Лариса Ильина - Беги, Люба, беги! Страница 48

Она вздохнула.

— Да, собственно, ничего. Не понравился сегодня Илюхе донор...

— А почему ты про время биологической смерти спрашивала?

— Так... — небрежно пожала она плечами и посмотрела куда-то за мёня. — Показалось...

Понедельник начался с похолодания и проливного дождя. Пронизывающий ветер трепал ветки деревьев и хулигански раскачивал пестрые рекламные плакаты. Несмотря на раскрытые зонтики, пока мы добрались до клиники, насквозь промокли. Настроения это не прибавило, на душе было мерзко и серо. В усугублении тоскливого настроения большое усердие проявлял Федор Семенович, беспрерывно бубня:

— Гадостная погода... И клиника гадостная. Все моют и моют, тошнит уже... И баба ваша рыжая тоже... Я ведь говорил! А сегодня еще и гроза начнется, попомните меня!

Словно Кассандра, он вещал все время обеда, тыча вверх пальцем, многозначительно хмурясь, и надоел своим нытьем хуже горькой редьки. Поэтому когда я увидела в дверях столовой Ингу Львовну и Стеллу Беркоевну, то здорово обрадовалась.

— Приятного аппетита, господа! — приветствовали нас бывшие соотечественницы. — Разрешите присоединиться?

Мы в четыре голоса торопливо согласились, потому что слушать Жвакина не было уже никаких сил.

— Господа, — ласково улыбаясь, сообщила Инга Львовна, — в сегодняшнем расписании произошли небольшие перемены...

Мое сердце радостно задрожало, поскольку согласно плану нас ожидал морг и патологоанатом доктор Краузе, человек достойный во всех отношениях, но совершенно ненормальный: он фанатично любил свою работу, и я думаю, если бы ему позволили, то так и жил бы в морге. В общем, я понадеялась на отмену морга.

— Забор донорской почки... — Физиономия у меня вытянулась. Неожиданно фрау Баггофф повернулась ко мне. -А у вас, Любовь Петровна, особое задание, к моему сожалению, последнее... Вы возвращаетесь домой...

Я так удивилась, что только открыла рот. За меня заговорила Березкина:

— А в чем дело? Что случилось?

— Ровным счетом ничего, — успокоила фрау Баггофф. — Необходимо срочно переправить биоматериал. Мы согласовали этот вопрос с представителями «Медирона», и наиболее удобным представляется вариант отправки контейнера с Любовью Петровной!

Меня подобная постановка вопроса обрадовала до невозможности.

— А когда рейс? — стараясь не сбиться на восторженное повизгивание, спросила я.

— Вылет сегодня вечером в половине одиннадцатого. Это частный самолет, и рейс специально под контейнер... Фрау Гламмер вас проводит.

Стелла Беркоевна любезно улыбнулась.

«Вот и славно!» — подумала я, и дурное настроение как ветром сдуло.

Вечером, распростившись с коллегами, я вышла из гостиницы, где меня уже поджидал зеленый микроавтобус. В салоне я обнаружила Стеллу Беркоевну, державшую на коленях контейнер с имплантатом.

В дороге мы разговорились. Оказалось, что она вышла замуж за немецкого офицера и живет здесь уже двадцатый год. О сестре фрау Гламмер едва обмолвилась:

— Мы редко общаемся. И только по телефону. Она всегда была слишком занята... Училась, потом бросила, работала в Центре органного донорства. Но ей везде было скучно.

Слушая спутницу, я только кивала, про себя думая, что Шушане, наверное, Скучно везде, где нельзя портить людям жизнь.

За окошком царила полная темнота, когда автобус остановился. Снаружи хлестал дождь и завывал ветер. Я отодвинула занавеску и прильнула к стеклу. Ни огней, ни людей. Аэропорт малюсенький. Скорее аэродром с одним ангаром и парой невзрачных самолетиков. Когда я поняла, на чем придется лететь, мне стало дурно. При такой погоде нас будет болтать, словно в миксере, и контейнер всю дорогу придется держать на весу.

Я не ошиблась. Вскоре вернулась Стелла, помогла вытащить мой чемодан и указала на один из самолетиков:

— Вас уже ждут. Счастливо долететь!

Я обреченно кивнула, и мы распрощались. Прижимая к себе контейнер, я полезла вверх по трапу. Самолетик бесстрашно взмыл в черное бездонное небо, и минут через двадцать я на все лады склоняла Федора Семеновича Жвакина, накаркавшего таки на мою несчастную голову грозу. Двукрылая малявка, трепеща, словно вибромассажер, отчаянно рыскала в зарничных сполохах, а я сидела, закрыв глаза и вцепившись в контейнер обеими руками. Казалось, перелет длится чудовищно долго, и когда мы все же пошли на посадку, я уже сомневалась, сон это или явь.

Первое, что я увидела, выглянув наружу, был черный «СААБ», тихо ворковавший метрах в пятидесяти от приземлившегося самолета. Вцепившись из последних сил в контейнер, я на неверных ногах спустилась по трапу. Из машины появился как всегда элегантный Тигрин.

— С возвращением, Любовь Петровна!

Я вяло кивнула, самоотверженно борясь с отголосками последнего предпосадочного приступа тошноты. Разглядев мою кислую физиономию, Тигрин забрал контейнер и озабоченно спросил:

— Тебе что, плохо?

— Немного укачало... — я попыталась улыбнуться, но радость от встречи с родиной была здорово подпорчена воздушной болтанкой. — Ерунда, пройдет...

Максим усадил меня на переднее сиденье и осторожно поставил на колени контейнер. Потом живо распихал багаж, сел за руль и повернулся ко мне со словами:

— Ты не звонила...

— Зачем? — удивилась я.

Он пожал плечами и, побарабанив пальцами по рулю, сменил тему: - Поедем или немного отдохнешь?

— Поедем, — поморщилась я. — Просто сил нет, как измучилась в самолете. К тому же страшно хочется спать. А мне самой надо везти контейнер в «Медирон»?

«СААБ» плавно тронулся.

— Нет, — покачал головой начальник охраны, сосредоточенно глядя на дорогу. — Я отвезу сам. Операция утром. Сегодня отдыхай...

— Ладно, — кивнула я, откидываясь на спинку сиденья.

Сейчас казалось, что нет большего счастья, чем лечь в постель и закрыть глаза.

— Ты изменилась... — вдруг сказал Тигрйн.

Господи, да после такого перелета даже Джоконда перестала бы улыбаться!

— И что же?

— Ничего... Просто стала еще красивее.

Я скромно кашлянула и посмотрела в окно.

За стеклом уже мелькали знакомые улицы, значит, минут через пять я буду дома...

— Ой! У меня же ключей нет! Придется будить Олега...

Тигрин хмыкнул и пожал плечами:

— И что? Если бы ты позвонила ночью в мою дверь, я бы обрадовался...

Я не стала развивать щекотливую тему. Впрочем, Максим и не настаивал.

— Слышал, твоя подруга попала в больницу, — произнес он вдруг.

— Откуда ты знаешь?

— Я ей звонил, хотел узнать, нет ли от тебя новостей.

Я удивилась еще больше, но промолчала. — Ее мама сказала, что она упала с лестницы. Кстати, а ты знаешь о том, что убили Мамонова? В городе большой переполох. — Его слова поразили меня как гром среди ясного неба. Я даже забыла, что секунду назад хотела спросить о Лидке. Открыв рот, судорожно затрясла головой.

— И знаешь, что самое смешное? Его подстрелили с того самого дуба, где мы с тобой сидели. Забавно, да?

— Да... — с трудом выдавила я.

Не стану врать, что мне было жаль этого ни разу не виденного Мамонова, но известие неприятно поразило, если не сказать больше.

— А кто это сделал?

— Этим сейчас многие интересуются. Да вряд -ли толк будет...

Тут мы подъехали к дому. Максим шевельнулся:

— Я тебя провожу...

— Не надо, — сдвигая контейнер ему на колени, заторопилась я. — Я сама!

Досадуя, что столь неосмотрительно оставила соседке ключи, я подошла к родимой двери. Вечно у меня так — хочу как лучше, а выходит как всегда.

Освещение на лестничной клетке было не ахти. Я почти на ощупь нашла кнопочку звонка и аккуратно нажала. В тишине спящего дома коротко звякнуло. Я прислушалась. В квартире царила тишина. Я собралась снова позвонить, но до моего слуха долетело шарканье ног пo паркету. Олег остановился по ту сторону двери, вероятно, тоже прислушиваясь, что в четыре часа утра вполне разумно. Обрадовавшись, я затопталась на месте и уже открыла рот, собираясь отозваться.

— Милый, кто там? — послышалось откуда-то из глубины квартиры. Я отшатнулась, зажимая рот ладонью. — С ума сошел, дверь ночью открывать? Бомжи всякие шляются...

Голос был женский и принадлежал Елене Касаревской.

Ручка чемодана выскользнула из моих враз ослабевших пальцев. К горлу подкатила тошнота, словно я все еще болталась где-то между небом и землей в маленьком отчаянном самолетике. Муж отошел от двери, возвращаясь в спальню. Первым порывом было закричать и броситься с кулаками на проклятую запертую дверь. Но горло сжало горячими клещами, я только тихо застонала, закрывая лицо руками.

Как рядом со мной оказался Ферапонтов, не помню. Возможно, я на миг потеряла сознание, но упасть он мне не дал. Свободной рукой подхватил чемодан и, успокаивающе шепча на ухо: «Тихо, не надо. Все будет хорошо...» — повлек к своей двери.