Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska - Алмазная история (пер. Н.Селиванова) Страница 77

В принципе версию сестры я одобрила, хотя не преминула подкинуть и свои соображения:

– Тем более что сама лично информировала его о непременном требовании завещательницы: пока не закончим упорядочение библиотеки, не имеем права ни к чему в замке прикасаться. А поскольку мы девушки честные, не суем носа, куда запрещено. А ты не думаешь, что в замок он заявился не ради кражи, а ради… одной из нас? Влюбился, и все тут?

– Спятила! – скривилась Кристина. – Влюбился и ночами шастает по замку, вместо того чтобы хотя бы полюбоваться на свой предмет? Хотя бы повздыхать, я уж и не говорю о другом. Такой робкий влюбленный?

– Так кто же знал, что он будет каждую ночь пробираться в замок? – отстаивала я свою концепцию.

Кристине хватило одной секунды на взвешивание моей версии.

– Нет, – решительно возразила она. – Не согласна я на преступление по любовным мотивам. Они тут к таким относятся снисходительно, отнесутся с пониманием к чувствам влюбленного… Нет, не согласна я! Отделается ещё условным наказанием, а я крови жажду!

– Да и не поверят, – согласилась я, отметая собственную версию. – Зачем, спросят, залез в прабабкину спальню, а не в наши? Заблудился, сиротинка? Впрочем, заблудиться нетрудно, замок большой, помещений достаточно…

Тут из больницы позвонили с сообщением о состоянии здоровья бедного камердинера. Жив он; череп, конечно, разбитый, но никаких переломов, а сознание потерял от сильного удара. Уже понемногу начинает приходить в себя, так что вскоре сможет рассказать о том, что же приключилось.

С больницей говорил месье Терпильон. Засевшая в нашем замке полиция тут же подхватилась и помчалась в больницу в надежде на общение с жертвой преступления. Пьяретта перестала плакать, а кухарка, приободрившись, приступила наконец к своим профессиональным обязанностям. Благодаря последнему нам удалось пообедать вовремя и очень вкусно.

Месье Терпильон проявил бездну такта и доброй воли. Сначала терпеливо и покорно пережил первые минуты расследования, без возражения согласился с первой полицейской версией о несчастном случае, затем столь же безропотно воспринял наличие сомнений у полиции. Внимательно и терпеливо выслушал и наши с Кристиной подозрения, о которых мы сообщили нотариусу с глазу на глаз, не посвящая пока в них полицейских. Еще успеем донести ей на Хьюстона…

За обедом нотариус сам затронул животрепещущую тему.

– А что касается приобретения недвижимости, – внезапно заявил он безо всяких вступлений, – то госпожа графиня под конец жизни получила множество предложений, весьма схожих с теми, что сделали вам. Дословно: замок со всем содержимым. Еще шутила – дескать, содержимое – она сама. И как-то упомянула, что кто-то без её ведома проникал в замок и что-то в нем искал. Именно по этой причине она и переместила в банковский сейф остатки фамильных драгоценностей, которые до этого легкомысленно держала в ящике столика, что стоял в изголовье кровати. Нет, я не осуждаю клиентку, боже избави, и тогда ни слова осуждения не сказал, позволил себе лишь слегка удивиться, не более того.

Договорив до этого места, нотариус замолк и внимательно поглядел на нас, желая убедиться, что мы отнеслись с надлежащим вниманием к его сообщению. Мог не беспокоиться, мы поняли, насколько важным было это сообщение. Если уж старый, опытный нотариус удивился – значит, дело нешуточное, значит, из ряда вон выходящее. Поэтому мы обе уставились на старика с таким захватывающим, с таким непритворным интересом, который удовлетворил бы самые завышенные требования.

Нотариус явно удовлетворился и продолжил рассказ.

– Само предложение купить недвижимость, пусть даже и по завышенной цене, ещё не преследуется законом. Американцы располагают средствами, и им часто приходят в голову… гм… неординарные идеи. Мне представляется логичным предположение, что данный американец, когда вы ему отказали, решил проникнуть в замок ночью и обыскать. Ведь известно, что в старинных замках, которые многие поколения находились в руках одного дворянского рода, которые не ремонтировались веками, не перестраивались и из которых ничего не вывозилось, – в таких замках могут оказаться старинные предметы, ценности которых даже хозяева не знают. Хозяева, как правило, не являются специалистами в области антиквариата, а молодой человек мог им оказаться. К тому же общая сумма, в которую по завещанию оценен замок, названа весьма приблизительно, лишь для того чтобы можно было вычислить процент налога с наследства. Если уважаемые дамы пожелают иметь осложнения с полицией, их право сообщить ей о своих подозрениях…

Нет, нет, уважаемые дамы отнюдь не желали никаких осложнений, ни в коем случае. О чем мы и не преминули заверить уважаемого нотариуса. Тот по-прежнему внимательно наблюдал за нашей реакцией, и она его, похоже, вполне удовлетворила.

– Так я и полагал, – заметил он бесцветным голосом. – Следовательно, оставил бы при себе ваши подозрения. И весьма этому рад. Должен признаться – госпожу графиню я обожал и почитал с детства, более очаровательной дамы мне не довелось встретить за всю мою жизнь, и я уверен – она не пожелала бы, чтобы к фамильным ценностям прикоснулись чужие руки…

Если нотариусу захотелось нас огорошить, ему это удалось. Признаться в огромной любви, пронесенной через всю жизнь, столь бесцветным, деревянным голосом – нет, такое в голове просто не укладывалось. К тому же он наверняка знал или хотя бы догадывался о существовании алмаза и деликатно дал понять, что лишний шум ни к чему. Хьюстона следовало оставить в покое.

Я нерешительно произнесла:

– Наверняка вы правы…

Нотариус не дал мне докончить фразы.

– Послушаем, что скажет камердинер. Полагаю, ждать придется недолго. А потом и примем решение.

Кристина встревожилась:

– Надеюсь, вы до тех пор останетесь у нас? Распоряжусь, чтобы для вас приготовили комнату.

– Если можно, две комнаты, – сухим скрипучим голосом поправил её нотариус. – Я приехал на взятой напрокат машине с водителем. Считаю своим святым долгом довести до конца дело, порученное мне покойной графиней, обстоятельства же принимают весьма серьезный оборот.

– Должно быть, по уши влюбился в прабабку, света белого за ней не видел, – заметила Кристина, когда мы остались одни, а месье Терпильон обустраивался в отведенной ему комнате для гостей. – Так сказать, верность до гробовой доски!

– Скорей бы уж Гастон пришел в себя! – вздохнула я. – И жутко хочется заняться поисками, аж руки чешутся. Хочется знать, чем же мы, в конце концов, владеем! Увидеть своими глазами…

– …например, бальные платья! – вскричала Кристина. – Представляешь все эти роскошные туалеты наших прабабок! Должны же они где-то здесь висеть! А? Ты как думаешь?

– Думаю, должны. Мне тоже хочется их примерить.

Камердинер окончательно пришел в себя поздним вечером и дал показания. К сожалению, полиция не спешила нас осчастливить, о показаниях старика-камердинера мы узнали лишь утром. Возможно, французские менты просто сочли неудобным беспокоить нас после полуночи.

Итак, Гастон внезапно проснулся среди ночи. Что-то его разбудило. Старик не мог уточнить, что именно, просто, по его словам, он испытал такое ощущение, будто в замок пробрался посторонний. Нет, и раньше тишину ночного замка нарушали непривычные звуки, ну, скажем, когда обе уважаемые мадемуазели работали в библиотеке, ведь они то и дело спускались в подвал, бегом бежали, каблучки постукивали, он, Гастон, уже привык. Но на сей раз его разбудили другие, непривычные звуки, а какие – сказать не может. И почувствовал…

Это место показаний старого камердинера немного сконфуженная Кристина прокомментировала так:

– Голову даю на отсечение – старый зануда подсчитал все бутылки, что мы с тобой выдули.

– Ну и что? – беззаботно отмахнулась я. – Уважаемые мадемуазели имеют право распоряжаться своим вином.

…И что-то ему говорило – дело нечисто. Долг заставил старого слугу встать с постели. Прихватив на всякий случай кочергу от камина, камердинер вышел в коридор и прислушался. А на слух он никогда не жаловался. Шум вроде бы доносился из спальни покойной графини. Нет, сначала он не мог точно локализовать место необычного шума, но понял – доносится сверху. И уже поднявшись наверх и послушав у замочных скважин покоев прежних владельцев замка, камердинер определил – встревожившие его звуки доносились из спальни графини. Старик открыл дверь и вошел в комнату. И тут на него набросился какой-то незнакомый человек. Про взломщика камердинер мог сказать лишь одно – мужчина крепкого телосложения. Когда он, камердинер, вошел в спальню графини, незнакомец стоял у туалетного столика покойной графини, спиной к двери, и копался в ящиках туалетного столика. Ну, того самого, с тройным зеркалом, в нем множество ящичков. Лица грабителя слуга не видел, обратил внимание лишь на его руки, совсем черные. Он, камердинер, из ума ещё не выжил, понял, что тот был в перчатках. А как же, замахнулся на него своей кочергой, но злоумышленник его опередил. Еще не поворачиваясь, ногой пнул, ну словно жеребец копытом, так что слуга повалился навзничь, обо что-то больно стукнулся головой и больше ничего не помнит. Божий свет вновь увидел лишь в больнице, где его привели в сознание. И ещё увидел очаровательную девушку, сестричку, такую прелестную, что даже подумал – не умер ли он и не ангел ли небесный перед ним.