Дарья Донцова - Рваные валенки мадам Помпадур Страница 8

– Почему тогда не больны все поголовно? – фыркнула Люба.

– А по какой причине в эпидемию гриппа не все становятся жертвой инфекции? – парировала я. – У людей разный иммунитет. Ты проверялась на язву?

– Угу, – после короткого молчания ответила Люба.

– И каков результат? – не успокаивалась я.

– Вроде пока здорова, – без особой радости ответила Доброва.

– Вот видишь! – воскликнула я. – Ни малейшей опасности для Нади нет! Прямо завтра беги в лабораторию.

– Нет, – отрезала Люба, – у всех нас какая-то «желудочная волчица», врачи ошибочно приняли ее за язву, она очень на нее похожа, вот только не лечится.

– Черт возьми, – выпалила я, – просто мракобесие какое-то. Ты ставишь под угрозу жизнь ребенка. У твоей дочери онкология, вот она реально опасна.

– Наде вводят новое лекарство, – возразила Доброва. – Пересадка костного мозга ей не понадобится.

– А если не поможет? – закричала я. – Как ты потом будешь жить, зная, что могла спасти дочь, но не захотела?

У Любы затряслась голова.

– Вдруг я еще и не подойду как донор, – прошептала она.

– Маловероятно, – возразила я. – Медицина утверждает, что один из родителей – идеальный поставщик костного мозга, чаще мать, реже отец.

Доброва взяла чашку с кофе, отхлебнула, закашлялась, потом сказала:

– Когда я сдавала анализ на совместимость с Сережей, со мной лежала Нина Репьева. Так вот, ни она, ни ее муж не подошли как доноры своей дочке Ларисе. Врачи посоветовали Нине родить еще ребенка, малыш мог стать донором. Фокус состоял в том, что Нина на тот момент была разведена с супругом. Юрий успел жениться, он хорошо относился к Ларе, был согласен отдать ей свой костный мозг, но зачинать с бывшей женой ребенка наотрез отказался.

Я не поняла проблему.

– Нине следовало найти другого мужчину. В конце концов, можно обратиться в банк спермы.

Доброва внимательно посмотрела на меня.

– Странно слышать от тебя такое заявление. Неужели, пока ты лечила свою девочку, ни разу не видела подобного? Чтобы второй ребенок стал идеальным поставщиком костного мозга для первого, он должен быть произведен на свет теми же родителями. Репьева в ногах у второй жены мужа валялась, а та твердила:

– Нет! Если Юрка приблизится к бывшей ближе чем на метр, я разведусь с ним.

В результате донора Ларисе не нашли, и она умерла.

Я поежилась.

– Ужасная история. Но к чему ты мне ее рассказала?

– К тому, что иногда оба родителя не подходят, – выдохнула Люба.

– Но ты подошла для Сережи, следовательно, можешь спасти Надюшу! – воскликнула я.

– Сережа умер, – напомнила Доброва. – Если Господь захочет, он заберет ребенка. Как ни борись, что ни делай, а с божьей волей не поспоришь.

Я решила не идти на попятный:

– Нельзя же быть уверенной до анализа. Просто сдай кровь.

– Нет, – процедила Люба, – нет!

Разговор пошел по второму кругу, я снова спросила:

– Почему?

– У меня «желудочная волчица», – объявила Доброва, – она непременно убьет дочку.

– А если я сумею доказать, что ты здорова и никакой чертовой «волчицы» в природе не существует? – спросила я. – Тогда отправишься на анализ?

– Конечно, – быстро ответила Люба.

Я перевела дух. В конце темного тоннеля забрезжил тонкий луч света. Дело за малым: смотаться в деревню, где живет отвратительный дед, и заставить его сказать Добровой: «Я все выдумал».

– Дай мне адрес села, где производились раскопки, – велела я, – и назови фамилию того, кто работал жрецом дельфийского оракула[8].

– Зачем? – насторожилась Доброва.

– Завтра с утра я помчусь туда и вернусь вместе с предсказателем, который объяснит, что просто решил попугать археологов, – пообещала я. – Вероятно, вы раскинули лагерь на том месте, где он всю жизнь грибы собирает, вот и решил прогнать ученых.

– Ой, не хочу я с ним встречаться! – взвизгнула Люба. – Боюсь его до смерти!

Мне заявление Добровой показалось абсолютно нелогичным. Если ждешь, что за тобой вот-вот явится старуха с косой, чего пугаться деревенского колдуна? Что более страшное он тебе пообещает? Неужели Любе не хочется уцепиться хоть за краешек надежды? Если старик признается во лжи, она может без опаски стать донором для девочки.

– Нет, нет, – затряслась Доброва, – нет.

Я поспешила успокоить ее:

– Хорошо, не нервничай, запишу его сообщение на диктофон.

Но собеседница не пожелала использовать и этот шанс:

– Никогда! Я тебе не скажу, где проводились раскопки! Ни за какие коврижки! Нельзя трогать колдуна!

Несмотря на нервный разговор, мне стало смешно. Ну неужели Люба не понимает, что выяснить правду об археологической экспедиции легче легкого? Один звонок Димону – и через короткое время у меня на руках будет вся информация. История «Татьяны и Ольги» широко тиражировалась в прессе, о древнерусских любовницах даже сняли телефильм.

Люба зарыдала:

– Плохо, мне плохо! Ужасно! Лучше поскорее умереть.

– Ты должна жить ради дочери, – строго сказала я, – и необходимо сделать все ради ее спасения. Иди сдавать анализ.

– У меня «желудочная волчица», – занудила Люба.

– Твой муж знает о болезни? – спросила я.

– Нет, – прошептала Доброва.

Я задала ставший уже традиционным вопрос:

– Почему?

Люба схватила меня за руку:

– Он уйдет! Понимаешь, в нашем браке есть некоторые нюансы.

– В любой семье есть нюансы, – вздохнула я, – многие пары ссорятся из-за денег. Мужья упрекают жен в неумении вести хозяйство.

– Нет, с этим у нас порядок, – воскликнула Люба, – Ваня дает мне деньги, четко оговоренную сумму, я в нее укладываюсь. Он никогда не проверяет счета, доверяет мне целиком и полностью. Хотя Иван не умеет пользоваться компьютером, а я веду домашнюю бухгалтерию в электронном виде.

– Бизнесмен без Интернета? – поразилась я.

Люба кивнула:

– Он никак не может освоить даже элементарные действия: не способен ни отправить, ни получить имейл. Вся эта работа лежит на его сотрудниках.

– Странно, – пожала я плечами.

– У каждого свои заморочки, – вздохнула Любовь, – я, например, не смотрю ни телик, ни диски.

– Даже новости? – снова удивилась я.

– Что в них хорошего? – спросила Доброва. – Одна чернуха. Нет, у нас не бытовые разногласия. Ваня понимает мою нелюбовь к голубому экрану, я иногда помогаю ему, лезу, допустим, в Яндекс. Но Ваня помешан на здоровье, это его фетиш. И он очень следит за Надей. Возьмем, например, зубную пасту – у нас дома только «Нокко», Надя ее ненавидит, но куда деваться? Папа над душой стоит, сам из тюбика на щетку полоску выдавливает. Я «Нокко» пользоваться не смогла. Да еще у меня аллергия на ромашку, а ее в средстве много. Купила себе «Дантин» и спрятала в шкафчике под рукомойником, чтобы у Надюши на глазах не маячил. Ну заглючило мужа на пасте! Мыло, гель, шампунь он девочке любые разрешает, а пасту нет! «Дантин» у меня быстро заканчивается, я даже думать стала, что Иван сам им втихаря пользуется, просто не признается. Ваня боится болезней – если поймет, что я нездорова, уйдет от меня. Сто процентов.

– Полагаешь, Иван такой мерзавец, что бросит жену и умирающую дочь? – спросила я. – Странно жить с человеком и до такой степени не доверять ему.

Доброва протянула руку к упаковке бумажных салфеток.

– Когда скончалась Галя, люди, конечно, вспомнили про предсказание. Большинство, как и ты, посчитало кончину Бутровой простым совпадением. А вот когда умерла Майя, в музее началась настоящая паника. Сотрудники отказались работать с материалом из захоронения, стали говорить о необходимости вернуть скелеты туда, откуда их взяли, похоронить с почетом вместе с предметами быта и драгоценностями. Володя Каминский быстро ушел в годовой отпуск, сказав:

– Хочу написать книгу, давно вынашиваю замысел монографии, но создать ее можно, только не посещая службу.

Все поняли, что он испугался и попросту на время сбежал. Только ведь, покинув музей, Каминский не сохранил себе жизнь. Проклятие сработало. Я следующая! Уходи, пожалуйста. Благодарю тебя за сочувствие и желание помочь, но более на эту тему говорить не желаю. После похорон Володи отсюда многие ушли! Даже американцы испугались.

Я решила до конца раскопать всю историю:

– С какого боку здесь штатники?

Доброва с грустью взглянула на меня:

– Алексей Николаевич замечательный ученый, но в России ему платят копейки. Бутрову приходится заниматься преподавательской работой, бегать между музеем и институтом, чтобы иметь возможность содержать семью. А в США такие специалисты не нуждаются, там ценят научные кадры. В день, когда профессор нашел на раскопках первый ценный экземпляр, он написал статью и разместил ее на специальном сайте. Потом он регулярно сообщал о результатах работы, выкладывал фото. В эпоху Интернета ты больше не зависишь от медленно разворачивающейся телеги печатных научных журналов, можешь сразу представить коллегам самое интересное. Примерно через неделю к Бутрову обратились из крупного американского университета. В случае успешного завершения экспедиции владельцы учебного заведения предлагали Алексею Николаевичу место декана факультета археологии. Оформление визы, подписание договоров – все должно было занять не один месяц, но ставка освобождалась лишь через год, у Бутрова было достаточно времени на формальности. Профессор недолго думал, сразу согласился отправиться в США и в сентябре хотел начать хлопоты. Но американцы затаились. Алексей Николаевич подождал до ноября и спросил: «Ваше предложение остается в силе?»