Василий Гозалишвили - Особое задание Страница 56

В «люксе» Вована было тесно: кроме него и Мицуко на стульях и диване восседало еще шесть представительных японцев, весьма цивильно одетых и, на мой взгляд, совершенно не похожих на бойцов японской мафии. При моем появлении они встали и с уважением мне поклонились. Я поклонился в ответ и уселся на стол, так как свободных мест, куда можно было пристроить свое седалище, в комнате больше не было. Якудза постарались не показать своего удивления моими манерами, но это у них не очень получилось. Вован, с улыбкой глядя на меня, через Мицуко объяснил им, что простой американский парень Джонни, его лучший друг (что мне, признаюсь, польстило!), не любит сантиментов. Надо работать — он, то есть я, работает! Надо драться, — дерется! И вообще, он, — то есть опять я! — управляет Американским филиалом Русской Семьи и является в этой самой Семье третьим человеком. Такое повышение своего статуса меня почти повергло в шок, но я почти сдержался, и, дождавшись окончания речи, слез со стола и слегка поклонился. Японцы снова вскочили на ноги и низко поклонились в ответ. Потом один из них, самый старший, так же через Мицуко произнес вдохновенную речь с кучей всяких витиеватых аллегорий и параллелей, из которой следовало приблизительно следующее. Оказывается, турнир, на который мы приперлись, был посвящен пятилетию смерти предыдущего главы их клана. Каждый, кто уважал покойного, постарался его посетить. Поэтому сначала нас приняли за старых знакомых, о которых покойный, по каким-то причинам не стал никому говорить. Или не успел. Нам не стали препятствовать в выходе на татами, ведь участие в боях — это высшее уважение к покойному! А когда я победил в финале его старшего сына, нынешнего главу клана, выразив ему свое уважение аж два раза (а, по моему, я его просто пожалел!), то почтения к нам еще больше прибавилось! Потом, как оказалось, я преподал юноше урок высшего мастерства самурая: протянув ему белый пояс взамен черного, дал понять, что познание боевого искусства беспредельно, идет по спирали, и мастер когда-то должен начать свой путь сначала, чтобы понять его еще лучше. И молодой хозяин Якудзы достоин пойти на второй круг! А Вован своей победой вообще поставил их всех перед выбором: что делать? Потому, что он свалил Великого Чемпиона! Человека, чьи достоинства вообще трудно описать! Поэтому и я это делать не буду, так как в них не разобрался. Человека, которого иметь почетным членом совета директоров стремится любая крупная корпорация. Человека, чье имя боготворит вся Япония! А так как, по их мнению, нельзя ввести в Якудзу человека из чужой Семьи, но нового Великого Чемпиона просто нужно, то посланники были немного не в себе. Как оказалось, цель этой делегации была просьба ко мне, как к Учителю боевых Искусств, Мастеру Великого Пути и т. д. дать своим неразумным ученикам так необходимый им совет.

Я был краток:

— Друзья мои! Ответ получит достойный! Завтра утром я буду ждать вашего молодого хозяина в саду камней этого отеля в час, когда солнце коснется своими лучами лепестка золотого лотоса в средоточии покоя и созерцания! А сейчас вы свободны!

Кланяясь на каждом шагу, делегаты, пятясь, удалились. Когда за ними захлопнулась дверь, Татьяна удивленно спросила меня:

— Ты сам то понял, что сказал?

— Приблизительно! — честно ответил я.

— А мне показалось, что сказано было очень поэтично! — заступилась за меня Мицуко. — Как и подобает Великому Мастеру!

— Ну, ты, который Великий! — расхохотался Вован. — Так во сколько ты их будешь ждать?

— Я их ждать не буду! — выкрутился я. — Поставим мальчика в дверях, как они появятся, — он даст нам знать! Тут-то я и выйду!

— С этим понятно! А что ты им скажешь? — поинтересовалась Татьяна, взлохматив мне и без того лохматую от привычки чесать затылок голову.

— Вот с этим что-нибудь придется придумать. Посижу в Интернете, почитаю что-нибудь из их литературы… Главное, чтобы было как можно более заумно, при этом максимально двусмысленно и устраивало и их и нас!

— Логично! — обрадовался Вован. — А пока ты работаешь над речью, я немного выгуляю дам! А то мы уже сколько дней в этой стране, а ни черта и не видали!

— Ладно! — обреченно согласился я. — Буду отдуваться за свой длинный язык…

К моей искренней радости проснувшаяся Юлька, посмеявшаяся сначала над Людмилой, потом и над собой, выслушав пересказ событий в изложении Татьяны, вызвалась мне помочь. И когда все остальные свалили шататься по городу, действительно мне помогла: за два часа речь была готова в черновике. Потом мы еще немного ее подредактировали, и решили, что лучше я все равно сказать не смогу. Поэтому окончательный вариант был заброшен под кровать, а девушка, вспомнив, что чего-то недополучила прошлой ночью, начала ко мне грязно домогаться. Пришлось сдаться. Потом опять сдаться. Потом, по ее требованию, проявить «хоть какую-нибудь инициативу». Потом «закрепить достигнутый успех» и снова сдаться. В общем, готовый не меньше, чем моя речь, я встретил вернувшихся с прогулки друзей в полной прострации. Вован приписал мою усталость результатам моего умственного труда, а две мои оторвы — труду физическому. Татьяна даже немного приласкала меня, нежно назвав меня бедняжкой! С чем я не мог не согласиться. Потом Вован с Мицуко ушли к себе, и я, совершенно измученный прожитым днем, завалился спать. Последнее, что я запомнил перед тем, как отключиться, был недовольный голос Людмилы:

— Что, дорвалась, эгоистка? Нет, чтобы дать ему хоть немного отдохнуть!

Мальчик — посыльный ворвался ко мне в номер в девять утра, чтобы сообщить о приезде гостей и получить обещанные двадцать долларов. Я тут же унесся вниз по лестнице, чтобы до их появления успеть удобно устроиться в гостиничном саду камней, — месту для медитаций и размышления доморощенных философов.

Успел! Даже пару раз смачно зевнул, чуть не вывихнув себе челюсть. Потом повторил было про себя заготовленную речь, как в сопровождении Мицуко показались хозяин и двое его приближенных соратников. Невозмутимо понаблюдав, как они подходят ко мне и с уважением склоняются передо мной в поклоне, я чинно встал и ответил на поклон. Потом присел на облюбованное место, сложил руки на коленях и значительно произнес:

— Да осилит Путь идуший! Ибо все Пути ведут нас к Цели, но не каждому ведома эта Цель! И ветшают наши бренные тела, тщась понять то, что им предначертано! И лишь Великие духом способны отринуть прах земной жизни на подступах к Просветлению!

Я перевел дух, заглянул в глаза каждому из присутствующих, пока Мицуко старалась как можно ближе к тексту перевести мои тезисы. Увидев, что в глазах бойцов Якудзы и их хозяина появилось понимание, я глубокомысленно продолжил:

— Путь Великого Воина короток и славен! И освещает дорогу идущим за ним! Познайте себя, и поймете, что ваша Гордыня говорит вашими устами! Ибо лишь Великий Воин достоин Великого Пути! А ваша дорога лишь его жалкое отражение! Идите за ним, и ваши глаза откроются и увидят свет истины! Протяните руку ближнему, и протянете руку самому себе, делая новый шаг к сияющей вершине! Ибо жизнь — суета! Лишь капля росы на травинке вечности в лучах восходящего летнего солнца! А плечо друга — прохладный ветерок, облегчающий каждый ваш вздох! Оглянитесь! Подумайте! Разве можно сравнивать сияние радуги с полетом журавля? Или бросок змеи с гармонией паутины? Нет? Не судите, и не судимы будете! Живя другими, обретете себя! И да будет с Вами мое Благословение!

Воины Якудзы дослушали последние слова Мицуко, каплями дождя прошелестевшие в тишине сада и, встав на ноги, поклонились. Потом хозяин, представившись, попросил слова. Собственно, особой нужды представляться, по-моему, не было, так как его лицо до сих пор хранило на себе мои автографы: синяки и ссадины.

Я благосклонно кивнул, и на всякий случай поклонился.

— Уважаемый Джонни-сан! Ваша мудрость не знает границ! Я безгранично счастлив, что оказался готов воспринять ваше Слово и услышать его своим сердцем! Вы правы: кто я такой, чтобы считать, что воины, подобные Вовану-сан, могут служить украшениями любого, даже самого сильного клана? Они должны объединять души и сердца людей, достойных идти по Пути вслед за ними! И я прошу простить меня за мои заблуждения! Мои люди, мой меч и моя честь — всегда к вашим услугам! А теперь позвольте мне принести клятву верности Вам и Вашему Великому Другу!

Само собой, я согласился, и, переведя дух после их ухода, еще долго размышлял о том, что им наговорил. Вроде получилось достаточно складно! Но море смычла так и осталось за чертой моего разумения…

Увы, из Японии пришлось улететь уже на следующее утро, так как передвигаться где бы то ни было стало просто невозможно: меня с Вованом узнавали даже дети. И любая прогулка или экскурсия превращалась в череду поклонов, улыбок и раздачу автографов. Даже проводы в аэропорту чуть не превратились в небольшой стихийный митинг. Лишь благодаря людям Тераучи, босса Якудзы, мы смогли спокойно сесть в самолет и, наконец, немного расслабиться. Хотя, по-моему, обожание окружающих девочкам определенно понравилось.