Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska - Алмазная история (пер. Н.Селиванова) Страница 78

– Вот интересно, – заметила я, – в любой больнице обязательно найдется красавица-сестрица, я давно это заметила. Наверное, в больнице хоть одну подбирают, специально для поднятия духа больных пациентов. А слух у него что надо. Послушай, у кого самый острый слух? Самый лучший на свете?

Кристина резонно предположила:

– Наверное, у такого зверя, у которого очень плохо со зрением. Не помню, кажется, у змей. Но в данном случае скорее всего Гастон действовал инстинктивно. Замок он знает как свой карман, так что без труда определил, откуда именно могут доноситься посторонние звуки. Да наверняка и не посторонние тоже расслышит и сразу поймет, где скребется мышь, а где пируют жучки-древоточцы.

– И еще. Гастон мог страдать бессонницей. Такое часто случается со старыми людьми. Впрочем, неважно. Читай дальше.

Заключительная часть полицейского протокола состояла из вопросов и ответов, связанных с внешним видом злоумышленника. Впрочем, ничего нового: крупный мужчина, наверняка молодой, волосы скрыты под капюшоном или чем-то вроде того. Одет в черную широкую куртку, скрывающую фигуру, брюки тоже такие… вроде как на вырост. Так что даже со спины ему, камердинеру, ни за что не опознать незнакомца.

Что ж, все говорит о намеренном проникновении в дом, какая уж тут случайность. Кристина наверняка поделилась бы с полицией своими соображениями о Хьюстоне, не предупреди нас нотариус о необходимости держать язык за зубами. Пришлось дружно заявить, мы ни о чем не знаем, никого не подозреваем, взломщик появился в замке впервые, и, похоже, ничего не украдено. Камердинер спугнул негодяя, тот сбежал, опасаясь, что шум привлечет остальных обитателей замка. Полиция была того же мнения, хотя и удивлялась, как это никто больше никакого шума не слышал. Пришлось ей разъяснить причину. Комнаты горничной и кухарки расположены ещё дальше, чем комната камердинера, а мы обе после утомительного рабочего дня спали каменным сном. Разумеется, ни словечка не проронили о вине, которое скрасило нам вечер.

Полиция решила прекратить расследование, учитывая тот факт, что пострадавший был застрахован и к тому же мы с Кристиной, воспользовавшись присутствием нотариуса, лица официального, в один голос пообещали щедро вознаградить верного слугу, пострадавшего на посту. Покидая нас, полиция посоветовала все-таки установить сигнализацию и вообще позаботиться о безопасности замка.

– Лучше всего завести хорошую злую собаку, приученную есть лишь из рук хозяина, – решительно заявила Кристина. – Все прочие сигнальные установки можно отключить, а собаку нельзя.

– Зато в неё можно выстрелить усыпляющей пулей, – печально возразила я. – С глушителем, мы ничего и не услышим.

Разумеется, Кристина нашла что возразить.

– Ну, во-первых, пес может сидеть в укрытии, не лезть на глаза громиле. А во-вторых, можно завести двух собак, тогда вторая подключится и сделает свое дело.

– Интересно, как она его сделает? Лай поднимет? – вскинулась я, да опомнилась. – О глупостях говорим, ещё не хватает из-за мифических псов ссориться, когда тут столько дела.

И в самом деле, скрыв от полиции Хьюстона, мы сами очень встревожились. Только теперь должным образом оценили тот самый сигаретный пепел, которому в свое время не придали значения. К тому же месье Терпильон поведал нам, что и во времена прабабки кто-то пробирался в замок, так что было от чего забеспокоиться. Кто такой этот Хьюстон? Судя по акценту, наверняка американец, ну и что из этого? А прабабка тоже не сообщала в полицию…

Что именно Хьюстон разыскивал в замке? Не алмаз же. Надо быть полным идиотом, чтобы надеяться найти столь маленький предмет в столь большом замке методом кратких ночных визитов. Разве что об алмазе он знал что-то конкретное, знал больше нас…

– Будь у нас побольше денег, наняли бы мы с тобой частного сыщика, чтобы подстерег и застукал на месте негодяя, – мрачно рассуждала Кристина. – Нервирует он меня! Но что об этом мечтать, денег у нас кот наплакал, да и жалко расходовать их на подонка.

Я попыталась успокоить сестру и себя:

– Может, у нас появится немного времени, когда тут все успокоится. И сами что-нибудь… или разыщем, или узнаем. Ведь время – те же деньги.

Крыська сердито фыркнула, однако вынуждена была согласиться со мной. Конечно, интересно знать, что именно известно подлецу Хьюстону.

После отъезда полицейских месье Терпильон поспешил закончить с нами все дела. Дел оставалось немного, к тому же старик не стал тянуть бюрократическую волынку.

Попытавшись придать торжественность своему сухому, скрипучему голосу, нотариус объявил:

– Отныне вы становитесь полноправными владелицами наследия графини де Нуармон. Налог на наследство будет уплачен мною из специально предназначенной для этой цели суммы, выделенной мне завещательницей. Желаю счастья.

После чего позавтракал, так же сухо откланялся и уехал. Мы остались одни.

Ни у меня, ни у Крыськи не хватило духу немедленно отправляться в Кале с остановкой в Париже, для того чтобы до конца расследовать дело об алмазе и мадемуазель Антуанетте. Наследие прабабок притягивало нас со страшной силой. В конце концов, алмаз не заяц, не сбежит от нас, нет такой уж необходимости гнаться за ним во всю прыть, а в замок, брошенный на произвол судьбы, опять может вломиться Хьюстон или какая другая гангрена. Теперь он, замок, стал нашей собственностью и мы могли легально присвоить себе все, что пожелаем. Разве что поссоримся, а то и подеремся из-за чего-нибудь. Наученные горьким опытом, заранее договорились с сестрой – в случае чего станем бросать жребий.

Поиски решили вести согласно намеченному плану – начать с самых старинных спален. Прапрапрапрабабка Клементина имела спальню, общую с мужем, разумеется, до тех пор, пока последний был жив, после чего спала в ней уже одна. Однако их совместные апартаменты остались в неприкосновенности и в таком состоянии простояли целые века. Никто их не трогал, никто не перестраивал. И похоже, пыль тоже не вытирал.

Торжественно, дрожа от волнения, сняли мы вместе с сестрой выцветшие от времени пыльные чехлы с мебели в апартаменте предков. Глянула я на эту мебель, и у меня дух захватило.

– Крыська, вот, гляди, что значит, когда в семье заведется баба скупая и алчная. Права оказалась бабка Людвика. Еще до войны это было огромным состоянием. Скупость – та же глупость. Правильно мы сделали, что прогнали Хьюстона.

– А что? – заинтересовалась Кристина. – Эта мебель и в самом деле такая ценная?

– Несомненно подлинный Людовик Пятнадцатый, и даже остатки Четырнадцатого. Обивка немного потерлась, но погляди на эти розочки! Ручная вышивка. Дерево же в прекрасном состоянии. Крыська, да это просто музейные экспонаты!!!

Крыська не была бы Крыськой, если бы не нашла что возразить:

– Однако до войны она была моложе на полвека. Холера! Собралась присесть на диванчик, а теперь засомневалась. Неловко как-то…

– Точно, это было бы кощунством, – согласилась я. – Да ладно уж, присядь, но осторожненько, как мотылек… К тому же ты в столовой и так сидишь на Генрихе Четвертом, так что какая разница?

Копаться в наследии предков оказалось просто неземным наслаждением. Перебирали всякую муру: какие-то шкатулочки, коробочки, флакончики, шали и пелеринки, обшитые лебяжьим пухом. Правда, лебяжий пух пообтрепался за века, но издали и в слабом освещении все это выглядело весьма, весьма эффектно. Нас привели в восторг домашние туфельки на изящных каблучках и неисчислимое количество слежавшихся, но все равно прелестных перчаток из тончайшей кожи, отделанной ручной вышивкой, или же атласных, расшитых мелким жемчугом. Лучше всего испытания временем выдержали кружева.

С уважением разглядывали мы ночной колпак прадеда, по очереди примеряя его и удивляясь:

– Как они могли в этом спать? Неудобно. И голове жарко. Я бы не могла. А ты?

– Еще чего! И всегда удивляюсь, как люди в прежние века непременно надевали нечто подобное на головы. Привыкли, должно быть. Гляди, а вот это жабо ещё старше, наверняка дореволюционное.

– До Великой французской революции? – с почтением удивлялась Кристина.

Сколько радости доставили нам находки! Мы пытались втиснуться в корсет какой-то из прабабок. Упорства нам не занимать. Крыська заявила – с места не сдвинется, а зашнурует-таки меня! С трудом удалось вырваться от неё в последнюю минуту, когда мне уже грозило удушение. Сестра меня раскритиковала:

– Верх и низ у тебя ещё так-сяк, а вот талия ни к черту не годится. Позор!

– Значит, и у тебя то же самое, – огрызнулась я.

– Боюсь, ты права.

– Слушай, наконец я поняла, почему они не могли сами одеваться, всегда нуждались в услугах горничных. Все крючки сзади!

– А вот мне помнится, у куртизанок петельки и крючки были спереди. Выходит, умнее были аристократок. Жутко неудобная эпоха.