Найо Марш - Зеленоглазое чудовище [ Венок для Риверы. Зеленоглазое чудовище] Страница 10

— Я хочу проконсультироваться с вами — извини нас, Джордж, но мне необходимо знать точку зрения Эдуарда по больному для меня вопросу.

— Оставьте меня одного, — дурашливым тоном сказал Мэнкс, — с больным вопросом.

Леди Пестерн взяла его под руку и увела. Карлайл увидела, как к Ривере подошла Фелисите. Очевидно, она старалась держать себя в руках и посему поздоровалась с ним довольно сухо. С дружелюбным видом она тут же повернулась к Беллеру и приемному отцу.

— Клянусь, не могу догадаться, о чем это вы, ребята, беседуете.

Беллер мгновенно развеселился.

— Мисс де С юзе, пожалуй, немного хитрит. Думается, вы почти все нас знаете. Разве не так, лорд Пестерн?

— Меня беспокоят эти зонтики, — задумчиво произнес лорд Пестерн, а Фелисите и Беллер разом начали что-то говорить.

Карлайл пыталась разобраться с Риверой, но пока что это ей никак не удавалось. Действительно ли он любит Фелисите? Если да, то была ли его ревность к Мэнксу неподдельной и не говорило ли это о чрезмерной страсти? С другой стороны, не чистой ли он воды авантюрист? Разве может человек быть таким насквозь фальшивым, как Ривера, или дело просто-напросто в том, что современные отпрыски благородных испаноамериканских семей ведут себя в стиле кумиров Голливуда, которые, казалось бы, им никак не ровня? Показалось ей или в самом деле его смуглые щеки стали чуть бледнее, когда он стоял и наблюдал за Фелисите? Было легкое подергивание кожи под его левым глазом непроизвольным сокращением какой-то мельчайшей мышцы или, как все в нем, еще одним признаком обезличенности в согласии с неким стереотипом? И пока все эти мысли сменяли одна другую в ее мозгу, Ривера подошел к ней.

— Не понимаю, — начал он, — почему вы так серьезны. В моей стране есть пословица: женщина серьезна по одной из двух причин — либо она собирается влюбиться, либо уже влюблена, но безответно. Поскольку другое исключается, я спрашиваю себя: кому эта очаровательная леди собирается вручить свое сердце?

«Не сомневаюсь, что как раз такого рода болтовня очаровала Фелисите», — подумала Карлайл. Вслух же она сказала:

— Боюсь, ваша пословица хороша только для Южной Америки.

Он рассмеялся, словно она изрекла блестящую двусмысленность, и принялся протестовать, говоря, что гораздо лучше знает, как оно обстоит на самом деле. Карлайл заметила, что Фелисите в упор смотрит на них, и, резко повернувшись, увидела с удивлением такой же пристальный взгляд Мэнкса. Она почувствовала себя весьма неуютно. Не было никакой возможности избавиться от Риверы. Его шуточки и игривое лукавство становились все бесцеремоннее. Он восхитился ее платьем, скромными драгоценностями, ее волосами. Ничтожные слова он произносил с таким убийственно многозначительным видом, что они отдавали непристойностью. Смущение от такой чрезмерности быстро уступило место негодованию, когда Карлайл заметила, что, одаряя ее липкими взглядами, Ривера ни на секунду не перестает пристально наблюдать за Фелисите. «Будь я проклята, — подумала Карлайл, — если позволю ему продолжать эту пошлую игру». Улучив момент, она присоединилась к своей тетке, которая, утащив Мэнкса в дальний угол комнаты, показывала ему свою вышивку и вполголоса сыпала проклятьями по адресу не званных ею гостей. Когда Карлайл подошла к ним, Эдуард с беспокойством заканчивал фразу, очевидно выражавшую несогласие:

— …но, кузина Сесиль, я, честное слово, не думаю, что могу что-то сделать. Я хочу сказать… привет, Лайла. Получила удовольствие от латиноамериканских нежностей и обниманий?

— Не слишком большое, — ответила Карлайл и склонилась над вышивкой. — Прекрасно, дорогая. Как тебе это удается?

— Тебе нужно иметь такую для вечерней сумочки. Я говорила Эдуарду, что рассчитываю на его милосердие и, — добавила леди Пестерн вполголоса, но гневно, — на твое тоже, дорогое дитя. — Она поднесла к глазам вышивку, словно для того чтобы получше разглядеть ее, и стало видно, что ее пальцы бесцельно поглаживают ткань. — Вы оба видите эту кошмарную личность. Умоляю вас… — ее голос дрогнул, и она заговорила шепотом: — Вы только взгляните. Вы только взгляните на него.

Карлайл и Эдуард украдкой посмотрели на Риверу, который был занят тем, что вставлял сигарету в нефритовый мундштук. Он заметил взгляд Карлайл. Не улыбнулся, только встрепенулся со значением и широко раскрыл глаза. «Наверно, где-то вычитал, — подумала она, — о джентльменах, которые раздевают дам взглядом». Она услышала, как Мэнкс ругается сквозь зубы, и отметила с удивлением, что благодарна ему за это. Ривера направился к ней.

— О Боже! — пробормотал Эдуард.

— А вот и Хенди, — громко объявила леди Пестерн. Она обедает вместе с нами. Я чуть не забыла.

Дверь в дальнем конце комнаты отворилась, и в гостиную вошла спокойная, скромно одетая женщина.

— Хенди! — эхом отозвалась Карлайл. — Я забыла Хенди!

И она устремилась навстречу вошедшей.

Глава IV

Обеденная

1

Мисс Хендерсон была гувернанткой Фелисите, а когда та выросла, осталась в семье в качестве то ли компаньонки, то ли секретаря при Фелисите и ее матери. Карлайл величала Хенди домашним контролером и знала, как много времени эта женщина уделяет обязанностям, добровольно принятым ею на себя. Несмотря на возраст — Хенди было сорок пять лет — в волосах ее уже пробивалась седина. Лицо бывшая гувернантка имела приятное, но ничем не примечательное, голос — негромкий. Карлайл часто поражалась ее верности этому неспокойному дому. Для леди Пестерн, которая каждому человеку в своем окружении отводила четко определенное ранжиром место, мисс Хендерсон, без сомнения, была хорошо зарекомендовавшим себя работником с пристойными манерами, и ее присутствие в «Герцогской Заставе» оказывало на всех успокаивающее действие. Мисс Хендерсон жила в своей комнате, где обычно и совершала одинокие трапезы. Однако время от времени ее приглашали позавтракать или отобедать вместе с семьей; это случалось потому, что либо гостей предстояло разместить наверху, где обитала мисс Хендерсон, либо хозяйке казалось уместным хотя бы изредка напоминать домашним о существовании Хенди. Мисс Хендерсон редко покидала дом и, если имела вне его какие-то отношения с другими людьми, Карлайл о них ничего не знала. Она полностью свыклась со своим изолированным положением в доме, но никогда не подавала виду, что оно хоть сколько-нибудь ее тяготит. Мисс Хендерсон, на взгляд Карлайл, имела на Фелисите наибольшее влияние, и потому ее поразило, что леди Пестерн даже не упомянула Хенди как человека, способного проверить Риверу. Но в конце концов семья вспоминала об этой женщине, только когда та была для чего-либо нужна. «Да и я хороша, — виновато подумала Карлайл, — люблю ее, а поинтересоваться, как она поживает, забыла». И поздоровалась с Хенди с особой теплотой.

— Как приятно снова вас видеть, Хенди, — сказала она. — Когда же была последняя наша встреча? Четыре года назад?

— Немного более трех, полагаю. — В этом ответе была она вся, всегда уравновешенная и точная.

— Вы ничуть не изменились, — сказала Карлайл, с беспокойством сознавая, что к ней совсем близко подошел Карлос.

Леди Пестерн ледяным тоном совершила ритуал представлений. Мистер Беллер поклонился и радостно заулыбался с коврика перед камином. Ривера, стоявший возле Карлайл, пробормотал:

— Да-да, конечно, мисс Хендерсон. — Странно, что он не добавил: — Гувернантка, я полагаю.

Мисс Хендерсон поклонилась всем сразу, и Спенс возвестил о начале обеда.

Все уселись за круглый стол, единственное освещенное многочисленными свечами место в заполненной тенями столовой. Карлайл очутилась между дядей и Риверой. Напротив, между Эдуардом и Беллером, сияла Фелисите. Леди Пестерн, сидевшая справа от Риверы, поначалу вела разговор с ним с отталкивающей любезностью, как бы побуждая Эдуарда Мэнкса, ее соседа с другой стороны, уделить внимание Фелисите, — так, по крайней мере, казалось Карлайл. Однако мистер Беллер совершенно игнорировал мисс Хендерсон, находившуюся от него по правую руку, и изливал все свое обаяние на Фелисите, поэтому маневр хозяйки не принес результатов. Через несколько минут леди Пестерн втянула Эдуарда в чрезвычайно опасный, по мнению Карлайл, разговор. Она улавливала только обрывки его, поскольку Ривера вновь применил в отношении ее тактику бури и натиска. Он действовал примитивно. Просто отвернулся от леди Пестерн, наклонился к Карлайл так близко, что она видела поры на его лице, и, неотрывно глядя ей прямо в глаза, с подчеркнутой двусмысленностью опровергал все, что она говорила. От лорда Пестерна не было никакого проку, ибо он погрузился в мечты, из которых изредка выныривал лишь для того, чтобы бросить невпопад замечание, не относящееся ни к кому конкретно, и в очередной раз накинуться на еду с той примитивной жадностью, которая осталась в нем с периода увлечения лозунгом «Назад к природе». Его манеры были явно и сознательно отвратительными. Он жевал с открытым ртом, озирался с видом затравленного плотоядного животного и говорил, не переставая есть. Для Спенса, подававшего на стол, и мисс Хендерсон, как обычно стоически воспринимавшей свою изоляцию, разговор за столом, вероятно, походил на диалог в откровенно сюрреалистической радиопостановке.