Дарья Донцова - Рваные валенки мадам Помпадур Страница 9

– Алексей Николаевич замечательный ученый, но в России ему платят копейки. Бутрову приходится заниматься преподавательской работой, бегать между музеем и институтом, чтобы иметь возможность содержать семью. А в США такие специалисты не нуждаются, там ценят научные кадры. В день, когда профессор нашел на раскопках первый ценный экземпляр, он написал статью и разместил ее на специальном сайте. Потом он регулярно сообщал о результатах работы, выкладывал фото. В эпоху Интернета ты больше не зависишь от медленно разворачивающейся телеги печатных научных журналов, можешь сразу представить коллегам самое интересное. Примерно через неделю к Бутрову обратились из крупного американского университета. В случае успешного завершения экспедиции владельцы учебного заведения предлагали Алексею Николаевичу место декана факультета археологии. Оформление визы, подписание договоров – все должно было занять не один месяц, но ставка освобождалась лишь через год, у Бутрова было достаточно времени на формальности. Профессор недолго думал, сразу согласился отправиться в США и в сентябре хотел начать хлопоты. Но американцы затаились. Алексей Николаевич подождал до ноября и спросил: «Ваше предложение остается в силе?»

Бутров хотел уехать из страны. В России его ничто не держало, Алексей Николаевич надеялся, что новая жизнь отвлечет его от воспоминаний о жене.

Ответ пришел в начале следующего года. Ректор университета в самых сладких выражениях приносил свои извинения. Прежний декан передумал подавать в отставку. Покинуть рабочее место он хотел в связи с болезнью, но совершенно неожиданно выздоровел. Короче говоря, «простите великодушно, как только кресло освободится, оно непременно станет вашим, но я не могу точно сообщить никаких сроков. Вероятно, через пять, может, семь лет». Зато в феврале один из преподавателей того самого американского университета весьма неодобрительно высказался в своем блоге о членах совета, назвав их «средневековыми тупицами, поверившими в байки о «проклятии Татьяны и Ольги». Они уговорили больного старика-декана не покидать свой пост и перекрыли дорогу талантливому русскому ученому, которому предстояло стать украшением учебного заведения».

– Если уж образованные люди, отлично разбирающиеся в археологии, поступили таким образом, чего ждать от Вани? – горько сказала Люба. – Нет, мой муж не в курсе. Мы с ним придерживаемся правила – не приносить рабочие проблемы в семью. Ни он, ни я не хотим портить отношения, никаких бесед о служебных трудностях, без них тем для общения много. Мне осталось жить пару месяцев. Не хочу умирать в одиночестве. К Володе Каминскому не пришли проститься ни бывшая жена, ни теща. Даже когда он умер, многие боялись заразиться. Никто не знает, что это за напасть – «желудочная волчица».

Я выпрямилась:

– Болезнь может передаваться от человека к человеку?

– Неизвестно, – заявила Люба.

– Ты ездишь к Наде в больницу? – не отставала я.

– Постоянно, – заверила Доброва, – мы с Ваней стараемся не оставлять Надюшу в одиночестве.

Я внимательно посмотрела на собеседницу.

– Поправь меня, если я ошибаюсь. Ты полагаешь, что инфицирована неизлечимой, неизученной, смертельной хворью, поэтому отказываешься сдавать кровь на анализ, ведь все равно Наде нельзя пересадить костный мозг. Если врачи выяснят правду про «желудочную волчицу» и сообщат ее Ивану Сергеевичу, то он, испугавшись заразы, мигом удерет из семьи. Бывшие родственники Каминского опасались его даже мертвого, и по этой же причине американские ученые не захотели связываться с профессором Бутровым. Вполне понятная позиция обывателей. То есть «желудочная волчица», возможно, заразна?

Люба судорожно стиснула руками колени:

– Да, да, да. Наверное, это звучит ужасно, но я великолепно понимаю: мой костный мозг никак не послужит дочери. А умирать в одиночестве очень-очень страшно. Наде сейчас дают экспериментальное лекарство, она поправится! Непременно.

– Знаешь, что самое странное в твоем рассказе? – тихо произнесла я. – Ты уверена, что «желудочная волчица» – инфекция, и тем не менее регулярно посещаешь девочку, которой может стать хуже даже от обычного насморка. Почему ты не боишься за дочь?

Глава 6

Доброва вскочила, потом села и указала рукой на дверь:

– Уходи.

Я поняла, что перегнула палку, и попыталась дать задний ход:

– Любаша, мы были лучшими подругами, разреши тебе помочь! Одна ты не справишься с тяжелым грузом.

– Убирайся, – процедила археолог.

– Я докажу, что старик лгун, – упорствовала я, – ты сдашь костный мозг и…

Доброва вскочила, в два шага очутилась у двери, распахнула ее и заявила:

– Вон! К чертовой матери! Сто лет не общались, и не надо. Кто тебя сюда звал? Мне не нужны старые друзья, школьные отношения – ерунда! Нас давно ничто не связывает! Или ты выметаешься отсюда, или я нажимаю тревожную кнопку и сообщаю охранникам, что совершена попытка ограбления экспозиции.

– Люба! – воскликнула я. – Ты не права!

– Катись колбаской по Малой Спасской, – вспомнила детскую дразнилку Доброва, – исчезни из моей жизни и не вздумай снова появиться.

Делать нечего, пришлось покинуть кабинет. Я миновала старушку-гардеробщицу, на пару секунд задержалась, чтобы поскрести ногтями правую ногу, потом левую, вновь правую. Еще Козьма Прутков утверждал, что нельзя перестать чесать там, где чешется. Я с огромным трудом оторвалась от увлекательного занятия, вышла на улицу и позвонила Димону.

– Накосячила! – с укором произнес Коробок, когда я завершила рассказ. – Порушила контакт! Ну, не плачь, киса! Ща папа тебя выручит.

– Что-то она врет, – вздохнула я, – концы с концами не сходятся. Честно говоря, не понимаю: какая причина может заставить женщину отказаться помочь родному ребенку?

– Молодая ты, неопытная, – заскрипел Коробок, – о-хо-хоюшки! Некоторые экземпляры готовы деточек с кашей съесть, до того они им поперек горла встали. Езжай в офис, Приходько ждет.

– Неохота ему про свои осечки рассказывать, – призналась я.

– А и не надо, – нараспев произнес Димон. – Нет нужды объяснять начальнику, по каким мусорным кучам ты шарила в поисках истины. Ему необходим результат, и мы его получим.

– Узнай адрес деревни, – велела я. – Прямо завтра двину туда и во что бы то ни стало приволоку мерзотного старикашку к Любови. Пусть он ей правду скажет.

– А он скажет? – усмехнулся Димон. – Вдруг упрется? Тэкс! Галина Бутрова скончалась второго сентября прошлого года, не выдержала операции по поводу прободной язвы.

Я вырулила в левый ряд и поправила на голове переговорное устройство.

– Ты залез в базу клиники? Как узнал, где лежала Галина?

– Люблю Танюшу за своевременные вопросы, – чинно ответил Димон, – а еще за менталитет охотничьей собаки с боковым уклоном. Нормальный пес увидит утку и рванет за ней, сверкая лапами. А спаниель философского склада присядет на лужайке, понюхает одуванчики и начнет думать в сторону, интересоваться, откуда взялся селезень. Да из кустов он вылетел! Твое спаниельское дело – хватать птичку и переть тушку охотнику. О вечном пусть Кант думает.

Я решила прервать поток ерунды:

– Иммануил Кант давно умер.

– Ой! И точно! – заквохтал хакер. – То-то мне поболтать не с кем! Ну что тебе за разница, каким лабиринтом ползли мысли великого Коробкова? Важен итог. Я в базе клиники – хорошо, что у них полный научно-технический прогресс, истории болезней в электронном виде. Ладно уж, скажу. Ее оперировал Вениамин Михайлович Аверин, а я его знаю.

– Откуда? – удивилась я.

– Ну вот, опять, – хмыкнул Димон. – От верблюда. Любишь спелые бананы? И что, с кожурой их лопаешь? Небось сначала чистишь! Вот и отбрасывай посторонние вопросы, это шкурка, вкусное внутри. Операция Галины проходила нормально, но она умерла. М-да. Ты далеко?

– Скоро приеду, – заверила я.

– Двигай сразу к Приходько, – велел Димон, – какой-то он загадочный вернулся, с коробкой! Надеюсь, там не песок для наших с тобой клистиров.

Начальник выслушал мой отчет и задал обычный вопрос:

– Как решили действовать?

Я с энтузиазмом ответила:

– Сразу по нескольким направлениям. Сгоняю в деревню, попытаюсь пообщаться с дедом и, если он согласится признать, что просто пугал археологов, привезу его к Любе. Одновременно Коробков проверит истории болезней Добровой, Матвиенко и Каминского. Авось вылезет нечто интересное.

Приходько покосился на свой ноутбук.

– Не веришь в «желудочную волчицу»?

– Нет, – решительно ответила я.

– И правильно, – кивнул начальник. – Думаю, Люба что-то скрывает. Ее тайна настолько серьезна, что перевесила страх за ребенка. Надо рассказать Ивану о результатах.

– Пока не о чем, – быстро остановил его Димон. – Мы ничего не выяснили.

– Кроме того, что у его жены в голове глупости, – объявил начальник. – Пусть Иван побеседует с Любой, объяснит, что «желудочная волчица» – идиотство.