Дарья Калинина - Сделай мне счастье Страница 49

— Этот замок малец всего за час при мне сложил. Любуйтесь! Не всякий взрослый такое осилит, а он своими маленькими пальчиками соорудил. И чтобы это сделал мой племянник Коля, который еще год назад не знал, как кубик к кубику приладить, в это я никогда не поверю!

— За год мальчик очень изменился, но это он.

— Брехня! Не было в нашем роду гениев. Хитрецы случались, серьезные люди тоже. А вот гениев не было. А этот настоящий вундеркинд. Где вы его только откопали такого?

Герман во все глаза смотрел на удивительной красоты ажурный замок и понимал, что и его Ванечка не мог бы сложить такого. Герман достаточно времени уделял своему ребенку и знал, на что тот способен. Такой замок… Его и взрослый бы не сложил. В этом Горемыкин был совершенно прав. И пистолет в его руках не имел никакого значения. Герман и без пистолета признал бы правоту хозяина, о чем тут же ему и сказал.

— И мой сын такого бы не сложил.

Жора с любопытством уставился на Германа. Глаза у него были маленькие, холодные, но в них светился ум. Может, Жора и был подлец, даже наверняка был, но это был умный подлец. И потому еще более опасен.

— Ты отец того пацана, которого они мне подсунули вместо Коли? — спросил он у Германа.

— Я так думал. Но теперь смотрю на дворец и понимаю, что мой ребенок тоже не смог бы такого сделать.

Лена посмотрела на Почтарева. В глазах ее светился гнев.

— Зачем ты его сюда притащил? — сердито спросила она у брата.

— Все кончено, Лена. Надо это признать.

— Ты тоже против меня? Ты?!

Отвернувшись от них, брюнетка всем своим видом дала понять, что в дальнейшей беседе участвовать не собирается. А вот Почтарев был готов поговорить с Жорой.

— Я признаю свою вину, — начал он. — Но и вы признайте. Вы с братом в свое время лишили нас с Леной наследства, запихнули в детский дом, меня еще и имени лишили. В этом вам помогла мать Лены, тогда она работала в опеке, и ей было легко посодействовать вам. Наверное, она еще с кем-то делилась, не знаю. Но крайними в этой цепочке оказались вы и я.

— Вот оно что… Так ты дочка Галки Слепокуровой? То-то мне всегда твоя физиомордия знакомой казалась. Все голову ломал, на кого ж ты похожа. А вон оно что! — Жора даже затрясся от смеха. — Выросла и решила отомстить дяде Феде с дядей Жорой? Эй, погоди! Так это ты моего брата… Это вы моему братухе на тот свет пораньше отъехать помогли?

Герман сжался. Но Почтарев не дрогнул.

— Нет.

— Сам знаю, что нет. Расслабься. Братуха после рождения своих дебилов духом пал. Сам мне жаловался, что жизнь ему больше не в радость. Всю свою жизнь брат кубышку набивал, ради этого только и жил, а тут старость подошла, оглянулся, а нажитое и оставить-то некому. Сыновья слабоумные, врачи руками разводят. Мол, генный материал бракованный. Тут братуху моего тоска за горло и взяла. Так что не тряситесь, не стану вас в смерти Федора винить. Но с мальцами разобраться все-таки нужно. Скажите-ка мне, тот Коля, что мне предъявили, он же никакой не Коля? — И так как все трое молчали, Жора опять заговорил: — Да вы не бойтесь. Через несколько часов все равно ответ экспертизы доставят. Сам все узнаю. Просто любопытно, как вы додумались мне такого умненького пацанчика вместо моего дурачка подсунуть? А?

— Он не был таким умненьким, — проговорил вдруг Почтарев, голос его звучал покаянно. — Ошибка случилась. Мальчик был самый обычный. Мы с Леной рассчитывали, что он после вмешательства доктора поглупеет ровно настолько, чтобы вы его своим племянником признали. А доктор начудил. И мальчик вместо того, чтобы поглупеть, взял да и поумнел. Да так, что мы с его матерью просто в шоке были.

Герман, который и так все последние дни был на взводе, услышав это, буквально взвился. Все это во многом совпадало с тем, что он уже и сам успел узнать благодаря помощи Оксаны. И теперь с трудом сдерживаемые чувства прорвались наружу.

С криком «Ах вы негодяи!» Герман кинулся на Почтарева. Впоследствии он и сам не мог вспомнить, что собирался с ним сделать. То ли задушить, то ли просто поколотить. Несколько смачных тумаков Герман и впрямь успел отвесить своему сопернику и обидчику. Лена вскочила на ноги и, не обращая внимания на пистолет в руках Горемыкина, кинулась на помощь своему названому брату. Теперь Герман был один против двоих.

Неизвестно, чем бы это закончилось, но внезапно прозвучал выстрел. И Жора, перекрывая все остальные голоса, прокричал:

— А ну тихо!

Все мигом затихли.

— Сначала говоришь ты, — велел Жора и ткнул в сторону Почтарева. — Что за операцию вы сделали пацану?

Почтарев опасливо покосился на Германа, потер шею, которая наливалась краснотой, и буркнул:

— Совсем незначительное вмешательство.

— Ну да! — тут же снова взвился Герман. — Только Ваня почему-то должен был дурачком после этого стать.

— Зато богатым.

— Ах ты…

Но взгляд Жоры заставил Германа замолчать и вновь взять себя в руки.

— Я с вами еще посчитаюсь, — прошипел он, глядя на Почтарева исподлобья. — И с тобой, и с твоей сестрицей!

Почтарев лишь развел руками.

— Все же хорошо кончилось. Чего ты кипятишься? Сам слышал, твой сын чуть ли не гением сделался.

— Молчать! — приказал Жора. — Плевать я хотел, гением или дураком стал бы чужой мне пацан. Вы пытались обмануть Жору Горемыкина, а этого я никому не прощаю. В общем, как хотите, вы мне возвращаете Колю и только после этого пацаненка у меня забираете. Возвращаете Колю, делаем экспертизу, я забираю племянников, вы своего пацана. Если согласны, по рукам. Если нет, то и вам не жить, и ему тоже не жить.

В комнате повисла тяжелая тишина. Герман с ужасом думал, что вернуть Колю этому человеку никто на свете не в состоянии. Если правда, что мальчик умер, значит, это конец. И они, и маленький Ваня, который теперь имел все шансы стать вундеркиндом и в будущем принести много пользы людям, все они умрут.

Глава 19

И как раз в этот драматический момент, когда решалась их судьба, за окнами внезапно появились сине-красные всполохи. А затем многократно усиленный громкоговорителем голос произнес:

— Вы окружены! Сдавайтесь!

Эти слова прозвучали как нельзя более кстати. Жора тут же утратил всю свою самоуверенность, достал носовой платок и принялся поспешно и очень деловито протирать пистолет, чтобы стереть свои отпечатки пальцев.

— Мне на нарах париться неохота, думаю, вам тоже, — бормотал он. — Забирайте мальчишку, чтобы духу его тут не было.

Но все было совсем не так просто, как возомнил Жора Горемыкин. И хотя задержание Елены, за которой, собственно, и явились полицейские, прошло без инцидентов, но пообщаться с полицией Жоре тоже пришлось. И хотя куда больше вопросов у полиции было к Елене Воронцовой и Почтареву, но и Герману, и Ирине, и сотрудникам детского сада — всем пришлось объясняться с полицией.

Чаша сия не минула и Татьяну Леонидовну — главную бухгалтершу клиники красоты, которая сперва держалась самоуверенно, намекая на сотрудничество со следствием, но поняв, что никакого иммунитета у нее нет, быстро скисла. Досталось и прочим сотрудникам «Красоты не для всех», в особенности персоналу корпуса «Би».

В итоге по делу об убийстве доктора Меерсона народу собралось тьма-тьмущая. Все то время, пока длилось следствие, Герман видел только Оксану. Смотрел на нее и думал лишь о том, какая же она красивая и какой он был дурак, что связался с совсем не такой уж красивой, да еще и предательницей.

В душе Герман молился, чтобы Ирина не вздумала вернуть их отношения в прежнее русло. Если она будет настаивать на воссоединении семьи, Герману будет очень трудно добиться развода. Он знал, что Ирочка умеет стоять на своем. И мечтал лишь о том, чтобы она предпочла ему другого. А пока Герман просто смотрел на Оксану и не мог налюбоваться.

А Почтарев, задержанный в доме Горемыкина, смотрел только на Ирину. Та держала на руках спасенного Ванечку и отвечала ему таким же влюбленным взглядом. В результате Почтарев сдал свою названную сестричку, что называется, с потрохами.

— Лена затеяла подмену Коли Горемыкина на Ваню Колесова с одной лишь целью — отомстить Федору и Жоре Горемыкиным — отцу и дяде мальчишки.

— Но Федор — отец мальчиков — уже умер.

— Для Лены это не играло роли. Она верит в жизнь после смерти. И верит, что и из той жизни Федор видит, как страдает и мучается его ребенок. И Лена от этого ловит кайф.

Сама же Лена, когда дело дошло до нее, сознаваться в содеянном не торопилась.

— Какой Ваня? Это Коля! — твердила она. — Женщина, которая утверждает, что она его мать, — просто сумасшедшая.

— А отец?

— И он тоже! И вообще, при чем тут я? Это они все затеяли, а я жертва их гнусного обмана!

Похоже, Лена до последнего была уверена, что ей удастся ускользнуть от ответственности, во всяком случае, держалась она очень гордо и независимо. И лишь когда речь зашла о двух преступлениях, имеющих отношение к клинике «Красота не для всех», Лена проявила первые признаки волнения.