Лоуренс Блок - Вор в роли Богарта Страница 49

— Вернемся к Анатрурии, — бодро начал я. — Старый король Влад давно распрощался с мечтами о балканском королевстве, но его сын Тодор захвачен этой идеей. Ему удалось вступить в контакт с американскими агентами и, воспользовавшись их помощью, нелегально проникнуть на территорию Анатрурии, где он провел несколько встреч со своими потенциальными сторонниками… Семена народного бунта были посеяны…

— Ничего бы у них не вышло! — вмешался Чарли Уикс. — Да вы вспомните только, что устроил русский Иван в Будапеште и Праге! Правда, и сам огреб за это от западной прессы. — Он вздохнул. — В том и заключалась наша цель. Мы должны были подбить анатрурийцев к мятежу, чтоб затем русские его подавили. — На губах его зазмеилась хищная улыбка, но тут он вдруг увидел, что Илона смотрит на него с ужасом. — Простите, мисс Маркова, мы просто подчинялись приказам, в том и заключалась наша работа. Заварить кашу, действовать обманом и хитростью, сталкивать людей между собой. В этом мы мало чем отличались от Вернера фон Брауна[28] с его ракетами. Его задачей было заставить их оторваться от земли, а уж куда они приземлятся, это решало другое ведомство. Кстати, знаете, как он озаглавил свою автобиографию? «Моя цель — звезды». — Он усмехнулся. — Может, и так, Вернер, но только мишенью почему-то стал Лондон.

— Анатрурийскому восстанию так и не суждено было оторваться от земли, — продолжил я. — Обнаружилось предательство…

— Работа Вудчака, — заметил Уикс. — По крайней мере, так мы всегда считали.

— Американцы разбежались, — продолжил я, — и оставили страну расколотой. Правительства тех стран, в состав которых вошли анатрурийские земли, переловили всех возможных возмутителей порядка и отправили за решетку. Некоторые из них были приговорены к длительным срокам заключения, несколько человек казнены. Ходили слухи, что и Тодор Владов тоже получил пулю в затылок тайно и был захоронен в какой-то безымянной могиле. Но на самом деле ему удалось бежать, перейти границу, и после этого он уже никогда не возвращался в Анатрурию.

Рэй поинтересовался, сколько ему может быть сейчас лет.

— Было бы восемьдесят, — ответил я, — но в прошлом году он умер.

— А казна? — спросил Царнов. — Что стало с королевской казной после смерти Тодора?

— Казной?

— Ну да. С неприкосновенным запасом, — нетерпеливо подхватил Расмолиан. — С анатрурийской королевской казной.

— Сподвижники старого Влада успели прибрать к рукам немало ценностей еще до того, как начался развал Австро-Венгерской и Оттоманской империй, — объяснил Царнов. — И разочаровавшись в Версальском пакте, они упаковали чемоданы и поспешили в Цюрих, где основали швейцарскую корпорацию и вложили в нее свои средства. Вся ликвидность корпорации была помещена на номерной депозитный счет, сохраняющий анонимность вкладчика, все остальное — в сейф.

— И большая часть этих средств лежала без всякой пользы, — глухо заметил Расмолиан из глубины своего плаща. — Царские облигации, закладные на разного рода имущество, экспроприированное диктаторами правого и левого толка. Акционерные капиталы, вложенные в мертвые корпорации…

— Ассириец прав, сэр, — кивнул Царнов. — Большая часть этих средств действительно лежала без движения, а потому особой ценности не представляла. Но это вовсе не означает, что она вообще ничего не стоила. Напротив, она вполне могла оказаться практически бесценной. Действительные обязательства, акции преуспевающих компаний. И в то время как облигации и валюты павших режимов представляли собой ценность лишь для коллекционеров, права на финансовую собственность, а также на недвижимость, захваченную коммунистами, заслуживают более пристального внимания, особенно теперь, когда коммунистические режимы ушли в небытие.

— Теперь невозможно сказать, сколько все это стоит, — подхватил Расмолиан, и пятна на его щеках стали еще ярче.

— Именно, сэр. Невозможно сказать, ни сколько денег осталось на номерных счетах, ни какой ликвидностью обладают эти корпорации. Сколько удалось выжать из них старому Владу? И что досталось его сыну, Господь да упокоит его душу?

— У Влада был свой постоянный доход, — сказал Уикс. — Следует помнить, что люди, посадившие его на престол, не на помойке его нашли. Он доводился дальним родственником королю Швеции, а по материнской линии, согласно собственным его утверждениям, вел свой род от австрийской императрицы Марии-Терезии. А королева Лилиана приходилась какой-то внучатой племянницей королеве Виктории. Да, они были не столь богаты, чтоб откупить, допустим, Конго у Леопольда Бельгийского, однако на дешевых распродажах Лилиана себе платьев не покупала. У них был доход, и они вполне сносно на него существовали.

— А Тодор?

— О, то же относилось и к Жеребенку. Его не удалось заманить в Анатрурию, как мы ни размахивали у него перед носом пачкой денег. Он зарабатывал себе на жизнь сам, возглавлял инвестиционный синдикат в Люксембурге и чувствовал себя в полном порядке. — Он усмехнулся. — Мы поймали его на другую наживку. Тщеславие… Он решил, что корона ему будет очень к лицу.

— Он был патриотом, — сказала Илона. — Это не тщеславие! Прийти на помощь своему народу. Это самопожертвование!

— Но что вы можете знать о нем, дитя мое? Ведь он покинул Анатрурию задолго до того, как вы появились на свет?

Похоже, Уикс не ждал ответа на свой вопрос, и его действительно не последовало. Я сказал:

— Давайте все-таки вернемся из прошлого в настоящее. Я хотел бы рассказать вам о человеке по имени Хьюго Кэндлмас. Необычное имя, верно? И он, следует признать, был необычным человеком, весьма эрудированным и замкнутым. В начале этого года он приехал в Нью-Йорк и поселился в доме на Ист-Сайде, а несколько дней тому назад явился ко мне в лавку и представился. И предложил мне ограбить одну квартиру в нескольких кварталах от его дома и забрать оттуда кожаный портфель.

— Тебе, Берни? — Вопрос этот исходил от Маугли, который был, пожалуй, единственным в этой комнате человеком, не знавшим, чем я промышляю в свободное от торговли книгами время. — Но с чего это он взял, что ты годишься на такое дело?

— В тот момент, — продолжил я, — я ему поверил и думал, что он действительно слышал мое имя несколько лет тому назад от одного человека, одного общего знакомого, джентльмена по имени Абель Кроув… — И Расмолиан, и Царнов вздрогнули при упоминании этого имени, что не слишком меня удивило. — До самой своей смерти Абель Кроув являлся высочайшим мастером своего дела, а сводилось его ремесло к торговле краденым.

— Да, он был скупщиком краденого, — подтвердил Рэй. — От тебя только и требовалось, что передать ему барахло, а уж он пристраивал его по первому разряду.

— А я был взломщиком, вором, — сказал я. Глаза Маугли расширились, однако он промолчал. Возможно, потому, что в этот момент Кэролайн ткнула его кулаком в бок. — И лишь позднее я понял, что все обстояло не так просто. Абель никогда не называл ему моего имени.

— Абель умел хранить тайны, — заметил Царнов.

— Да, умел, — согласился я, — и даже если когда-то упоминал мое имя, как мог Кэндлмас вспомнить его спустя долгие годы, когда ему понадобился вор? Нет, думаю, он действовал по другой схеме.

— Может, нашел тебя на «Желтых страницах»? — предположил Чарли Уикс.

— Не думаю, — ответил я. — Думаю, он просто следил за мной.

— Две недели тому назад, — обратился я к Илоне, — ты вошла в мою книжную лавку. Я все время пытался понять, как это могло случиться. Что-то не верилось в простое совпадение. К тому же тогда и совпадать особенно было нечему, верно?.. Я еще ни разу не видел Кэндлмаса, никогда ничего о нем не слышал. Я понятия не имел о существовании этой маленькой страны под называнием Анатрурия. А ты просто хотела подобрать что-нибудь почитать. И выбрала книгу, и мы разговорились. И выяснилось, что оба мы являемся страстными поклонниками Хамфри Богарта. А как раз в это время в городе проходил ретроспективный показ фильмов с участием Хамфри Богарта, и ты знала об этом, и мы договорились встретиться у кинотеатра тем же вечером. И не успели оглянуться, как стали ходить туда каждый вечер, смотрели по два фильма кряду, ели попкорн из одного пакетика, а потом расходились в разные стороны.

Я заглянул ей в глаза, и представил себе Богарта, и попытался позаимствовать у него капельку благородства.

— Ты — красавица, — сказал я. — И я бы мог не на шутку в тебя влюбиться, получи я хоть капельку поощрения, но этого не случилось. С самого начало было ясно: у тебя кто-то есть… Ладно, ничего. Я и с этим готов был смириться. Мне было хорошо с тобой, да и тебе, думаю, неплохо, но истинная наша любовь и преданность сосредоточилась на экране.

В глазах ее теперь появилась благодарность и одновременно — облегчение. И что-то еще. Неужели нежность?