался, все оказались на месте, что глины и запротоколировали по всем правилам. Идеальное алиби!

— А не заподозрили ли французы кого-нибудь из ваших здешних приятелей или вообще родственников покойной? — живо поинтересовался Гастон.

— Таких не нашлось. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Я имею в виду тот факт, что последний год пани графиня провела как на сковородке. Не в обиду будь сказано, вроде бы вела уединенный образ жизни, а одновременно у всех на виду. Графиню не могут заподозрить в том, что наняла платного убийцу, чтобы прикончить эту экономку. Ну, во-первых, контакты ее с парижским прадедушкой прекратились уже несколько лет назад, да и что такое имущество экономки по сравнению с богатством графа? Даже если пани не знала, что и без того унаследует все имущество несчастной.

— И что? — прорвался у меня голос.

— И полиция переключилась на шантаж.

Тут Гастон кивнул.

— И правильно делают! Мартин Бек кое о чем мне проболтался, а я для себя сделал выводы. Вспомните свидетельство о браке! Устраняя болтливую сотрудницу загса, экономка наверняка воспользовалась чьей-то помощью, я лично верю в показания клошара. А поскольку тут помирает твой прадедушка, помощнику не остается ничего другого, как ее шантажировать. И если это она выстрелила из старинного пистолета...

— Она! — подтвердил Роман. — Проверили, и, хотя прошло много времени, следы пороха на ее ладони обнаружили.

— Ну так сообщник испугался — второй раз она может и не промахнуться, набросился на нее, защищая собственную жизнь, бедолага упала и так ударилась затылком, что испустила дух.

Вот и получилось — сам же прикончил курицу, которая несла бы ему золотые яйца.

— А как же любовь? — протестующе вмешалась я, поскольку романтический вариант был мне больше по душе.

— Любовник экономки мог быть не причастен к убийству, теперь затаился, что ему остается?

— И вполне мог оказаться этим самым ее убийцей, — безжалостно высказался Роман. — Во всяком случае, его ищут.

Я позволила себе раскритиковать действия французской полиции. Недаром столько за эти дни прочла книг о преступлениях и просмотрела бессчетное количество фильмов.

— Плохо ищут! Во всяком случае, полиция проигнорировала очень, на мой взгляд, важный предмет, который помог бы им его искать.

Оба моих собеседника вопросительно уставились на меня, и я продемонстрировала обнаруженную мною сережку. Ведь она могла быть и мужской? Вот во время нашей беседы мне и пришло в голову, что она могла принадлежать убийце. Я даже немного возгордилась — вот, оказывается, какие во мне кроются способности детектива, никогда бы не предполагала...