Екатерина Мельникова - Черное сердце Страница 12

– Все в порядке, я еще здесь, все еще дышу.

Джордан аккуратно поправляет под ней подушку и смахивает с лица все пряди волос, выбившиеся из косы.

– Прости. Я кричу не на тебя. Я от… – он проговаривает эти слова с таким трудом, что Карина читает их по губам. – Извини. Тебе надо отдыхать, не смотри на меня. У нас все будет хорошо. Мы переживем это и станем еще сильнее. Вместе. – Джордан берет ладонь жены и скрепляет их руки в надежный замок. Их обоих трясет, как в морозильной камере, но даже умирать они будут вместе. – Мы ведь друзья детства, верно?

– А друзья друг друга в беде не кидают.

– Никогда!

Обнявшись, они тихо заливают друг друга слезами до тех пор, пока не приходит врач. Карину снова кладут под капельницу, а Джордану вызывают психиатра. Какие волшебные слова использовал доктор, Карина не знает, но после беседы ее мужу стало полегче – вместо того, чтобы видеть в этой ситуации исключительно смерть ребенка, Джордан увидел то, что его жена осталась жива и здорова для полноценной жизни. Это – самое важное.

Впоследствии его выписывают раньше, чем ее. Карина несколько дней лежит одна в отдельной палате и пишет в тетради стихи. В тот момент строки из нее просто прорываются, так и просятся на бумагу, как младенец в объятия к матери. Джордан приходит каждый день. Он ложится вдоль любимой на кровать, их пальцы переплетаются сами, и они вместе разбиваются.

Стихи, написанные Кариной, он забирает домой и читает, предаваясь грусти над английскими строками.

– Они прекрасны. Но почему не на русском? – спросил он однажды вечером, по телефону.

– Это только для нас с тобой. Ты там не плачешь?

– Нет, просто читаю и все.

Но это на все сто процентов была неправда, поскольку совершенно неожиданно Джордан начал подбирать к этим стихам мелодии, проводя с тетрадью и гитарой все свое время, замечая, как легко ему это удается, как музыка, пока он читает стихи, сама звучит у него в голове, как пальцы сами отыскивают на гитаре подходящие аранжировки, как он сам превращается в собственную гитару, знающую, что играть, и с каждым разом это получается настолько гениально, настолько лучше, чем когда-либо, настолько лучше, чем звучит у него в голове, что творчество его захватывает, и он больше не может вырваться из него, хотя думал, что музыку они с женой еще долго не смогут писать.

Это удивительно, но музыка его переполняет, и ей необходимо собственное дыхание. Его музыка идеально скрепляется с ее стихами, так же как они с женой идеально подходят друг другу, складываясь в единый, сочный образ, в одно живое существо.

Как ни печально, но возможно теперь, – думает Джордан, – ото всех этих мучений мы действительно станем рок-музыкантами. Настоящими. Поломанными, но несломленными. Воспламененными. Мрачными. Очень чувственными. А главное – вечными.

Кто знает, может магия существует? Кто знает, может в трагедии есть смысл? И энергию горя можно превратить в музыку, которая станет наивысшим наслаждением? Кто знает, может эта игра стоит свеч? И они превратят свое бессилие в силу!

Глава 5

Сережа играет в стороне от взрослых в уголке комнаты. Рома Равич с напряжением в лице курит на балконе, рядом с ним стоят Владлен и Джордан со стаканом коньяка. Алиса на диване в сотый раз вытирает глаза салфеткой. Карина сидит напротив и плачет, но уже скупо. Не как раньше. Они с Джорданом видели в больнице своего мертвого ребенка, при этом внутри у них все органы остановились, а врачи не отдали им сына. У этих врачей все внутри прекрасно работало. И это не их сотрясало землетрясение, они ни одного толчка под собой не почувствовали, их мир был прекрасен, в то время как мир Карины и Джордана сгорел дотла. Карина никогда не забудет: она схватилась за голову, ее муж захлопнул рот, оба издали раненый вой, а потом одновременно схватили друг друга, чтобы увести. Медсестра сказала:

«Зачем вам нужны эти воспоминания?»

Ладно, любопытство, куда без него-то? Но когда Джордан спросил, куда они дели тело его сына, она также ординарно добавила:

«Выбросили».

И они с Кариной просто выпали из жизни.

– Они его выбросили, ребята. Как очистки от картошки. Чтоб у них руки отсохли!

– Скажи спасибо, что Карину спасли. – Заявляет Владлен, и только когда Джордан сталкивает его с края планеты, он понимает, что сморозил неподходящее.

– Это их работа, иначе пускай уходят на покой! Мы что, должны говорить спасибо за то, что вернулись из их больницы живыми? Спасибо! – Джордан картинно изображает низкий поклон до самого пола. Выглядит комично, но никто не смеется. – Мы должны говорить особенное спасибо за их непосредственные обязанности? Они для того там и находятся, чтоб никто не умер! «Во имя жизни», блин. А этот засранец, который был за рулем? Водятел! Прошло две недели, полиция не может найти машину! Хотя это их работа, причем элементарная. И я, как наперекор, был в таком шоке, что все забыл!

– Ты сказал, начал в больнице вспоминать. – Напоминает Владлен.

– Только общий фон. А как же детали? Хотел бы я вспомнить!

– Хотела бы я забыть. – Донесся тихий голос Карины.

Рома вздыхает, щелчком отправив сигарету в свободный полет. Он обнимает друга за плечи и по-прежнему ничего не говорит. Он не находит никаких слов. Когда с его друзьями случилась эта беда, он узнал нечто новое об ужасе. Это был не тот ужас опоздать на важнейшую тренировку в жизни или просрать блестящий гол в истории футбола, и даже не тот ужас, который охватывает тебя, когда понимаешь, что просыпаешься в больнице весь перебинтованный, из носа торчат какие-то трубки и о спорте тебе придется забыть лет на сто. Но этот ужас был сильнее настолько, что Рома сбился с толку, как если бы потерял подробную инструкцию по выживанию в этом мире. И зачем они смотрели на тельце? Ведь в тот момент их страдание перешло на новый уровень, хотя времени нужно дать шанс излечить эту боль.

Теперь ужас ощущают все. Никогда в жизни они не собирались вместе за тем, чтобы разделять боль вместо радости.

– Не огорчайся, Джордан. – Голос мальчика заставляет друзей оглянуться. Теперь Сережа нашел себе другое занятие, в поедании банановых чипсов. – Я тебя тоже папой называть буду. Бери, угощайся. – Сережа протягивает ему пачку с чипсами.

Улыбнувшись, Джордан опускается на колени. Вместо предложенного угощения он берет в ладони лицо ребенка и крепко целует его лоб.

– Я тебя обожаю. – Говорит он, обнимая мальчика.

Когда Сереже исполнился годик, они с Кариной стали его крестными родителями. Вспомнив об этом, его вдруг осенило, что не все потеряно. Ему необходимо привыкнуть к тому, чего не изменить. Осталось придумать, как. Отгрохать на гитаре такую мощную партию, что Бог, наконец-то, проснется и хотя бы поможет им справиться с тем, от чего не защитил!

– Я тебя тоже люблю, папа. Папа-два. Родитель номер один и два, как теперь в Париже. – Сережа прихлопывает ладошкой рот и убегает с балкона, увидев возмущенный взгляд родного   папаши.

– Эй, эй! Кто тебя научил? – принимается парировать Владлен. – Только Родька мог!

– Тихо! Влад, – выпрямившись, перебивает Джордан, – он не врубается, не надо на брата ездить.

– Ну, брат-то врубается! В эту мерзость. Этот чертов… – Владлен осекается, вспомнив, что его слышит маленький сын. – Пойдемте, сядем на диван. Дружище, я налью тебе чайку с мятой.

Пока Джордан с Кариной по настоянию друга пьют мятный чай, а Рома потягивает свой любимый кофе американо, Владлен с Алисой продолжают очень осторожно интересоваться подробностями этой жуткой трагедии, которая коснулась всей их семьи.

– Карюша, папа твой как? – мягко спрашивает Алиса. – В каком он состоянии?

Только Карина приготовилась говорить, как за нее принялся рявкать любимый, но очень громкоголосый и дерзкий муж:

– Да в плохом он состоянии находится! Его качает и трясет, как осенний лист, который сейчас упадет с веточки!

– Спасибо, что дал мне сказать, приятель.

– Что тут еще говорить? Нечего говорить, ситуация полный абзац!

Ребята тяжело вздыхают разом, переглядываясь, ища способы, как помочь своим друзьям. Способы помощи не хотят быть найденными.

– Ничего. – Карина вытирает нос. – Пускай кричит, ему получше станет. Все пройдет. Главное, что мы кроватку продали. И другие вещи. Чтоб лишний раз не бросалось в глаза.

– А, да, машинку, что вы с Алисой нам покупали, мы принесем обратно, Сереже достанется. – Вспомнив, говорит Джордан Владлену.

– Он ими не играет, он их разбирает на запчасти, а потом сдает в металлолом. У него страсть к разрушениям. Поломал нам уже второй цифровик.

– Ого. Свой-то рабочий фотик береги. – Посоветовал Равич.

– Конечно, берегу. – Владлен задумывается. – Камера. Регистратор. Там же есть регистратор, люди! На той дороге!

Джордан делает безнадежную отмашку.

– Не повезло. Чинили его в тот момент. Так сказал полицейский. Да, я тоже думал о видеорегистраторе. Будь тот исправен, мы бы наверняка знали, кто этот урод. Все было бы по-другому. Ну… почти все.