Сен Весто - ОТРАЖЕННЫЕ СУМЕРКИ. САГИ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей Страница 14

Мбамби сел, но тут же, повернувшись и вытянув мускулистую глянцевую шею, принялся бегать по рядам напряженными глазами и кого-то искать.

Поднялся Гермес.

– Будет ли позволено сказать несколько слов мудрости и Гермесу Привратному, Уводящему души, сыну Зевса и Майи, покровителю странников и покойников? – Гермес теплыми глазами осмотрел головы собравшихся, как бы в поисках возможных возражений, не обнаружив, он вздохнул через резные мужественные ноздри, театральным движением отправляя край одеяния на плечо.

– Правильно, – решительно поддержали его из рядов. – Слово Гермесу! Пусть скажет нам что-нибудь умное. А то тут у всех одно решение, чуть что – сразу на колесницы.

– Кстати, где опять Зевс? – подали голос из критической секции. – Где его опять бабы носят? Он особенный, что ли?

– Плевать он хотел на эволюцию, он лучше гарпий будет валять в золе. Там вся теория развития материи идет к черту – ну и пусть идет. «Да провалится мир, да здравствует философия, да здравствую я!..»

Гермес долгим и невыразительным взглядом проводил замечания из зала.

– Вы закончили? – пресно осведомился он. – Тогда можно мне тоже сказать несколько слов? – Он величественно задумался. – Собратья. Да будет ли мне позволено препроводить суть своего скромного мнения в форме вопроса? В силу каких божественных причин повреждение придорожных герм относится к числу святотатств тяжелейших?

Никто не знал.

Гермес облизнулся.

– Я поставлю вопрос иначе. В чем заключена суть гермы?

– Чтобы не путать начало с концом и с дорожными знаками, – невозмутимо высказали мнение с мест.

В храме заржали.

– Благодарю вас. – Гермес сухо поклонился. – Это довольно смешно, но далеко от проблем эволюции. Я же имел в виду несколько иной аспект конкретного хтонического сооружения. Оно не есть просто еще один рабочий знак искренней признательности мне. Это – дань уважения направлению в срезе логико-семантического восприятия античной души. – Бог помолчал. – Я бы назвал это уважением к тенденции.

Конференция ожидала продолжения.

– Собственно, это все, что я имел сказать. Собратья. Боги мы или я не знаю что. Не все, что движется, движется к своему концу.

Гермес опустился на место, запахиваясь и удобно закладывая обутую в сандалию мускулистую ногу на другую. Крылышки на одной сандалии сладко и напряженно расправились, словно на минуту выходя из состояния сна, и, мелко подергавшись, вновь улеглись.

Собравшиеся, взявшись за подбородки и отведя взгляды, какое-то время добросовестно изучали возможные последствия сказанного.

– Правильно ли я тебя понял, славный Гермес, – осторожно спросил со своего места едва видимый для остальных Вьяса, отшельный Кришна Двайпаяна, тот самый, некогда разделивший собрания вед, – что знающий все это и тем не менее ушедший к основам Пути и Добродетели видит дальше, чем мы все предполагаем?

Гермес уважительно посмотрел на легендарного мудреца.

– Клянусь своими сандалиями, я не понял половину из сказанного тобой, но даже Аполлон не сумел бы сделать мне приятнее вторую!

Двайпаяна сумрачными и рассеянными глазами посмотрел на него, уже вновь погрузившись в раздумья.

Храм нетерпеливо загомонил. В секции конунгов молча обменивались взглядами. Кое-кто откровенно качал подбородками и чесал затылки. Теперь уже и спокойно сидевшая до того партия восточных демонов, флегматично и индифферентно оглядывавшаяся по сторонам, начала с беспокойством присматриваться к происходящему.

– Правильно ли я тебя понял, брат Вьяса, – обратился к Двайпаяне горный дух Хам Богдо Даин Дерхе, черный тенгри и легендарный шаман, – что кто-то с далеким умыслом и большим умом покусился на сами основы Пути?

Двайпаяна ответил, кусая в задумчивости губы:

– Ты понял как далай-лама, упражняющий себя в искусстве отнимать у смерти ее жертвы, брат Дерхе.

Демоны совсем расстроились.

Ряд представителей с усилием повертели головами, неприятно пораженные видом развернувшихся перспектив. Кто-то вполголоса высказался в том ключе, что сыновья Хрейдмара по своей бестолковости даже в хель, город мертвых, не сумеют попасть вовремя.

ЦЗЯН-ТАЙГУН ЦЗЫ Я. Когда смотрящий вдаль Вэнь-ван собрался на охоту, в ночь накануне этого важного события к нему в сновидение спустился государь с прибором для сочетания звезд и вкратце обрисовал обстановку. Это, сказал он, великий день, ибо он решит судьбу твоего мира – и сколько ему быть. Услышав столько хороших слов от государя, Вэнь-ван передумал идти на охоту и решил посвятить себя рыбной ловле. Приезжает он туда, останавливает повозку и видит старца, который сидит и удит рыбу. «Поехали, – говорит старец Вэнь-вану, и велит ему впрячься в повозку. – Я тот, кто будет великим Учителем». Пока они ехали, Вэнь-ван услышал много полезных и поучительных историй, а когда их высочество упали, желая от лона земли пополнить себя новыми силами и отдохнуть, я горестно покачал головой и сказал, что Путь его мира будет длиться столько, сколько он одолел шагов мудрости. Так и случилось.

Сообщение каждый предпочел понять по-своему. Повертев головами и не найдя полезных ушам комментариев, в секции конунгов начали нервно гладить установленные меж колен полированные рукояти топоров. Гейррёд и Скрюмир, больше известный в среде военных экспертов как Утгард-Локи, как все тролли ненормально крупногабаритные и лысые, уперев топоры в пол и уложив на их торцы подбородки, сумрачными взглядами наблюдали за развитием событий.

– Правильно, – подал голос Гейррёд, явно напрашиваясь на дискуссию. – Вначале ввяжемся, а там видно будет.

Обдумывая, конференция не спешила с окончательными выводами.

– Скажите, уважаемый… – обратился к великому мудрецу один из Унктахе, духов воды и подземного мира племени дакота, тот, что олицетворял собой Землю.

– Можно просто Цзян-тайгун, – предложил мудрец.

– …Если путь, пройденный повозкой и ее ведомым, имеет конец, то тогда где разница, пройдет ли он много или пройдет мало?

– Или не пройдет его вовсе, – кивнул тайгун. – Ее нет, – ответил мудрец. – Ее так же мало, как и пройдешь ли ты, преодолев свой последний предел сил, или же не пройдешь вовсе, подавленный видом и величием всего Пути.

– И что тогда делать?

– Бросить повозку и все, что на ней.

Все обдумали новый поворот событий. Можно было в отдельных подробностях слышать, как за пустыми проемами окон вдалеке визжат и заливаются непристойным смехом девичьи голоса.

– Клянусь задницей Афродиты, – громко возвестил голос Диониса, по случаю необыкновенно теплой погоды сидевший сегодня в храме со своими беспечными козлами и волками голым. – Это самая поучительная история, которую я слышал в этих стенах.

Мудрец преподнес ему спокойный взгляд, и лицо его не выражало ничего.

– Друзья, – приветливо произнес Дьявол Ноктис, умывающим движением собирая ладони вместе и поднимаясь, – я хотел бы несколько разрядить обстановку. Вы мою натуру знаете, я ничего не делаю просто так…

– А мы этого не знаем, – сварливо внес поправку бог монотеизма, сочно откусывая от большого яблока познания. – Откуда мы это должны знать.

– А вы этого и не должны знать, – с мягкой улыбкой поддержал его Дьявол. – Иначе бы вы уже давно умерли бы от скуки в своей паутине тотального детерминизма. Так вот… – Он умыл руки. – В свете услышанного здесь нами сегодня я бы предложил бросить эту повозку катиться к чертовой матери, а самим идти своим Путем, предначертанным звездами и пустым желудком. Предоставить, так сказать, вещам их естественную эволюцию.

Конференция в нерешительности смотрела в сторону докладчика, оценивая еще один поворот мысли.

– Вы издеваетесь, что ли? – спросил один из дипломатического представительства демонов. – Как это – бросить? И куда она тогда поедет?

– Конечно издеваюсь, – легко согласился Дьявол. – А что еще прикажете делать. Я тут с самого утра уже сижу, слушая вас, и не услышал еще ни одного разумного предложения. Умереть можно.

– Неужели такое возможно? – встрепенулся бог монотеизма с неожиданно прорвавшейся надеждой в голосе, переставая на секунду жевать и сделав глотательное движение. Дьявол, ни минуты не думая, широким движением ниспослал ему непристойный жест.

– В самом деле, – засобирались в секции восьми голов дракона Ямата-но ороти. – Пойдем перекусим, а потом на свежую голову продолжим.

Секретарь, отворачивая голову, бессильным движением уронил обе руки на стол.

– И вот так всегда. Пока вы все перекусите, мир уже семь раз успеет вернуться к точке сингулярности и обратно.

– И слава богу, – вставил кто-то из богов сонным голосом. – Хоть какие-то позитивные изменения.

– А что прикажете делать? Всё лучше, чем тут спать, – огрызнулись в секции Ямата-но ороти, того самого заврорнитоида, кто, согласно каноническим текстам ветхозаветных «Нихонги» и «Кодзики», вследствие неумеренных возлияний остался без всех восьми сосудов мудрости. Дабы обезопасить одну девушку из благородной семьи от его посягательств, Сусаноо, столь же славный подвигами, сколь и трезвый начинаниями, сделал из нее небольшой гребень, вслед за чем, поместив его у себя в волосах и прорубив в ограде восемь дверей, он у каждой поставил по большому бочонку, полному крепкого сакэ, по его настоянию очищенному знающими людьми восемь раз. Худшие из ожиданий благородного Сусаноо оправдались незамедлительно. Проклятое доисторическое создание, падкое на женскую красоту, при длинных ушах и невероятном нюхе на красавиц не только незамедлительно объявилось в образе восьми жутких нюхающих голов во всех восьми отверстиях сразу, но и в полном составе первым делом погрузилось в содержимое сосудов, полных порока. Что было потом, заврорнитоид всякий раз с мрачным видом рассказывать отказывался, ссылаясь на непрочную память и крепость напитка. Предположения строились самые разные. – Некоторые тут едят прямо над душой.