Наталья Александрова - Капкан для маньяка Страница 4

Скандал в больнице Ольга устроила страшный. Газету закрыли – Никита сделал пару звонков, и на газетенку наехали по очереди санэпидемстанция, пожарные и собственно «крыша». Все сразу никакая организация не выдержит. Заметку в общем-то никто не успел прочитать, но Никита страшно разозлился и орал на Ольгу, а потом две недели не давал денег. Так что теперь Ольга была с матерью очень осторожна.

– Я собиралась заехать сегодня, мама.

– Ну, если тебе некогда, то я не настаиваю, – обиженно протянула мать. – Но могла бы поддержать меня, потому что сегодня такой день…

– Какой день? – Ольга не сумела скрыть раздражения.

– Сегодня мне очень плохо, потому что пришло письмо.

И поскольку Ольга молчала, мать продолжила без прежнего надрыва в голосе:

– Пришло письмо от твоей сестры. В нем говорится о смерти твоего отца.

– Хорошо, мама, я заеду вечером, – быстро ответила Ольга.

Соглашаться на вечер было ее ошибкой, поняла она, когда открыла своим ключом дверь материнской квартиры. Получив письмо утром, мать за целый день успела подготовиться. И теперь Ольга, войдя в комнату, изумленно застыла на пороге.

Зеркало было завешено тонкой материей. Сама мать сидела на диване, обложившись подушками, в черном платье и черной косынке, повязанной по самые брови, так что волосы совсем не были видны.

– Что случилось, мама?

– Ты что, не поняла? – нервно отозвалась мать. – В семье покойник. И потом, почему ты опоздала? Я думала, ты будешь к шести.

– Я сказала – вечером. А точное время не назвала, – терпеливо возразила Ольга.

– Вот именно, я ждала.

Ольга поняла: мать приготовилась заранее, чтобы получился соответствующий эффект. Ольга все не шла, и матери надоело сидеть этаким чучелом.

– Ну хорошо, так что там с письмом? – миролюбиво спросила Ольга, подсаживаясь к матери на диван.

Мать вытащила откуда-то из-под себя помятый листок бумаги.

– Там трудно разобрать. Потому что, когда читала, я плакала, – сообщила она.

Ольга низко наклонилась над письмом, чтобы скрыть злую улыбку: письмо было написано шариковой ручкой, такие строчки от слез не расплываются. Да полно, слезы ли? Она отогнала от себя видение: мать сидит над письмом и капает на него водой из пипетки. Нет уж, что-что, а плакать по заказу ее мать всегда умела.

– Читай вслух, доченька!

Ольга поморщилась от фальшивых ласковых нот в голосе матери и медленно прочитала:

«Здравствуйте, мама!

Прошу простить меня за печальные вести, но я должна сообщить вам, что двадцатого апреля этого года умер мой отец и ваш муж Синицын Георгий Петрович. Он скончался в больнице, где лежал до этого месяц. Диагноз – инфаркт, хотя до того, как первый раз попал в больницу, он на сердце никогда не жаловался. Похоронен он на Строгановском кладбище, в нашем городе оно единственное.

Еще раз простите за горестную весть, но я решила, что вы должны об этом знать. Передайте также, если сочтете нужным, это моей сестре Ольге.

Надеюсь, что вы обе находитесь в добром здравии.

Лена Синицына».

По окончании чтения мать всхлипнула и поднесла к глазам черный же (откуда она его только выкопала?) кружевной платочек.

– Бедная, бедная моя девочка! Одна там. Совсем одна!

– Почему ты думаешь, что она там совсем одна? – возразила Ольга. – У нее вполне могут быть муж и дети.

– Откуда у тебя этот равнодушный тон? – вскричала мать. – Ты только что прочла о смерти собственного отца и не проронила ни слезинки!

Ольга закусила губу и, чтобы не наговорить лишнего, стала внимательно разглядывать письмо. Написано четким почерком, без помарок и ошибок. Лишнего ничего не сказано. Тон письма весьма сдержанный, даже скорее официальный. Понятно, она не знала, куда пишет, кому. Возможно, письмо прочитали бы совершенно посторонние люди. Скорее всего, она долго раздумывала, как написать, сделала черновик. Пишет, что отец скончался двадцатого апреля, а на письме дата – второе мая. То есть похоронили, поминки справили, и только потом она написала, чтобы не заподозрили, что денег просит. Гордая, значит, сестричка!

Ольга спокойно отметила, что при слове «сестра» в ее душе ничего не шевельнулось. Мать смотрит с упреком во взоре. А кто, интересно, все это устроил?

Ольга вспомнила, как в детстве они все жили вот в этой квартире – мать, отец, она и маленькая сестренка Лена. Но та появилась потом. У них с Ольгой была большая разница – семь лет. В воспоминаниях самого раннего детства родители все время ругались. Отец очень громко кричал на мать. А та отвечала ему визгливым голосом. Потом Ольга помнит, как они с матерью долго ехали в поезде, потом жили в маленьком городе у родственников и тетка там все в чем-то мать упрекала, а мать отругивалась.

Позднее Ольга расспрашивала мать об этом периоде, та сказала, что больше не могла жить с этим человеком, он иссушил ее сердце – мать любила красивые обороты. А потом он приехал за ней и на коленях умолял ее вернуться. По иной версии, Ольге подошло время идти в школу и надо было ехать в большой город, чтобы дать ребенку приличное образование. А скорее всего, мать все же вняла теткиным уговорам и, поглядев вблизи на жизнь в провинции, сообразила, что лучше жить с нелюбимым мужем, но в большом городе в трехкомнатной квартире, чем вообще без мужа и в двухэтажном деревянном домике на шесть семей с общей кухней и удобствами во дворе.

Так или иначе, они вернулись, и через год родилась Ленка – маленькое орущее существо. Родители немного отвлеклись от скандалов, Ольга пошла в школу, а через три года отец забрал сестру и навсегда исчез из жизни матери и Ольги. Ольге тогда было десять лет, но потом она несколько раз задавала матери прямые вопросы.

– Почему вы расстались? – спрашивала она.

– У этого человека страшно тяжелый характер, – отвечала мать.

– Почему нас поделили?

– Потому что он любил твою сестру больше, чем тебя.

– Почему? – не отступала Ольга.

На этот вопрос она каждый раз получала разные ответы.

– Я никогда его не любила, – говорила мать, округляя глаза, – я всю жизнь любила одного человека, ты – его дочь.

– А зачем же ты вышла за отца? Ты его обманула?

– Он знал обо всем и на коленях умолял меня выйти за него замуж! – восклицала мать, прижав руки к груди.

В следующий раз она утверждала:

– Он нарочно украл мой паспорт и не отдавал его, пока я не пойду с ним в загс!

Со временем, когда Ольга достаточно выросла, мать немного изменила первоначальную версию:

– Он заманил меня, невинную девушку, напоил и взял силой. Что мне потом было делать, когда под сердцем стучалась ты? – Мать всегда любила выражаться красиво.

Ольга махнула рукой на расспросы, ей это стало неинтересно. Она занялась своей жизнью – учебой, поклонниками. Мать тоже пыталась несколько раз выйти замуж, но каждый раз до конечного результата дело не доходило: то в последний момент оказывалось, что кандидату в мужья просто негде жить и он жаждал прописаться в их удобной трехкомнатной квартире, то у очередного поклонника обнаруживалась престарелая мамаша, к которой он был страшно привязан, а она заочно невзлюбила будущую невестку, – словом, каждый раз, пока рядом с ней находился мужчина с цветами и конфетами, прилично одетый и чисто выбритый, мать была счастлива. Но как только доходило, так сказать, до дела, то есть появлялась серьезная угроза, что в их уютной чистенькой квартирке появится большое неряшливое ворчащее существо, которое надо будет кормить, обстирывать и вообще всячески ублажать, все мечты матери о замужестве сходили на нет.

С отцом, а тем более с сестрой, они не поддерживали никаких отношений. Ольга была мала и не успела привыкнуть к отцу, тем более что он ею совершенно не занимался, поэтому разлуку перенесла безболезненно, а расспрашивала мать просто потому, что не любила никакой недосказанности. Они прекрасно существовали раздельно. И совершенно незачем было матери сейчас лить крокодиловы слезы.

Матери действительно надоело изображать безутешную скорбь, и косынка лезла на глаза, поэтому она тяжело вздохнула и откинулась на спинку дивана.

– Что же делать, что делать? – бормотала она.

– А что ты собираешься делать? – удивилась Ольга.

– Но ведь он умер!

– Ну и что? – против воли в душе Ольги поднималось раздражение на лицемерие матери. – Почему ты так сокрушаешься о смерти человека, с которым не делала попытки увидеться двадцать шесть лет? И, судя по твоим рассказам, он не заслуживает, чтобы о нем плакали.

– Тише, тише! – Мать испуганно перекрестилась, что окончательно вывело Ольгу из себя. – Он может услышать, его душа…

– Послушай, он умер почти месяц назад, совершенно незачем завешивать зеркало! И умер не здесь, и она, его дочь, давно его похоронила. Кстати, ты собираешься отвечать ей на письмо? Обратный адрес есть.

– Мне очень больно. – Мать отвела глаза.