Аджи Диас - Торговец счастьем Страница 10

– Видно редко ты занимаешься уборкой, – хмыкнул Коул, достав из кармана помятую пачку сигарет и спички.

– Для этого есть прислуга, – ответил Стром, глядя на плоды своих трудов.

– А ты у нас кто? – усмехнулся в ответ Коул и закурил сигарету.

Дворецкий ничего не нашел ответить, вместо этого он молча сел рядом и достал из кармана жилета серебряный портсигар.

– Оу! – удивился Коул. – Не боишься ходить с этим?

– С чем? – спросил дворецкий и чиркнул спичкой.

– Это ведь не просто сувенир. У нас мало, кто ходит с такими драгоценностями в кармане.

– Это фамильная ценность, – задумчиво произнес мужчина, проведя пальцем по гравировке портсигара.

– Перевернутая корона и… лук? – спросил Коул, пытаясь рассмотреть. – Герб каких-нибудь аристократов?

– Луна в короне. – ответил дворецкий и спрятал портсигар в кармане. – Просто подарок.

– В Манселе, чтобы ходить с таким подарком, нужен еще и пистолет.

– Вот этим и отличается Аррас от Манселя, – выдохнув дым, сказал Стром. – В городе, в котором вы росли такие вещи как грабеж и разбой случаются сплошь и рядом. Это город заводов и пабов, рабочих и бандитов. Часто и те, и другие – один человек. В этом плане, Аррас совсем другой.

– Ага. – фыркнул Коул и выпустил кольцо из дыма. – Зато у нас никто не взрывает бомбы.

– Это редкий случай, – тут же уточнил Стром, целью которого было доказать, что Аррас много лучше города-завода, покрытого дымом и сажей. Ведь этого добивался его хозяин, оставить наследника в Столице. – Совет масок – дураки, мечтающие о вещах, которых никогда не будет. Но дураков и в Манселе предостаточно.

Коул сразу понял, о чем говорит дворецкий. Его наверняка проинформировали о странностях воспитания мадам Врабие.

– Я верю, в нашу жандармерию и поэтому могу ответить на ваш вопрос. Нет, я не боюсь ходить с серебряным портсигаром за тридцать тысяч марок в кармане. Я знаю, что никто на меня не нападет, даже не подумает. Аррас это оплот безопасности.

– И все же моих родителей никто не защитил, – заметил Коул, глядя куда-то вдаль. – Если я попал в приют еще в младенчестве, значит… кем были мои родители? Как они умерли?

– Этого я сказать не могу, – Стром прочистил горло. – Вам об этом лучше поговорить с господином Критом.

Они докурили и, выкинув окурки в мусор, вернулись в дом.

Уборка длилась до самого вечера. Пока в доме не стало намного чище и свежее. Коул вскоре обнаружил, что многолетняя пыль и грязь в комнатах, до которых он еще не дошел, исчезли, будто сами собой.

– Дом пробуждается, – с нескрываемым облегчением объяснил Стром. – Жилые инсуломы способны и сами убираться.

– А еду готовить он умеет?

– Проголодались? – улыбнулся дворецкий. – А мы ведь даже не обедали. Сейчас. Тут неподалеку есть хороший магазин. Я привезу поесть.

Пока дворецкий отсутствовал, Коул с удивлением наблюдал, как медленно меняется интерьер дома, комнаты с тихим треском расширялись, становясь немного просторнее, половицы еле заметно вибрировали, а стены буквально впитывали в себя пылинки, паутину и прочий мелкий мусор. По всему дому многочисленные шкафы, столы и кровати скрипя ножками по полу, вставали на свои места. Дом оживал.

После сытного ужина дворецкий приготовил ванну. Коула насторожила такая забота. Он вообще был недоверчивым и подозрительным. «Издержки жизни в Манселе» сказал бы Стром, задрав свой крючковатый нос. Обследовав овитую паром комнату, которую недавно сам и вычистил до блеска, Коул, только сейчас почувствовавший усталость, решил расслабиться. Закрыв защелку на двери, как будто дворецкий мог осмелиться войти к нему, Коул принялся снимать одежду. Кепка, пальто, ботинки и мешковатые штаны оказались на полу. Все на пару размеров больше, помятое, сплошь в складках и заплатках. По виду можно было принять Коула за одного из мальчишек, торгующих газетами, пройдох из бедных семей, что зарабатывали на жизнь своим трудом и донашивали одежду кого-нибудь из старших родственников.

Стоя перед большим мокрым зеркалом в одной лишь рубашке, Коул смотрел на свое отражение. Лицо в веснушках, бритая голова, синяки под глазами, а губы… Коул провел тонкими пальцами по ним, понимая, что это губы не мужчины. А тело… оно было слишком хрупким для парня его возраста, слишком… не мужественным. Именно это имел в виду Стром, говоря о дураках Манселя. Он говорил о Врабие, о ее нелюбви к мужчинам и презрении к женской слабости. Государственный детский дом №17, которым заправляли воспитательницы-монахини, предназначался только для девочек, но выпускниками были только парни. Странная старая традиция.

Коул скинул с себя рубашку и с нежеланием опустил взгляд на плотные повязки, под которыми была скрыта женская грудь.

«Вы были рождены в грехе», – любимая фраза Врабие. Коул криво улыбнулась, вспомнив одну из фанатичных речей старушки.

«Снаружи вас ждет жестокий мир. Мир мужчин, которые лишь жаждут воспользоваться вами. Никому нельзя верить. Для них вы легкая нажива. В мире мужчин слишком мало места для женщин. Вы будете им нужны либо в постели, либо на кухне. Даже не думайте, что я этого допущу!».

И ведь не допустила. С самого детства Коул и других девочек растили как мальчиков. Одевали в мужскую одежду, коротко стригли волосы, учили работать, разговаривать и драться по-мужски, чтобы, повзрослев, они ничем никому не уступали. Сиротки поверили, что они мужчины. Никаких женских слабостей, слез, истерик и капризов. Тяжелая работа, крепкая выпивка, табак, пошлые шутки и разговоры вперемешку с отборной руганью, от которой у приличной дамы из ушей кровь пойдет. Все как у простых мужиков. Единственное, что сдавало Коул, это – паспорт. Днем, когда Стром попросил ее показать документы, дворецкий увидел в графе с именем «Кларисса Дрим», дату рождения и в графе пола надпись «женщина». Он не подал вида и только во время уборки забылся на какое-то время. Видимо, тот сыщик, что разыскал Коул, заранее сообщил Криту о ее необычном воспитании.

Стром говорил обо мне. Я «Мансельский дурак», подумала Коул.

Собственно говоря, «Коул» являлось ее мужским именем. Таковое имелось у всех сироток Врабие, не желавших быть Мариями, Розами или Викториями. Вместо них были Марвины, Роберты, Викторы и многие другие, с именами традиционными для серран или придуманными ими самими.

– Нет. Ты – мужик! – сказала Коул грубым голосом, снимая слой за слоем, повязки с груди. – Женщины слабы. Я не слабый.

– Не зря я тебя впустил, – ответило отражение.

Коул вздрогнула и, закрыв руками грудь, отскочила назад. Но отражение в зеркале осталось на месте и только улыбнулось.

– Что за чертовщина?! – выругавшись, спросила девушка, прячась от своего двойника в зеркале. – Что ты, черт подери?!

Одной рукой Коул закрылась своим пальто, а другой тщетно старалась натянуть штаны.

– Я – дом, – произнесло отражение. – А ты – самозванка. Но я рад, что ты здесь. Спасибо, что вычистила меня. Будет неплохо, если ты меня покормишь.

– Инсулом?! – скривилась в удивлении Коул. – Какого лешего, мать твою! Зачем же так пугать?!

– Извини, – улыбнулось отражение и превратилось в Строма.

– О, нет. Убери! – сразу же велела Коул. – Только не это!

Стром улыбнулся и превратился в светловолосого молодого парня, облаченного в черный военный мундир, с красным нашивкам.

Коул высунула голову из-под воротника пальто и шагнула вперед.

– Это же ведь мой…

– Да, – ответил парень в отражении мягким баритоном. – Феликс Марс. Предыдущий владелец этого дома.

– Я… эм… – Коул прочистила горло, в глазах защипало. – Ты… кхм… ты мог бы оставить меня одного.

– Одну…

– Одного! Чертов дом!

– Хорошо-хорошо, – хмыкнул парень в зеркале. – Мы поговорим позже. Было приятно познакомиться самозванка. И еще раз спасибо.

После этих слов зеркало «очистилось». Коул тут же сняла его со стены и, небрежно положив на покрытый кафелем пол, накрыла своей одеждой. Конечно, этого было недостаточно, чтобы спрятаться от инсулома. От него невозможно было спрятаться, находясь в нем же.

Наконец, успокоившись и сняв последние бинты, прихватив из кармана пальто сигареты, Коул улеглась в пенящуюся ванну и закурила.

– Я не самозванка, – буркнула Коул, пуская кольца дыма. – Я мужик.

Она жестоко ошиблась, недооценив возможности некромонтула, посчитав, что днем он будет слабее.

Надо было палить сразу, корила себя Кера. Хитрец тянул время, готовя свое гнилое тело к расчленению.

Кера поглядела на свои пистолеты, длинные и черные, с древними рунами на стволах. Это было не просто оружие, а заговоренное, обладающей особой силой против всяких магических тварей. Но они не сработали, хотя попаданий было достаточно. Калео Вагадар должен был скрючиться и стремительно сгнить, а его душа отправилась бы прямиком к Жнецу, как это случалось сотни раз с другими преступниками.