Анна Ольховская - Черный маг за углом Страница 9

И она, Лена, сделает все возможное и невозможное, чтобы это случилось как можно раньше. Тем более что невозможное у нее вроде как получается, вот только управлять этими способностями не выходит.

Как, ну как же научиться находить в себе источник Силы и превращать его в оружие? У нее нет времени на долгое и вдумчивое самокопание, время там, на свободе, ощутимо сжимается, опасность нарастает, и неизвестно, сколько еще продержится Ланка в одиночку!

И только после отбоя, когда Лена снова попробовала прислушаться к себе, она поняла, что в привычной мелодии тела зазвучала новая нота. Причем зазвучала уверенно и мощно, бархатной виолончелью.

Это был подаренный отцом медальон, о котором Лена успела забыть.

Тепло, которое девушка ощутила в момент соприкосновения с семейной реликвией, очень быстро стало незаметным, слившись с теплом ее тела. Слишком уж силен был шторм в душе Лены, чтобы постоянно чувствовать живое тепло этой вещицы.

Но теперь, посреди наполненной сонным сопением и храпом душной темноты спящего барака, медальон напомнил о себе, и не только теплом. Он вызывал ощущения, похожие на те, что возникают в наэлектризованном грозой воздухе, – легкое покалывание. И чем больше Лена пыталась вслушаться в себя, отыскать искорку Силы, тем сильнее электризовался медальон.

Девушка присела на кровати и заглянула за ворот казенной серой майки.

И едва удержалась от судорожного всхлипа – подарок отца светился! Вернее, не совсем чтобы светился – по нему словно пробегали крохотные голубые молнии, исчезая потом в теле Лены.

Никакого физического дискомфорта это не доставляло, наоборот, молнии словно подзаряжали девушку, разгоняя по телу пузырящуюся энергию.

Так, может, эта семейная реликвия и есть ключ к ее сверхспособностям? И теперь она сможет наконец, подзарядившись от медальона, управлять своей Силой?

Лена попробовала сконцентрировать веселые пузырьки в ладонях, но ничего не получилось. По телу хмельная энергия гуляла, девушке казалось, что она сейчас легко и непринужденно пробежит километров десять, даже не запыхавшись, но послушно плыть в указанном направлении молнии из медальона явно не собирались.

– Что же ты такое? – прошептала девушка, осторожно вытаскивая отцовский подарок из-под майки.

Конечно, было бы неплохо, случайно нажав какую-нибудь незаметную кнопочку, услышать внятную и подробную инструкцию по эксплуатации артефакта, но увы – такой функции неизвестные мастера не предусмотрели.

Они вообще особо не заморачивались с дизайном украшения – Лена держала сейчас в руках обычный кругляшок где-то сантиметра три в диаметре.

Хотя нет, ошибочка. При ближайшем рассмотрении – при очень ближайшем, в темноте барака пришлось поднести медальон практически к носу – кругляшок оказался не таким уж и обычным.

Во-первых, он был слишком правильной формы, можно сказать – идеальная двояковыпуклая линза. Словно не из металла, а из стекла.

Но это было как раз во-вторых: материал медальона. Что-то среднее между металлом и стеклом, ничего подобного Лена раньше не видела. Причем материал этот был полупрозрачным, внутри линзы как раз и возникали эти маленькие разряды-молнии.

Правда, стоило Лене отдалить медальон от тела, как молнии начали затухать, превращая линзу в почти непрозрачный кругляшок.

Зато теперь на нем проступили, в-третьих, странные знаки, почему-то вытащившие из памяти девушки слово «руны». Лена не могла причислить себя к немногочисленной когорте лингвистов, с одного взгляда определяющих, что за письмена принесли им на экспертизу.

Но девушка почему-то была абсолютно уверена в конфузе любого профессора лингвистики, попытавшегося бы идентифицировать руны на ее медальоне.

Лена просто ЗНАЛА – эти письмена из другого мира, никакого отношения к ее реальности они не имеют.

И знание это было какое-то глубинное, генетическое, не требующее никакой аргументации.

Свечение окончательно погасло, и Лена вдруг поняла, что жутко устала за этот такой длинный, наполненный эмоциями и переживаниями день. Думать и анализировать больше не получалось, веки отяжелели настолько, что показались девушке чугунными.

Тратить силы на то, чтобы удерживать их открытыми – тем более без причины, исключительно из ослиного упрямства, – Лена не собиралась, если хочется спать, надо спать. Набираться сил. Это теперь – ее главная задача: в темпе восстановить хорошую физическую форму.

Потому что бурлящая энергия из медальона вряд ли поможет той, у кого вместо тренированных мышц – отварные макароны.

Лена отправила подарок отца обратно под майку и отключилась еще до момента соприкосновения головы с тощей подушкой.

А минут через десять на верхней койке соседних двухъярусных нар закопошилась Губа, по документам – Слюсарева Ираида Поликарповна. Но, сколько себя гражданка Слюсарева помнила, никто никогда не обращался к ней по имени-отчеству (если только следователь какой вежливый попадался), уж больно не соответствовало оно облику маленькой, тощенькой бабенки, единственной гордостью которой были толстые, какие-то негроидные губы.

Которые, собственно, и дали новое имя Ираиде Поликарповне.

Губа была из свиты Шречки и Чуни. Эта особь женского пола не могла существовать самостоятельно, она была слишком безвольна и труслива. На зону Губа отправлялась с редкостным постоянством – работать гражданка Слюсарева не умела и не любила. А вот мошенничать, обирая доверчивых стариков, – с удовольствием. В последний раз старушка оказалась не такой уж и доверчивой, и Губа из мошенницы превратилась в убийцу.

И загремела в колонию строгого режима, где мгновенно прилепилась к двум откормленным акулам, Шречке и Чуне. Да, ею помыкали, она стала чуть ли не рабыней двух бабищ, девочкой на побегушках, прислугой и застиранной тряпкой, отдавая им все самое лучшее из присылаемых родней посылок, но зато никто иной не смел и пальцем тронуть Губу! А если кто-то из другого барака по незнанию пытался поставить обнаглевшую малявку на место, та бежала жаловаться к повелительницам. А повелительниц боялись все.

И вот все в один момент изменилось! Пришла эта отвратительно красивая сучка и превратила повелительниц в два бревна! И спокойная жизнь закончилась – все, кого когда-либо обижали Шречка и Чуня, теперь мстительно оттягивались на их свите, в которую, кроме Губы, входили еще две осужденные по тяжелым статьям зэчки.

И отомстить этой Ведьме хотелось, ох как хотелось, но куда там! Губа на всю жизнь запомнила мгновенно ушедший из глаз ее повелительниц разум. Да, его там изначально было не особо много, но все-таки он был! И вдруг – ослепительная вспышка из рук Ведьмы, и глаза Шречки и Чуни превратились в оловянные пуговицы.

А Губе совсем не хотелось стать чем-то подобным, пускать слюни и гадить в штаны.

Поэтому да – она ненавидела Ведьму, мечтала отомстить ей, но сидела тихо и не рыпалась.

И вот сегодня ей повезло! И даже хорошо, что желудок сильно крутило, и обычно вырубающаяся на второй минуте после отбоя Губа маялась без сна.

Теперь она знает, ЧТО делает Ведьму ведьмой! Та штука у нее на шее, под одеждой незаметная! Вон как светилась, прям молнии внутри!

А если эта вещь станет собственностью ее, Губы, то Губа превратится в Ведьму, а Ведьма… ну, назовем ее Шваброй! А что, классно! Вон, она так отощала, что и на самом деле на швабру похожа!

Главное теперь – дождаться, пока Ведьма уснет покрепче. А остальное – дело техники, с чем у зэчки проблем не было, ее первая ходка как раз была за кражу.

Губа какое-то время лежала неподвижно, прислушиваясь к ровному дыханию Ведьмы. Но надолго терпения не хватило, перспектива полной власти над всеми кружила ей голову, и Губа пошла на дело.

Тем более что и дела особого не было, подумаешь – цацку с шеи крепко спящего человека снять!

Губа бесшумно соскользнула со своей койки, постояла, прислушиваясь, потом на цыпочках приблизилась к койке Ведьмы, пару секунд с ненавистью разглядывала точеные черты лица, и вот уже подрагивающие пальцы осторожно вытягивают цепочку медальона.

Все шло как надо. Ровно до тех пор, пока потные руки не прикоснулись к собственно медальону…

Глава 9

Лена еще не успела толком завернуться в уютное бархатное одеяло сна, как в уши ввинтился гнусный, похожий на скрип пенопласта по стеклу, визг. Причем визжали где-то совсем рядом, практически возле страдальчески завибрировавшего барабанной перепонкой уха.

Осеневу буквально подкинуло на койке, кусочек черного бархата все еще закрывал глаза, и девушка ничего не могла пока рассмотреть. А подсознание в первую очередь пришло на помощь подвергаемому жестокой пытке слуху и отправило на выручку ладони девушки, зажав ими уши.

Так что глазам пришлось промаргиваться самостоятельно, протереть их уже было нечем.

А тут еще и лампочка под потолком, включенная прибежавшим на шум охранником, загорелась, спросонья показавшись не слабенькой шестидесятиваттной, а мощным прожектором.