Дарья Калинина - Рандеву с водяным Страница 53

— Прилично, — сказала я, вспомнив почти откровенную нищету, в которой жили родители Алены. — Очень даже приличное наследство.

— Поживи я пару десятков лет в коммуналке, где постоянно толчется куча народу и носится табун детей всех возрастов, тоже неизвестно, на что бы я пошла, чтобы только оттуда вырваться, — поддержала меня Мариша.

После того как Делон, напившись чаю с купленными им же самим пирожными, наконец уехал, Мариша сказала:

— Но все это не объясняет того, кого так боялся Михаил. И от кого он прятал своих дочерей.

— Да, — согласилась я. — Вряд ли родители Алены имели что-то против дочерей Михаила.

— А если предположить, что эти два убийства никак между собой не связаны, — сказала Мариша, — то вполне вероятно, что человек, который убил Михаила, и не думал лишать жизни Алену? И наоборот.

— Хорошо, — кивнула я. — Пусть так. Предположим, Алену убили ее родители ради того, чтобы захапать деньги дочери. Дикая версия, но чего только в жизни не бывает. А кто тогда убил Михаила? Вдруг тоже из-за его денег?

— Каких денег? — возразила Мариша. — Фирму он свою продал.

— Правильно! — воскликнула я. — Продал! Часть денег он отдал проституткам и Алене за ее услуги. А остальное? Денег ведь возле тела Михаила мы не нашли! Вдруг это был банальный грабеж? Грабители узнали, что у Михаила с собой полно денег, и решили его грохнуть. А подобрать ключ к двери, пусть даже металлической, — это не такая уж и проблема.

— Версия грабежа мне не нравится, — сказала Мариша. — Мы не знаем, где болтался Михаил последние несколько дней. А значит, не можем вычислить и личности грабителей. Михаил же должен был с ними где-то познакомиться.

И Мариша пошла к телефону.

— Позвоню сестрам Цветиковым, узнаю у них, не говорил ли им отец, куда собирается деть деньги, полученные от продажи имущества его фирмы, — сказала она мне.

Я кивнула и осталась на кухне доедать пирожные, которые притащил Делон. Оставалась трубочка с белковым кремом и булочка со взбитыми сливками. Некоторое время я колебалась, что взять. Наконец разрезала оба пирожных пополам и засунула в рот одну половинку. Разумеется, как только я начала ее жевать, в кухню вернулась Мариша.

— Что-то ты быстро! — хотела сказать я, но вместо этого у меня изо рта донеслось мычание.

— Чего? Чего? — спросила Мариша. — Чего ты мычишь?

Я попыталась побыстрей проглотить пирожное, но оно застряло в горле. А когда проскользнуло, то не туда, куда нужно. Я закашлялась, Мариша принялась бить меня по хребту и чуть не убила насмерть. Рука у Мариши тяжелая. А делать она все привыкла на совесть.

— Что тебе удалось узнать? — спросила я, отдышавшись и перестав кашлять.

— Деньги Михаил положил в банк на имя своих дочерей, — задумчиво сказала Мариша. — Во всяком случае, он дал им две сберегательные книжки. И на каждой было по двадцать тысяч долларов. Примерно две трети того, что он выручил от продажи своей фирмы.

— А где оставшаяся треть? — спросила я. — Тут, знаешь, речь идет не о копейках, а о таких тысячах, что и за одну-единственную треть размером в двадцать тысяч долларов убить могут.

— Не знаю, — сказала Мариша. — В общем, придется нам с тобой завтра ехать в Псков, как и собирались. Там все и выясним.

Глава 10

Утро следующего дня мы встретили в пути. Мариша, которая терпеть не могла вставать до полудня, на этот раз изменила своим привычкам. И выехали мы около восьми утра. То есть, как только более или менее рассвело. Встали мы еще раньше. Есть мне не хотелось, Мариша насильно влила в меня чашку крепкого растворимого и потому очень мерзкого кофе и погнала вниз, садиться в машину.

О дороге в Псков у меня сложилось какое-то смутное представление. Когда я не спала и смотрела по сторонам, то там мелькали деревеньки, села, поля и леса. Кроме того, время от времени Мариша принималась громко петь, и тогда я просыпалась окончательно.

— Не спи! — кричала Мариша. — А то я тоже засну, и мы с тобой врежемся в какого-нибудь чудака.

За четыре часа, которые мы провели в дороге, Мариша всего двенадцать раз нарушила правила движения. И всего два раза попалась на этом гаишникам. Оба раза нарушения были настолько серьезные, а вина Мариши настолько очевидной, что любой другой человек на месте лишился бы прав. Но Мариша выходила из своего «Опеля», расправляла плечи и грудь, и гаишники забывали обо всем на свете. В итоге Мариша отделалась сущей безделицей на общую сумму в двадцать долларов, а права и все прочее осталось при ней.

И думаете, это научило Маришу быть осторожней? Ничуть не бывало. Я просто удивляюсь, как таким, как она, выдают права. Я лично просто умирала со страху, когда моя бедовая подруга выезжала на встречную полосу и принималась обгонять какой-нибудь грузовик в самом конце подъема на крутую горку, которых на шоссе до Пскова было навалом.

— Мариша! — кричала я. — Ничего же не видно! А если нам навстречу с другой стороны поднимается какой-нибудь автомобиль?

— Свернет! — равнодушно пожимала плечами Мариша.

— Куда свернет-то?! — верещала я. — Там же грузовик едет! Он что, по твоему мнению, в грузовик свернуть может?

— И что ты нервничаешь? — удивлялась Мариша. — Нет там никого. В такую рань никого тут быть не может.

В населенных пунктах, которые попадались вдоль дороги довольно часто, Мариша снисходительно сбрасывала скорость до девяноста километров в час, если замечала знак, который настойчиво утверждал, что данные три домика вдоль дороги — это и есть населенный пункт. А если знака не замечала, то мы так и мчались мимо этих самых домиков со скоростью сто — сто двадцать километров в час.

В общем, когда мы доехали до Пскова, то у меня от нервов остались одни жалкие ошметки, а Мариша была весела и уверяла, что давно так себя бодро и хорошо не чувствовала.

— Немного адреналина не помешает, — говорила она мне. — А что это ты такая бледная? Укачало?

Я молча потрясла головой. Разговаривать мне не хотелось. Пскова мы с Маришей не знали, поэтому карта автолюбителя, которую мы захватили с собой, нам не слишком помогла в поисках загса. После долгих расспросов мы наконец нашли бывшую улицу Ленина, которая теперь называлась улицей Рабочей Молодежи. Чем одно название было лучше другого, мы вдумываться не стали. А просто спросили первую попавшуюся старушку, где находится загс.

— Сейчас поедете направо, доедете до площади, потом переедете через мост и слева будут развалины. Так вы их обогните и увидите двухэтажное здание. Это и будет загс. Точней, раньше-то загс в другом месте был. Но только теперь там ремонт, вот временно и перевели.

Нам было все равно. Мы помчались в загс. Разлетевшись, мы уперлись в препятствие. Загс регистрировал рождение, браки и смерти граждан. Где данные граждане в точности были прописаны, работников загса не волновало.

— Что вам тут, адресное бюро, что ли? — очень недовольно осведомилась у нас упитанная тетка с забранными в пышную прическу крашеными желтыми волосами.

— Адресное бюро! — воскликнула Мариша, хлопая себя на лбу. — Ну конечно же! Оно-то нам и нужно! А вы не подскажете, где оно находится?

Тетка величественно ткнула пальцем куда-то вправо от себя. Там находился коридор. И мы пошли вдоль него, посматривая по сторонам. Похоже, ремонт коснулся не одного только загса. В этом коридоре находилось управление муниципальным советом. Кабинет его начальника. Орган социального обеспечения населения. И даже аптека. Дойдя почти до конца коридора, мы наконец наткнулись на дверь с надписью «Справочное бюро». И, решив, что это самое подходящее из всего того, что нам уже приходилось видеть, мы вошли.

— Семен Боровиков? — хмуро поинтересовалась у нас женщина средних лет.

Тоже упитанная, но почему-то еще более сердитая.

— Отчество? Год рождения?

Мы с Маришей переглянулись.

— Где-то пятидесятые годы, — наконец нерешительно сказала я. — Лет десять плюс или минус.

Женщина обиделась. Она даже поднялась со своего места, тыча пальцем в объявление, где говорилось, что справки о месте проживания горожан выдаются только в том случае, если имеются их полные данные. Фамилия, имя, отчество и год рождения.

— А нельзя ли как-нибудь исхитриться? — поинтересовалась Мариша. — Мы готовы заплатить вам лично, если вы постараетесь нам помочь.

И она вытащила две сотни. Стоимость справки с полными данными составляла всего пятьдесят один рубль.

Работница бюро еще немного поворчала и села к компьютеру, продолжая, впрочем, ворчать, что ходят тут разные, сами не знают, чего хотят. Прошло полчаса. Наконец женщина выпрямилась и посмотрела на нас, потом на деньги. Видно, в ее душе шла борьба.

— Людей с такими фамилиями и именами в городе трое, — сказала она. — Но все они не подходят вам по возрасту. Двое подростки. Десяти и девятнадцати лет. И один Семен Боровиков — ветеран войны, совсем преклонных лет старик.