Валентина Мальцева - КГБ в смокинге. Книга 2 Страница 55

ЧССР. Шоссе

9 января 1978 года

…Мы вырвались на широкую автостраду, аккуратно прошитую белыми стежками пунктирных линий, и устремились вперед, обгоняя родные «Жигули» и «Волги» с непривычными белыми номерами и латинскими буквами.

— О чем грустим, гражданка Мальцева? — Витяня непринужденно вертел баранку «мерседеса», не выпуская из уголка рта тонкую сигарету и периодически поглядывая в боковое зеркальце.

— Очень напоминает Подмосковье.

— Здесь намного чище.

— Все равно похоже.

— Соскучилась по дому?

— Даже не знаю…

— Ты теперь попадешь туда не скоро, подруга. Если вообще попадешь.

— А если нас возьмут?

— Тогда уж на сто процентов не попадешь.

— Почему?

— Не довезут. По дороге потеряют.

— Знаешь, Мишин, в последнее время у меня возникло серьезное подозрение…

— Я даже знаю какое: Андропов работает на ЦРУ. Кстати, я тоже начинаю об этом задумываться…

— Мне кажется, — не обращая внимания на его плоскую шутку, тихо сказала я, — что все вокруг только и думают, как бы лишить меня права и возможности жить у себя дома, в своей квартире, навещать маму, ходить в редакцию, писать…

— Ну да, конечно! — по-клоунски закивал Витяня. — Троцкистский заговор против Валентины Мальцевой! Весь мир ополчился против одинокой бабы.

— Я женщина, Мишин. И потому даже глобальные проблемы человечества пропускаю через себя. Это естественно, если учесть, что мне нет никакого дела до этой грязи…

— А кому есть, Валентина? — неожиданно тихо спросил Мишин. — Ты думаешь, что другие люди живут иначе?

— Мне плевать, как живут другие. У меня проблемы с собственной жизнью.

— Вот тут ты, подруга, права. Только не пойму, к чему это ты?

— Так, мысли вслух… — я чуть приоткрыла окно, чтобы вытянуло табачный дым. — Скажи, Витяня, ты не боялся возвращаться оттуда?

— А ты как думаешь?

— Если бы знала, не спрашивала.

— Конечно, боялся! Еще как боялся!

— Тогда почему?

— Почему не отказался? — с наигранной веселостью подхватил Мишин. — Почему не встал в позу и не сказал: «Хватит, мол, господа хорошие! Подполковник Мишин свое отпахал, энное количество людей замочил, энное число секретов выкрал и больше пачкаться в этом дерьме не желает! А желает получить новую профессию слесаря-расточника и право на труд в свободном мире!» Так, что ли?

— А что, очень глупо, Витяня?

— Ты действительно дура, Мальцева, или прикидываешься? — Витяня с досады хлопнул ладонями по баранке. — Ты хоть понимаешь, что такое профессиональный нелегал? Причем не какой-нибудь, а с фирменным знаком «Matyory. Made in K.G.B.»! Эта фирма похлеще будет, чем Московская консерватория со всей ее еврейской профессурой и русскими вундеркиндами. На кой я им сдался, хозяевам моим новым, если они не могут поиметь меня на всю катушку по основной профессии? Сказать-то им я могу что угодно, а вот выходов, как в кино, только два: либо соглашаться, либо…

— И так всю жизнь?

— А у тебя есть другие предложения?

— Ну хорошо… — я закурила. — Тогда объясни мне одно несоответствие: почему столько внимания именно к моей персоне, Витя? Меня спасают, вытаскивают, везут на вертолете, снабжают оружием, фальшивыми документами, машинами, из-за меня убивают людей, для спасения моей грешной души бросают в самое пекло даже тебя, который только-только сам ноги унес. Что происходит, Мишин? Может быть, я знаю что-то такое, о чем сама не догадываюсь, а?

— Вспомни, Валентина, к чему тебя привело бабское любопытство, и постарайся поменьше спрашивать, — спокойно посоветовал он. — Здоровее будешь.

— Витяня, — процедила я, чувствуя, как злость потихоньку подкатывает к горлу. — О каком здоровье ты говоришь, урод? Мы же оба — полупокойники. Причем оба об этом знаем. Ты думаешь, я полная идиотка, да? Это же самое настоящее чудо, что я до сих пор жива! Какое-то невероятное стечение обстоятельств! Но продолжаться так вечно не может. Поэтому, будь любезен, перестань корчить из себя профессора и объясни толком, что происходит? Почему такой бал в мою честь? В конце концов я Валентина, а не Маргарита.

— Хочешь умереть шибко информированной?

— А если и так?

— А если выживешь?

— Поставлю свечку, а потом накатаю на тебя телегу в КГБ. Копию — в профком.

— Ты знаешь, где сейчас Тополев?

— Догадываюсь.

— Как по-твоему, он много знает?

— Я бы хотела услышать ответ от тебя.

— Он много знает, Валентина, — как-то отстраненно сказал Мишин. — Так много, что, раскрой эта потливая гадина рот, не меньше тридцати ребят останутся без пенсии. По той причине, что она им вряд ли понадобится.

— И что?

— А то, подружка, что, скорей всего, так и случилось — раскололся наш Матвей.

— Почему ты так думаешь?

— Просто я достаточно хорошо представляю себе масштабы охоты за твоей головой. Если бы он молчал — не было бы таких усилий с их стороны.

— Не понимаю! — меня вдруг бросило в жар. — Ничего не понимаю. При чем здесь я? С какой стати они меня-то к этому шпилят?

— Знаешь, почему газеты — и, кстати, не только наши — почти никогда не сообщают подробностей о разоблачении иностранного агента или целой шпионской сети?

— Нет.

— Ну представь себе: хватают нашего, или американского, или там южноафриканского нелегала, бросают его в кутузку, пару недель маринуют без душа и кондиционера, а потом: пожалте, господин шпион, на допрос. Кто такой, спрашивают, на кого работаешь, в чем задание и прочая дребедень. Это только в наших фильмах разведчики держатся насмерть, секретов не выдают и умирают с возгласом: «Да здравствует мировой лагерь социализма!» На практике они начинают говорить. Рано или поздно, всю правду или полуправду, но начинают. Прекрасно! Рассказали, записали, проанализировали… А дальше? Использовать показания расколовшегося агента в пропагандистских целях — редчайшая удача. Потому как страна, этого агента заславшая, ничего знать о нем не желает и ни один факт, им вредительским образом поведанный, не подтверждает. Мало того, МИД этой страны начинает орать как оглашенный на всех международных форумах: «Провокация! Опорочили честное имя великой державы! Замороченный буржуазной пропагандой иуда-перебежчик, работавший на складе устаревших противогазов и гигиенических принадлежностей для армейских бань, в погоне за сладкой жизнью подался на Запад и клевещет на свою родину!»

— Бред какой-то! — пробормотала я. — Разве это нельзя подтвердить, доказать?

— Как? — вскинул брови Витяня. — Кто подтвердит? Перебежчик — лицо заинтересованное.

— Сообщники! Люди, с которыми он выходил на связь.

— Ну, во-первых, их еще выследить и взять надо. А потом — одного поля ягоды. Нет им веры и быть не может.

— Свидетели?

— О, Валентина Васильевна, светлая головушка! — Мишин поднял указательный палец с тщательно обработанным ногтем. — Вот это — действительно удача для любой контрразведки: живой свидетель, способный на людях подтвердить, что гражданин-господин имярек — классический шпион-нелегал, замаскировавшийся под личиной добропорядочного швейцарца или француза и имевший задание своего руководства убрать депутата парламента, спровоцировать студенческие волнения или, скажем, организовать утечку урана-235 на атомной электростанции где-нибудь в Тарарабумбии. Тогда действительно поднимается шум, бесконечные пресс-конференции, аршинные заголовки в газетах… Государство, благословившее данного нелегала на столь неблаговидные поступки, — в дерьме по самые уши. Отыскать такого свидетеля — реального и, по возможности, являющегося жертвой конкретной разведки — равносильно обнаружению нефтяного пласта под собственной ванной. Теперь-то, подруга, ты ухватываешь драматургию?

— Кажется, — прошептала я.

— Пока Матвей Тополев молчал, все укладывалось в привычные рамки: нелегал не колется, поработаем с ним еще немного, а потом обменяем на своего, равноценного. Однако стоило ему заговорить, — а я практически не сомневаюсь, что эта гнида раскололась, — как начальники твоего нового красавчика-хахаля враз сообразили: информация — высший сорт, дело стоящее, есть прекрасная возможность посадить русских в лужу с весьма эффектным сопутствующим результатом. Нужен лишь свидетель, чтобы процесс окунания в дерьмо был доказательным. И выясняется, что свидетель есть. Да еще какой! Красивый, умный, лично знакомый с самим Андроповым, побывавший в переделках, связанный сразу с несколькими нелегалами КГБ и вдобавок — честный человек, хоть и представитель второй древнейшей профессии, классическая жертва обстоятельств, заблудшая душа, невинная овечка!.. Короче, не свидетель, а золотой самородок! Да вдобавок под личной опекой кадрового офицера ЦРУ. Короче, идеальная схема для большого начальства: романтическая связь двух симпатичных людей разной национальности идеально прикрывает хитрую политическую интригу…