Лариса Ильина - Беги, Люба, беги! Страница 49

Он провел меня на кухню и попытался усадить. Я присела на мгновение, но тут же поднялась, тычась, словно слепая, в разные стороны. Голова кружилась, и в горле застрял комок, никак не дававший вздохнуть. Ну почему я вернулась именно сегодня?

Ферапонтов поймал меня за плечо и сунул в руки стакан воды. Пальцы плясали, и стакан грянулся об пол. Звон бьющегося стекла заставил меня вскрикнуть. Я схватилась руками за голову и, глотая хлынувшие ручьем слезы, запричитала:

— Прости, Коля... Прости, пожалуйста...

Ферапонтов всплеснул руками, что в любое другое

время выглядело бы весьма забавно, и потерянно забормотал:

— Господи, чушь какая... Любовь Петровна, ну, не плачьте... Пожалуйста... Я прошу, не надо плакать... Все будет хорошо, я вам обещаю...

Размазывая по щекам слезы, я покладисто кивала, что означало полнейшее согласие со словами соседа, и рыдала еще горше. Мир рухнул на меня, раздавив, словно бетонная плита. Опустошив и развеяв последние иллюзии.

Сколько я прорыдала на плече безропотного, тихо вздыхающего Ферапонтова, сказать не берусь. Но, когда физическая и, самое главное, моральная усталость превратила мозги в абсолютный кисель, он осторожно отстранился, сгреб меня в охапку и отнес на диван.

Я проснулась и резко села. Кажется, мне снился чудовищный сон... Проведя ладонью по глазам, я растерянно огляделась. Господи...

Дверь в комнату приоткрылась.

— Доброе утро, Любовь Петровна. Как вы?

Сейчас сосед здорово напоминал чеширского кота, только улыбка Ферапонтова была гораздо печальнее.

Торопливо отведя взгляд в сторону, я кивнула:

— Спасибо, я в порядке. — И после небольшой паузы добавила: — Прости, очень неловко получилось...

— Пустяки! — махнул рукой Коля, целиком показываясь из-за двери. — Кажется, вы вернулись раньше?

Жалко улыбнувшись, я снова кивнула.

— Пойдемте завтракать... — пригласил Ферапонтов и, глянув мне в лицо, поспешно добавил: — И не надо плакать... Глаза опухнут.

Коля скрылся в коридоре, я поднялась и несколько мгновений стояла, пытаясь собраться с мыслями. В одном Ферапонтов прав — слезами горю не поможешь. Но как переступить порог своего дома? Вновь быть персонажем из анекдотов о неверных мужьях и командировках я не хочу.

Мы с соседом молча сидели друг напротив друга, глядя каждый в свою тарелку.

— Вас вчера подвезли на черном «СААБе»? — неожиданно прервал молчание Коля.

— Да. А что?

— Ничего... — пожал он плечами. — Просто он потом стоял под окнами больше часа. Я вообще его часто вижу.

— Это с работы... Он иногда подвозит меня до дома, — машинально пояснила я, думая, зачем понадобилось Максиму стоять ночью в нашем дворе. Ведь он должен был везти контейнер...

Коля понятливо кивнул:

— Да... Но он бывал здесь и пока вас не было.

Я подняла глаза На Ферапонтова. Но сосед по-прежнему разглядывал посуду. Додуматься до какого-либо стоящего объяснения я не смогла, да и не особо старалась. У меня было над чем поломать голову.

— Коля, расскажи о Лиде. Что все-таки произошло?

Ферапонтов повторил то, что рассказывал по телефону.

— Но почему ты сказал, что ей... помогли упасть?

— Я остановился, увидев двоих, шедших за ней вдоль шоссе. Они свернули вслед, но, когда я нашел ее, их уже не было.

— Может, они просто испугались и сбежали?

Глядя куда-то мимо меня, Ферапонтов неопределенно пожал плечами, но по его глазам я видела, что мнения своего он не изменил.

— Доказательств у меня нет. Однако несколько дней назад ваша подруга пришла в сознание. Пока она не может говорить, но, думаю, это дело времени.

— Послушай, — задумчиво спросила я, — а из этих двоих один был лысый в кожанке, а второй здоровенный и со шрамом?

— Я их не разглядел, было слишком далеко.

Я задумалась, качая головой. Взгляд упал на часы.

— Коля, я хочу к ней съездить...

— Прямо сейчас?

—- Да... В больницах в это время обход, хочу поговорить с лечащим врачом.

— Я поеду с вами, — заявил Коля.

Я собралась, и вскоре мы вышли. Когда проходили мимо родной двери, сердце мое замерло, я с трудом удержалась от слез. В квартире царила тишина. Нет, не сейчас...

До больницы добрались очень быстро. Несмотря на неприемное время, нас пропустили без проблем. Колю здесь уже знали, охранник на входе лишь помахал рукой.

Лидкина палата находилась на втором этаже. Одна койка пустовала, на второй, разлапившись в разные стороны, под капельницей лежала перебинтованная кукла. Рядом сидела Нина Сергеевна. Увидев меня, она удивленно вскинулась:

— Любочка! Ты? Откуда?

— Ночью вернулась... — я очень старалась ей улыбнуться, но глаза помимо воли тревожно шарили по распластанному телу: правая рука... перелом; нога... перелом; челюсть... на губе швы... — Нина Сергеевна, как она?

— Спит... — Лидкина мама очень обрадовалась нашему появлению.-— Любочка, а почему вы вместе с Николаем Константиновичем? Встретились?

Я не сразу сообразила, о ком она спрашивает. Кто такой Николай Константинович? Тут Ферапонтов немного сконфуженно сказал:

— Нина Сергеевна, простите, но я просто не сообразил сказать, что мы с Любовью Петровной соседи.

— Да? — почему-то обрадовалась Лидкина мама. — Надо же, какое совпадение!

Я покосилась на Ферапонтова. Действительно — надо же, сколько совпадений! И мимо шел, и в больницу привез, и мой сосед, да еще и Николай Константинович. Я хотела подумать об этом немного, но тут Лидка шевельнула единственным не перебинтованным местом — левой пяткой. Мы дружно потянулись к кровати. Разноцветный синяк со слабыми очертаниями Лидкиного лица моргнул заплывшими глазами.

— Лидочка! — запричитала Нина Сергеевна. — Проснулась, девочка моя? Смотри, кто здесь! Любочка! И Николай Константинович!

Лидка заворочала глазами, разглядывая Нас, и запыхтела.

«Узнает!» — обрадовалась я. Большего от нее сейчас ожидать было бы трудно.

— Привет, дорогая! Не дрейфь, мы тебя живо поставим на ноги! Я тебе свитер чумовой привезла, так что хочешь не хочешь, а к холодам поднимайся!

Лидка судорожно всхлипнула, и в ее глазах показались слезы. Мы просидели около нее с полчаса, потом я поднялась, поцеловала Лидку в синюю щеку.

Домой мы вернулись вместе с Колей. Как я ни билась дорогой, пытаясь узнать, каким образом Ферапонтов оказался в одно время с Лидкой в позабытом богом углу парка, ничего не вышло.

— Просто мимо ехал, — упрямо твердил сосед. И пусть меня повесят, если его голубые глаза врали. — Приятель подвозил...

До поворота к дому оставалось метров сто, когда из соседнего двора показался красный спортивный автомобиль. Я инстинктивно шагнула за широкую спину соседа. Коля не выказал ровно никакого удивления моим странным маневром. По взгляду, которым он проводил выпорхнувшую на шоссе машину, я поняла, что она ему известна, как, наверное, известна и та, что сидела за рулем.

— И часто... — я постаралась говорить безразлично, — она здесь паркуется?

Коля промолчал, отведя взгляд.

«Ясно, — почему-то не испытывая никакой боли, подумала я. — Она ставит ее под балконами. Чтобы видеть ночью и не мозолить соседям глаза...»

Через несколько минут мы были у Коли. Я забрала вещи, вытащила купленный для Маринки в Германии сувенир, поблагодарила безропотного соседа. Жаль, что не догадалась купить что-нибудь для него. Впрочем... Я хмыкнула и снова сунулась в чемодан. Вытащила приготовленный для Олега подарок: красиво упакованную коробку с домашними тапочками. Черные шлепанцы расшиты шелком, на левом — красное атласное сердце с надписью. Что-то вроде: «Отдаю тебе свою любовь».

— Коля, — чистосердечно соврала я, — это тебе. Сувенир из Германии.

К счастью, сосед не стал от подарка отказываться, иначе хорошей истерики мне было бы не миновать. Взяв коробку, он просто кивнул:

— Спасибо!

— Спасибо тебе... — прошептала я и, выйдя на лестничную клетку, позвонила к Мытариным.

Дверь открыл Валера.

— Люба! Привет! А Маринка говорила, что ты завтра вернешься! Ну, как заграница?

— Чахнет, — улыбнулась я.

— А, тебе ключи нужны. — спохватился сосед. — Сейчас...

Он убежал в комнату и через секунду вернулся со связкой.

-Они?

— Они! — кивнула я. - А это вам привет от буржуев! — вручила сувенир и распрощалась.

Войти в свой дом оказалось намного легче, чем я ожидала. В прихожей на полочке у зеркала лежала чужая расческа да какие-то блестящие побрякушки. Я заглянула в спальню. Никого. На кровати ярко-красный пеньюар с немыслимым количеством кружев. На столе в кухне две грязные чашки и пепельница, полная окурков . В странном холодном оцепенении я бродила по квартире, пока не добралась до гостиной. На спинку кресла был небрежно брошен мой махровый халат.

— Да что же это такое, в конце концов!!! — раненым носорогом взревела я, кидаясь к креслу. — Своих вещей ей мало?!