Дороти Кэннелл - Свистопляска с Харриет Страница 45

Я понимала, что завелась настолько, что сам святой Этельворт мог бы потерять терпение, но остановиться не могла. Напряжённое ожидание, когда же наконец откроется дверь, выводило меня из себя. Даже Бен согласился, что прошла уже целая вечность и миссис Блум могла бы быть порасторопнее. Только я открыла рот, чтобы предложить выбить дверь, как раздался скрип петель и мы нос к носу очутились с миссис Блум. Это была высокая, тощая и костистая дама. Её лицо могло испугать даже самого отчаянного смельчака, который, беззаботно насвистывая, прогуливается по кладбищу в ночь на Хэллоуин.

– Мистер и миссис Хаскелл? Входите! (Гул пылесоса, подавившегося крупным мусором, звучит, по-моему, гораздо приятнее её голоса.) А я всё гадала, когда же вы наконец объявитесь. Вытрите ноги о коврик! Ни к чему тащить сюда всю грязь с улицы. Вот так!

Мы с Беном послушно заскребли ногами о видавший виды коврик. Миссис Блум с треском захлопнула дверь и проследовала в холл. Неровный пол из сосновых досок скрипел при каждом шаге, сквозь слабый запах плесени угадывался деревянный аромат бочонков с бренди. Воображение услужливо нарисовало, как тёмной ночью контрабандисты вкатывают бочонки в дом, освещая дорогу керосиновыми лампами. Но я не стала поддаваться очарованию древности.

– А почему… Так вы нас ждали? – спросила я спину миссис Блум.

– Вам разве не передали? – Хозяйка свернула в узенький коридорчик, освещаемый крошечной тусклой лампочкой.

– Что не передали?

– Мои слова. Я ведь беседовала с этой вашей миссис Мэллой.

– Мы её не видели. – Моё сердце колотилось так, будто под дверями гостиницы собралась вся королевская рать и требует её впустить. – Что вы хотели сообщить нам, миссис Блум?

– Мистер Саймонс появился здесь около часа назад. Стоило мне открыть дверь, и он буквально ввалился в дом. Ваш отец едва держался на ногах и не мог связать двух слов. Сколько я ни принюхивалась, но запаха спиртного так и не почувствовала, и тем не менее ваш родитель, миссис Хаскелл, был пьян! – Всё это миссис Блум выпалила на одном дыхании. – Повинуясь христианскому долгу, я отвела мистера Саймонса в заднюю комнату, чтобы он не попался на глаза моим постояльцам. Не хватало только объяснять, что я вовсе не якшаюсь с запойными пьяницами. У меня как-никак приличное заведение. Словом, я уложила вашего отца на диван, а сама отправилась звонить в Мерлин-корт. Когда же вернулась, мистер Саймонс принялся бормотать, что прибыл встретиться с семейством Хопперов, которые живут в моём пансионе. Разумеется, я не стала тревожить этих почтенных людей. Постояльцам прежде всего требуются тишина и покой, а не компания забубённых пьянчужек! Так и знайте, миссис Хаскелл!

Она распахнула дверь, и тут подал голос Бен.

– Мой тесть вовсе не пьяница, миссис Блум, – сердито сказал он. – Я уверен, что вы просто ошиблись.

– Не пьяница, говорите? А нос у него как у пьяницы! – Скорбное лицо миссис Блум ясно давало понять, что красный нос – верный признак алкоголизма. – У моего дяди был такой же, и вовсе не потому, что он поливал томатным соусом яичницу с беконом.

– Сегодня холодно, – натянуто ответила я. – Полагаю, что мой нос тоже покраснел.

– Всему виной бренди! В конце концов выпивка свела дядю Джорджа в могилу.

Сказать, как мало общего между её покойным дядей и моим отцом, я не успела, поскольку внезапно вспомнила, что с тех пор, как папа объявился в Мерлин-корте, мы регулярно вливали ему в глотку бренди. Взгляд Бена ясно говорил, что он думает о том же. Пришлось проглотить возражения и следом за миссис Блум войти в маленькую и тёмную комнатёнку.

На окнах висели дырявые пыльные шторы из красного бархата, мебель вся как на подбор была колченогая и кривобокая, из дивана во все стороны торчали пружины.

Между пружин торчали папины ноги.

– Оставляю вас с этой заблудшей душой! – Миссис Блум повернулась, чтобы уйти, но тут вспомнила о своём христианском долге. – Наверное, надо бы угостить вас кофе. Растворимым. Мне некогда рассусоливать, надо ещё как следует прибраться.

Благодарили мы с Беном уже закрытую дверь. Опомнившись, я бросилась к папе, опустилась на колени и ласково погладила руку, свисавшую с дивана. Что же с ним? Миссис Блум, эта добрая душа, не сочла нужным послать за доктором. Значит, с папой всё в порядке… Какая чушь! Хозяйка пансиона поставила диагноз, припомнив своего дядюшку Джорджа, ей даже в голову не пришло, что, быть может, папа не пьян, а болен…

– Где я? – Папа открыл один глаз как раз тогда, когда я решила, что он находится в коме, из которой уже не выйдет.

– В пансионе «На утёсе», – прошептала я тихо.

– А что я здесь делаю?

– Вы приехали повидать Хопперов, – сказал Бен, выглядывая у меня из-за спины.

– Никогда о таких не слышал, – пробормотал папа.

У него амнезия!

– Это родственники Харриет. – Я едва сдерживала слёзы. – Ты собирался отдать им урну.

Папа попытался привстать, поморщился и вновь опустился на диван. Несколько мгновений он лежал совершенно неподвижно, затем ресницы его дрогнули и он с усилием открыл глаза. Во взгляде читалось смутное узнавание.

– О, дочь моя Жизель! Память мучительными и неспешными волнами возвращается ко мне. Наверное, в том вороватом священнике всё-таки взыграла совесть, и он вернул урну. Я нашёл её на кухне, на шкафчике… Помню, как вошла Лулу и фрау Грундман, а после этого… – голос его дрогнул, – всё исчезает в тумане.

– Это дело времени. Память непременно вернётся старина!

– Проклятая моя голова! – простонал отец. – Болит так, словно по ней какой-то негодяй колотил железным прутом. – Он поднял руку и тут же без сил уронил её, веки его медленно смежились. Я испугалась, что он снова впадёт в забытье, но папа вдруг дёрнулся и широко распахнул глаза. – Помню… Помню, как свет пронзает сплошную мглу. Я был в машине, а потом… а потом куда-то переместился… Да… Стоял и собирался с духом, чтобы выполнить обещание, данное Харриет, когда сзади послышался хруст гравия… кто-то приближался… Я повернулся, перед глазами мелькнуло знакомое лицо… темнота, дальше одна темнота…

Я склонилась над ним:

– Папа, милый папа, у тебя на голове сбоку шишка размером с яйцо!

– Кого вы увидели, Морли? – Бен решил не отклоняться от сути.

– Ценю твой интерес, дражайший Бентвик. Это был тот самый человек… Тот, что накинулся на меня в аэропорту, а затем появился у вас дома…

– Мистер Прайс, – процедила я сквозь зубы. – Думаю, теперь нам всем понятно, что вчера именно мистер Прайс предпринял неудачную попытку похитить у фрау Грундман её сумку с капустой. А сегодня утром он тебя подкараулил! – Ярость боролась в моей душе со страхом. – Полагаю, на этот раз, папа, он получил урну.

– Нет, дочь моя Жизель. По крайней мере в этом отношении я могу тебя успокоить. Возможно, ты будешь рада узнать, что несчастный негодяй не завладел драгоценным сосудом.

– Правда?! Замечательно! Так его кто-то напугал? А где урна?

– В Мерлин-корте.

– Ты забыл взять её с собой?

– Нет. – Папа скосил на меня глаза. – Я не страдаю прискорбной рассеянностью вашего нечестивого викария. Вчера… да, вчера я беседовал с Лулу и фрау Грундман. Я сказал им, что урну выбрал герр Фелькель. И как бы неприятно мне не было критиковать этого человека, считаю, худшего выбора он сделать не мог. Моя Харриет, моя прекрасная Харриет и этот, с позволения сказать, горшок! Дамы были так тронуты моей страстной речью, что невольно прослезились. И Лулу, добрая и щедрая душа, предложила выход… Как я мог считать эту женщину неумной?.. В её кармане случайно обнаружилась очаровательная серебряная коробочка, Лулу предполагает, что это пудреница. Сначала она хотела подарить её тебе, Жизель, в знак благодарности за гостеприимство.

– Весьма любезно с её стороны.

Сейчас не время пускаться в дискуссию и нравственном облике милой тётушки Лулу.

– Твоя сдержанность удивляет меня, дражайшая Жизель. Чуткая Лулу великодушно сказала, что, на её взгляд, серебряная шкатулка – наилучшее вместилище для праха Харриет, она не сомневалась, что ты с ней в этом согласишься. Её щедрость глубоко тронула меня. Как и деликатность фрау Грундман. Милая моя хозяйка сказала, что не в силах смотреть на мои страдания и мне вряд ли стоит самому пересыпать останки несравненной Харриет. Фрау Грундман объявила, что почтёт за честь выполнить эту печальную миссию вместо меня.

– Но, Морли, разве вы не видите, что на этот раз плохие парни победили? – Бен внимательно вгляделся в папино лицо. – Нет, конечно, не увидите, вас же ударили по голове. Им нужна была не урна, а её содержимое!

Папа закрыл глаза, и две слезинки медленно скатились по щекам.

– Каким бы я ни был глупцом, но именно этот удар по голове и открыл мне правоту Жизель о природе моих отношений с Харриет. Как бы сильно я ни любил Харриет, какими бы скорбными ни были мои чувства, должен признать, что обстоятельства в лице мистера Прайса свидетельствуют: меня обманом вовлекли в сомнительное с точки зрения закона предприятие. И всё же пусть Харриет лицемерила, чтобы использовать меня, но я не могу не испытывать радости. Она жива! Жива! Это слово музыкой отдаётся в моём истерзанном сердце.