Каро Рэмси - Распятие невинных Страница 10

— Ради Бога, уволь меня от деталей!

О’Хара улыбнулся — ему нравилось, когда от его слов становилось не по себе видавшим виды полицейским.

— Ну, как знаешь. Хелена прислала мне приглашение на выставку, так что увидимся там, если раньше не получится.

Макалпин не сразу сообразил, о чем идет речь.

— Ах да, конечно. Это же в конце недели, кажется, в пятницу?

— В субботу, — поправил О’Хара.

Профессор ушел, по привычке пригнув голову, когда проходил сквозь дверной проем. Макалпин стоял в квадратной прихожей, пол которой был покрыт дешевым ламинатом. Ковер, стилизованный под персидский, — единственное яркое пятно — был завален оборудованием: камерами, лампами, коробками, завернутыми в чистую полиэтиленовую пленку. Два офицера из службы осмотра места происшествия, так и не сняв спецовки, продолжали укладываться.

Макалпин открыл дверь в ванную. Вместе со светом включился вентилятор, и Алан почувствовал аромат лаванды. Ванная была в розовых тонах. Обернув руку куском розовой туалетной бумаги, он открыл дверцу шкафчика. Тюбик зубной пасты «Маклинз» со фтором. Освежитель воздуха «Пичиз-энд-крим» от «Маркс и Спенсер». Одно сложенное полотенце для лица — тоже розовое. Шампунь от перхоти, кондиционер для волос — сухих и тонких. Лосьон для тела — все те же «Пичиз-энд-крим» от «Маркс и Спенсер».

Никаких противозачаточных. Никаких таблеток от головной боли. Ничего от похмелья. Он закрыл шкафчик.

Спальня была такой же тошнотворно-розовой. Даже плюшевый медвежонок на подушке был розовым, хоть и разных оттенков. Макалпин открыл несколько ящиков. Верхний был заполнен очень практичным нижним бельем. Либо у Элизабет-Джейн вообще не было никакой личной жизни, либо она часто лежала в больнице. На стуле, обитом розовой тканью, лежала стопка одежды, сложенной с армейской аккуратностью: блузки с рукавами, джемпер и форменный кардиган. Несколько картин на стене из неизменного «Маркс и Спенсер» были в тех же тонах, что и обои, постельное белье, ночная рубашка и медвежонок. Скорее камуфляж, чем сочетание.

Макалпин прошел в девственно-белую кухню. На столе — банка «Нескафе» и чайник. В шкафу — ровный ряд банок, все — этикетками вперед. В основном для тех, кто следит за весом. Начатый пакетик корма для кошек, аккуратно свернутый сверху, стоял отдельно. Он поискал плошку для воды или кошачий туалет, но их не было. Значит, дома кошку она не держала. Он открыл холодильник: низкокалорийная бутербродная паста, обезжиренное молоко, много свежих фруктов и овощей. Он заглянул в мусорное ведро — там был только белый мешок для мусора.

Офицеры из службы осмотра попрощались и, забрав все оборудование, открыли дверь. Макалпин увидел маленького черного котенка с белым пятном на шее, дрожавшего от страха и прятавшегося за цветочным горшком на лестничной площадке. Его мокрая от дождя шерсть ярко блестела. Макалпин вышел на площадку и взял котенка на руки.

— Привет, малыш. Мне кажется, ты живешь не здесь. — Кот посмотрел на него круглыми глазенками и напыжился — одетые в белое полицейские вторглись в его владения. — Кто-нибудь знает, где он живет? — спросил Макалпин и, не дожидаясь ответа, сунул котенка полицейскому, поднимавшемуся по лестнице. — Выясните, чей, и отдайте, договорились?

Полицейский держал котенка в вытянутой руке, как будто тот был взрывоопасен.

— Думаю, что он живет в соседней квартире. Хозяйка боится, что он сбежит и попадет под машину. Он уже сбегал.

— Так пусть не выпускает его.

— Мы уже дважды возвращали его, но он выскальзывает каждый раз, когда эта любопытная корова открывает дверь.

— Тогда пусть она запрет его в ванной. — Старший инспектор взглянул на часы. — По меньшей мере на ближайшие двенадцать часов.

Из-за сквозняка, который холодил ноги и поднимался к спине, Макалпин почувствовал озноб. Он вернулся в тепло квартиры и прошел на кухню. Там висела пробковая доска, к которой были пришпилены листки с планами на уже невозможное будущее: открытка — приглашение на свадьбу с неизменным цветочным орнаментом Ренни Макинтоша,[4] приглашение на примерку платья. Он раскрыл открытку кончиком ручки: «Мистер и миссис Винсент Фултон имеют честь…» Только адресат теперь точно не явится. Внизу была регистрационная карточка мобильного телефона «Самсунг-200-мобайл», купленного два дня назад. На всякий случай он записал номер. На отдельных листочках — еще два телефонных номера, записанных ровным, аккуратным почерком, три жалобы по поводу квартиры и напоминание о звонке управляющему насчет плотника с номером телефона.

Макалпин методично осматривал все ящики буфета.

Он не обнаружил ни сигарет, ни спиртного, ни шоколада и решил, что Элизабет-Джейн Фултон ему бы наверняка не понравилась.

Макалпин долго курил, облокотившись на старенькую «корсу», припаркованную на стоянке позади полицейского участка на Патрикхилл, и чувствовал, что успокаивается. Шесть месяцев назад шотландские власти запретили курение во всех общественных местах. Приходилось торчать под дождем, хотя воспаление легких убивает быстрее рака. Этот участок был давно утерянным другом, знакомство с которым он не хотел возобновлять. Он привык к возможности выбирать, из какого участка в Центральном или Западном районе Глазго вести следствие, и у него всегда находилась сотня веских причин, почему это не может быть на Патрикхилл. Возведенное на руинах дома, разрушенного немецкими бомбардировками, это здание казалось здесь случайным. Оно вписывалось в отведенное пространство, но было слишком мало для работы: столовая — игрушечная, парковка малогабаритная, а дорога настолько узкая, что не мог проехать рефрижератор. Но он получил приказ забрать все дела, которые вел старший инспектор Дункан, и выбора у него не было. Как он мог отказаться, если жил в пяти минутах ходьбы от участка?

Он раздавил окурок, глубоко вздохнул и направился ко входу, стараясь отбросить все воспоминания.

Он кивнул, не останавливаясь, дежурному констеблю и стал подниматься по лестнице — в первый раз за двадцать два года. Над верхней губой выступил холодный пот, а перед глазами опять всплыли картины из прошлого, которые так хотелось забыть. На лестнице теперь лежала ковровая дорожка, окна — новые, но сквозняк гулял по-прежнему. Место шкафа с картотекой занял ксерокс. Он быстро прошел через комнату регистрации заявлений, взглянув на часы. Они тоже были новыми, но врали, как и старые. Его золотые «Картье» показывали без десяти семь. Через десять минут он узнает первые результаты работы О’Хары в морге. Он надеялся, что кое-что прояснится.

Он продолжил обход, наблюдая, как собираются сотрудники. Кого-то только что вытащили из постели, кто-то провел всю ночь на ногах. У одних еще слипались глаза, другие жевали резинку, чтобы не заснуть. Проходя мимо столов с мониторами, он увидел знакомые лица, его узнавали, дружески хлопали по плечу, поднимали руки в приветствии. Макалпин кивал в ответ направо и налево. Чтобы адаптироваться к переменам, произошедшим за двадцать с чем-то лет, ему требовалось время. Но спертый запах пота и вчерашнего кофе в комнате регистрации заявлений остался прежним.

Воспоминания обступали со всех сторон. Воспоминания о голосе, который он никогда не слышал, об улыбке на губах, которую никогда не видел. И не целовал.

Было странное чувство ирреальности — даже сквозь затхлый воздух он чувствовал ее запах, аромат гиацинта. Ее аромат.

Он взял себя в руки и постарался переключиться.

Комната была заставлена столами и принтерами. Он несколько раз споткнулся о провода и решил, что заставит убрать их с прохода. Повсюду лежали лотки с распечатками, высились конусы использованных стаканчиков от кофе. На столе сержанта Литлвуда лежала его потертая кожаная куртка и таблоид, раскрытый на третьей странице. На тарелке — остатки недоеденного сандвича с беконом. Даже среди бродяг Макалпин встречал людей поопрятнее.

Он остановился у стенда с фотографиями, сорвал прикрепленный сверху лист с оранжевой надписью «Стена смерти», смял его и бросил через всю комнату в корзину. Он терпеть не мог, когда к жертвам относились без уважения. Фотография Линзи Трейл, убитой четырнадцать дней назад. Не особо привлекательная, круглое лицо, выщипанные брови. Ничего отталкивающего. Не толстая и не худая, не высокая и не маленькая, работала на полставки в благотворительной лавке, имела любовника. После нее остались неказистый дом, скучный муж и ребенок.

Ребенок.

На фото чья-то рука отодвинула ветки, и Макалпин, приглядевшись к ране, понял, что удар был нанесен с ненавистью.

— Здравствуйте, старший инспектор Макалпин, — услышал он женский голос. Темные волосы собраны сзади — видимо, она только что надела форму. — Констебль Ирвин.

— А имя у вас есть или только фамилия?