Елена Логунова - Последний путь под венец Страница 9

– Вещи шикарные, но в них ты уж очень похожа на одного потерпевшего, – объяснил Лазарчук.

– От кого потерпевшего?

Ирка почему-то сразу посмотрела на меня.

– От вилки, – уклончиво ответила я.

– Не понимаю, – сказала Ирка и на этот раз посмотрела на майора.

– Не ты одна, – вздохнул он и нервным жестом поправил на своих плечах халатную бурку. – Ну, что, девушки-красавицы, душеньки-подруженьки? Будем собираться с вещами на выход? Давайте, шевелитесь. Я подожду в коридоре.

Серега вышел из палаты. Я вылезла из-под одеяла и встала, слегка покачиваясь и бессмысленно озираясь.

– Как зрение? – сочувственно скривилась подруга.

– Как обезжиренный кефир, – мрачно сказала я. – Полуторапроцентное! Достань, пожалуйста, из шкафа мои вещи и помоги мне переодеться. Я сама даже носки снять не могу, мне наклоняться нельзя!

– Бедная!

Ирка присела, поправила перекрутившийся на моей ноге шерстяной носок и зачем-то в него заглянула.

– Хотя, нет, богатая! С каких пор ты держишь деньги в чулке?

– Не остри, – я запоздало вспомнила, что еще перед операцией из суеверных соображений сунула в носок пять рублей. – Пятак под пяткой – хорошая примета, на экзаменах это мне всегда помогало.

– Ну, ну… Будем надеяться, что поможет и на этот раз, – с сомнением сказала подружка и подтянула мой носок повыше.

Я подумала, что правильно поступила, отправив мужа с сыном на неделю к родственникам в Киев: очевидно, вид у меня и в самом деле такой, что впору детей пугать.

– Ну, вы готовы? – в палату заглянул нетерпеливый Лазарчук. – Тогда двинулись. Ирка, ты ведешь Ленку, а я несу сумку.

– Главное, никаких личных вещей в палате не забыть, чтобы в больницу не вернуться. А то ведь есть такая дурная примета.

– Сереж, посмотри в боковом кармане сумки ключи от квартиры, – спохватилась я.

Ночью полуслепая Ада, озабоченная поисками своего телефона, прошлась по палате как самум, краем зацепив и мою сумку. А экстренной уборкой захламленной территории занималась сонная и ко всему безразличная санитарка, и у меня не было полной уверенности в том, что она подобрала и правильно разложила по своим местам все валявшееся на полу. Хотя я отдельно попросила собрать все разбросанные ключи и положить их в накладной карман на боку моей сумки.

– Не лучшее место для ключиков, – не удержался от замечания мой милицейский друг.

– Зато оттуда их легко доставать, – объяснила я.

– Вот именно! – веско сказал Лазарчук. – Вытащит у тебя ключи от квартиры, где деньги лежат, какой-нибудь карманник, да и переквалифицируется в домушника…

– Так, Серый, не время для нотаций! – осекла разговорившегося майора Ирка. – Сейчас ключи на месте?

– Да.

– Все восемь? – уточнила я.

Обычно я ношу с собой связку всего из четырех ключей: два – от железной входной двери квартиры, один – от внутренней деревянной, и еще один – от служебного кабинета. Но муж перед отъездом оставил мне еще три важных ключа, сняв их со своей связки: от хозяйственной комнаты в подвале дома, от гаража и от почтового ящика. А сынишка по собственному почину добавил к ним маленький ключик от своей копилки. Он у нас мальчик не жадный, всегда рад позаботиться о любимой мамочке.

– Четыре ключа на связке и столько же россыпью, – отрапортовал Лазарчук.

– Ну, вот и молодец, майор, на поставленный вопрос ответил исчерпывающе, – похвалила его Ирка. – А больше тебя ни о чем пока не спрашивали.

– Так это пока! Пока кое-кто не вляпался в очередную неприятность, – пророчески съязвил наш милицейский друг, выходя из палаты.

Петруччо узнал пугающую новость о несчастном случае с дядей Игорем ближе к вечеру, после возвращения из института.

Домашние уже все были в курсе и на взводе. Папа висел на телефоне, обсуждая состояние шурина с кем-то из знакомых медиков. Голос его был озабоченным, но с легкими нотками людоедской радости. Поскольку другой кровной родни, кроме сестры и племянника, у дяди Игоря не имелось, в случае его безвременной кончины семейство Щукиных неминуемо должно было разбогатеть. Надо сказать, что таковая надежда грела душу Петиного папы уже много лет, хотя вслух об этом он никогда не говорил, потому что соблюдал приличия и боялся сглазить возможную удачу.

Мама возилась на кухне, варила диетический бульон. Сына она, ничего ему толком не объяснив, немедленно погнала в магазин за свежим кефиром. Возражать расстроенной мамуле Петруччо не стал, но до супермаркета с большим выбором молочных продуктов не дошел, безответственно отоварился в ближайшей лавочке. По репликам, выхваченным из папиного телефонного разговора, смышленый юноша обоснованно предположил, что коматозному больному свежесть кефира, который он даже не пригубит, глубоко безразлична.

Впрочем, оказалось, что папа то ли опередил события, то ли выдал желаемое за действительное.

– Состояние пациента улучшилось! Он пришел в сознание и понимает обращенные к нему вопросы, – обрадовали группу встревоженных родственников в нейрохирургическом отделении.

– Отлично, – кисло ответил папа.

– Он может говорить? Отлично! – гораздо радостнее воскликнул Петруччо.

Это было очень важно. Особенно если дядя выкарабкается, и вместо него в затяжную кому погрузятся папины мечты о богатом наследстве. Тогда Петруччо придется по-прежнему самому заботиться о своем финансовом благополучии.

Юноша, разумеется, не забыл, что накануне вечером дядя Игорь отправился не куда-нибудь, а в военный поход за редкой монетой. При этом все подробности своего захватнического плана, включая базовую информацию о том, в чьих руках находится драгоценный пятак, старый параноик злокозненно утаил – не иначе, побоялся конкуренции с родным племянником!

Петруччо не без злорадства взирал на обмотанную бинтами голову во всех смыслах дорогого родственника. Было очевидно, что в сложившейся ситуации травмированному коллекционеру никак не обойтись без помощника. Придется, придется дядюшке поделиться с племянником и информацией, и барышом!

Однако состоявшийся короткий разговор преподнес Петруччо две новости – как водится, одну плохую, а вторую хорошую.

Плохо было то, что из продырявленной столовым прибором памяти дяди Игоря совершенно бесследно испарились воспоминания о событиях последних суток! Безрезультатно попытав больного, Петруччо понял, что искать чудо-денежку ему придется самостоятельно, без дядиной наводки. Зато в случае успеха он может не делиться со старым склеротиком ничем, кроме законной гордости! Последнее радовало.

Правда, было непонятно, с чего начинать поиски драгоценного пятака и как именно их вести, но тут Петруччо неожиданно помогли родители. В машине по дороге домой они продолжили разговор, начатый в кабинете лечащего врача. При этой беседе Петруччо, оставленный с дядей, не присутствовал, а потому даже не сразу понял, о чем идет речь.

– Наверное, нам надо будет поменять квартиру, – озабоченно сказал папа.

– Зачем?!

Папин голос был полон радостного возбуждения.

– Переедем к нему на Кирова, там всем места хватит. И нам, и Петьке, и придурку нашему дорогому с медсестрами и сиделками. Конечно, если его вообще в психушку не запрут.

– В какую психушку, Саша, что ты говоришь?! – заволновалась мама. – У Гоши всего лишь частичная амнезия, и это может быть временно, надеюсь, память к нему вернется!

– В самом деле? – пробормотал Петруччо.

– Сонечка, дорогая, да амнезия – это ерунда, твои милый братец слетел с катушек, это же очевидно!

Папа хмыкнул и весело подмигнул задумчивому сыну в зеркальце заднего вида.

– Петька, ты же не в курсе, твой дядя Игорь – маньяк!

– Саша! – мама взвилась на сиденье, как будто мягкое кресло выпустило шипы. – Мы же договорились – не при ребенке!

– Сонечка, да какой же он ребенок? Взрослый парень, почти восемнадцать годков!

Папа подмигнул Петруччо вторым глазом и сразу же нарочито посуровел, сменив тон.

– К тому же, дорогая, мы просто обязаны предупредить нашего единственного сына об опасности и вообще всячески оградить его от риска подцепить заразу морального разложения! Я даже думаю – не слишком ли много времени он проводил с твоим чокнутым братцем? И не слишком ли велико было влияние дяди-маньяка на молодого человека с неокрепшей психикой?

– Ты думаешь?.. Петенька! – встревоженная мама обернулась и потянулась к единственному сыну.

– Спокойствие, только спокойствие, – пробормотал Петруччо, уклоняясь от объятий. – О чем речь-то? Я ничего не понял.

– Объясняю! Твой дорогой и любимый дядюшка – сексуальный маньяк! – Папа торжествующе улыбнулся.

Чувствовалось, что все происходящее доставляет ему живейшее (почти маниакальное) удовольствие.

– Он не просто так загремел в реанимацию с проникающим ранением головы столовой вилкой! Он получил эту травму, когда среди ночи тайком явился поманьячить в больничную палату, где лежали женщины, которые только что перенесли операцию на глазах. Причем днем он уже пытался лапать одну из них, и делал это с бесстыдной откровенностью, прямо на глазах у медицинского персонала!