Виктор Пронин - Голоса вещей Страница 6

— Какая разница — плохой он или хороший? К нему в дом забрался грабитель, вор, если уж точнее…

— Это был его сын.

Зайцев остановился, некоторое время смотрел на Ксенофонтова, и постепенно выражение его лица менялось от насмешливого к растерянному.

— Ты думаешь…

— Слушай, что произошло… Фиалкин за последний год пережил большие семейные потрясения. Он развелся с прежней женой, сошелся с другой женщиной, молодой и красивой, с не угасшими еще желаниями и страстями. И привел ее в ту самую квартиру, в которой жила его семья. А жена с сыном ушли в квартиру новой избранницы. Понимаешь? С точки зрения целесообразности это было хорошо, потому что, разменяй он свою двухкомнатную квартиру, ему вообще пришлось бы довольствоваться комнатой в коммуналке. А так он оставался жить в двухкомнатной, и мать с сыном получали отдельную квартиру. Казалось бы, все прекрасно. Но есть другая точка зрения — нравственная, что ли… Вот с этой стороны Фиалкин допустил вопиющую бестактность… Понимаешь?

— Ты очень хорошо рассказал о его личных делах… Меня же больше интересует ограбление.

— Чего тебе волноваться, ты его раскрыл, начальник отметит тебя в приказе, подарит что-нибудь… Или повысит в должности. Я очень рад за тебя.

— Итак, ограбление, вернее, попытка, — напомнил Зайцев.

— Хорошо, вернемся к нашим баранам. Сопоставь несколько фактов… Дверь была открыта без следов взлома. Ключом. У кого может быть ключ? Только у близкого человека. Ты слышал, как он говорил о сослуживцах? Они отпадают. Остается прежняя семья, которая жила в этой квартире. Естественно, ключи были и у матери, и у сына. Дальше. Время ограбления — самое неудобное, время, когда хозяева возвращаются домой после работы. Вор на такое дело в шестом часу вечера не пойдет.

— Да, в этом что-то есть, — задумчиво проговорил Зайцев.

— Продолжим. Кто может бегать вдоль дома, прячась от жильцов и выжидая, пока никого вокруг не будет? Человек, которого в этом доме знают. Как потом выяснилось, один жилец все-таки его увидел, подошел, поздоровался. Для настоящего вора после подобной встречи самое разумное — смыться. А он?

— И тут ты, наверно, прав.

— Ты тоже, старик, прав. Здесь столько правоты, что нам обоим хватит. Что же оказалось уничтоженным в доме? Парусник с черными пиратскими парусами и хрустальная ваза. Парусник подарил Фиалкину сын, а вазу подарила жена. В прежние времена, когда все было прекрасно в их семейном уголке. Подарили на день рождения. Задаю Фиалкину вроде бы дурацкий вопрос — когда у него день рождения? Оказывается, сегодня. То есть парнишка помнит об этом, помнит старые времена, наверно, еще любит отца. И возникает в его юном горячем мозгу жажда мести. Да, он хочет отомстить отцу. Тот сам мне сказал, что парень все события воспринял как предательство. Он приходит в свой прежний дом, ломает свой подарок, разбивает вазу, которую подарила мать, но скрыться не успевает. Подозреваю, что он подзадержался в квартире больше, чем ему бы хотелось, не смог сразу уйти… Я его понимаю. А ты?

— Его понимаю, а тебя понять не могу… Ты что, с самого начала догадался, кто вор?

— Конечно, нет! И мысли об этом не было. Но когда ты начал подбрасывать мне всякие сведения… Я вылепил из них картину.

— Стоп! — воскликнул Зайцев. — Дальше не надо. А то тебя захлестнет скорбь, ты не сможешь выполнять свои обязанности, и редактор тебя поругает.

— Смотри! — Ксенофонтов показывал длинной своей рукой куда-то вдоль улицы. — Видишь?!

— Что? — не понял Зайцев.

— Светится, — блаженно улыбаясь, проговорил Ксенофонтов. — Кафе светится… Пойдем по пивку, а? За мир в семьях гражданина Фиалкина. Боюсь, что и молодая жена вряд ли сможет его утешить. Сегодня это никому не под силу. Если он, конечно, не прикончит бутылку в холодильнике. Тогда уж наступит полное утешение. До утра.

— Он выглядел совершенно убитым.

— Перебьется! — жестко сказал Ксенофонтов. — Предатели часто печалятся после того, как исполнят задуманное. Таков уж их удел, старик.

ПОХИТИТЕЛЬ БРИЛЛИАНТА

Медленный торжественный снег ложился на ветви деревьев, на крыши машин, шапки прохожих, светофоры мигали величаво, звуки были негромки и, казалось, наполнены каким-то значительным смыслом. А Ксенофонтов чувствовал, как с каждой минутой ему становится все печальнее. Казалось, там, за окном его кабинета, идет жизнь, а ему выпало лишь описывать ее. Оглянувшись на маленький тесноватый стол, усыпанный листками бумаги, он снова прижался лбом к холодному стеклу. Но нет, не мог он отдаться светлой печали до конца, насладиться видом падающего снега, розовыми лицами прохожих и разноцветными вспышками светофора на перекрестке, поскольку сегодня, как и всегда, ему предстояло сдать двести строк в номер.

Именно этим состоянием можно объяснить то, что телефонный звонок он услышал не сразу, не бросился к трубке, а лишь с недоумением посмотрел на нее, словно бы не совсем понимал, чего она от него хочет. И наконец, осознав происходящее, подошел к телефону.

— Ты что это, как вареная вермишелина на веревке? — требовательно спросил Зайцев.

— Снег идет, старик, — безнадежно проговорил Ксенофонтов. — Такой идет снег… Я вот смотрю на него и думаю, не назначить ли мне кому-нибудь свидание… В сквере… У заснеженной скамейки… Средь бела дня… В рабочее время… Чтобы уже в этом была опасность разоблачения, чтобы уже в этом был вызов высшим силам в лице нашего редактора…

— Так, — проговорил Зайцев тоном врача, собирающегося поставить безжалостный диагноз. — Все понятно. Тебе Рая привет передает.

— Какая Рая? — живо спросил Ксенофонтов.

— За которую ты вчера придумал столько дурацких тостов, и все гости были так благодарны, так благодарны, что сегодня тебе лучше не показываться им на глаза.

— Да, кажется, я был в ударе, — скромно заметил Ксенофонтов. — Надеюсь, Рая прекрасно себя чувствует?

— Рыдает. С вечера.

— С той минуты, когда я ушел?

— Почти. Колечко у нее пропало, цена ему — три тыщи. Созвала гостей на день рождения, а гости, видишь ли как с ней обошлись… Пить за ее здоровье не отказывались, а колечко сперли.

— Я не брал, — твердо сказал Ксенофонтов. — И потом… Разве есть такие колечки? За три тыщи?

— Бриллиант в нем, в кольце, понял? Старинная работа. Бабушка подарила на день рождения. Ты вот что подарил вчера? Сумку с портретом Пугачевой, а бабка колечко заветное не пожалела.

— А ты попробуй достань эту сумку, — обиженно сказал Ксенофонтов. — Мне ее по блату раздобыли, и заплатил я за нее вдвое больше, почти десятку. Вот так, старик. Если бы на сумке твой портрет был, ее в уцененке и за пятак никто бы не взял, а поскольку Пугачева… Сам понимаешь. А что, Рае не понравился мой подарок?

— Ксенофонтов! Заткнись. Колечко у нее пропало. Понял? Звоню от нее, с утра я здесь.

— Похмеляешься?

— Провожу следственно-оперативные мероприятия, так это называется. Тебе не понять.

— Нашел злодея?

— Как тебе сказать, — замялся Зайцев. — Отпечатки, конечно, есть, но дело в том… Гости, похоже, перещупали все, что нашли в доме.

— Включая хозяйку?

— Какой ты пошляк, Ксенофонтов! Газета действует на тебя плохо. Приезжай немедленно. Пользы от тебя немного, но хоть слово душевное скажешь, вчера ты был горазд говорить. Приезжай.

Ксенофонтов сгреб разбросанные по столу листки бумаги, оделся, осторожно выглянул в коридор — там никого не было. Тогда он быстро проскользнул на лестничную площадку, сбежал по ступенькам вниз и выскочил на улицу.

Дверь открыл Зайцев. Был без пиджака, озабоченный и деловитый. В глубине комнаты Ксенофонтов увидел хозяйку дома Раю, которая еще вчера вечером блистала свежестью. Сейчас она была заплаканная и какая-то потухшая. Рая улыбнулась Ксенофонтову, но он понял, чего ей это стоило.

— Ксенофонтов, — сказала она, — это ужасно.

— Да, — согласился он, — три тыщи коту под хвост!

— Да черт с ними, с этими тысячами, жила до сих пор без них и… Вчера был полный дом друзей, да? А сегодня нет ни одного… Не считая, конечно, тебя и Зайцева. Понимаешь, ночью начала прикидывать, кто мог взять, а кто не мог… И знаешь, до чего я додумалась? Кошмар… Мог взять каждый. Сволочная память подбрасывает, то одно воспоминание, то другое… Тот на машину собирает, у того жена — красавица, наряды требует, у того долгов на три года вперед… Понимаешь, Ксенофонтов, я не могу относиться к ним, как прежде, я лишилась друзей. — Не договорив, Рая вышла на кухню.

— Докладываю обстановку. — Зайцев взял Ксенофонтова под локоть, провел в комнату. — Садись в кресло и слушай внимательно. Рая, как женщина…

— Молодая и красивая, — кивнул Ксенофонтов.

— Это я и без тебя знаю, — несколько ревниво сказал Зайцев. — Я о другом. Она ведет довольно замкнутый образ жизни, для ее лет, разумеется. Работает в технической библиотеке. Заведует залом периодики. Так что можешь иногда заглянуть к ней, почитать газеты. С моего разрешения, конечно. Живет с бабушкой. Родители в длительной командировке. Бабка вчера ушла к подруге, чтобы не мешать молодежи веселиться. Перед уходом подарила Рае кольцо. Это Рая для собственного утешения сказала, что цена ему три тысячи, оно стоит все пять…