Сен Весто - ОТРАЖЕННЫЕ СУМЕРКИ. САГИ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей Страница 15

– И слава богу, – вставил кто-то из богов сонным голосом. – Хоть какие-то позитивные изменения.

– А что прикажете делать? Всё лучше, чем тут спать, – огрызнулись в секции Ямата-но ороти, того самого заврорнитоида, кто, согласно каноническим текстам ветхозаветных «Нихонги» и «Кодзики», вследствие неумеренных возлияний остался без всех восьми сосудов мудрости. Дабы обезопасить одну девушку из благородной семьи от его посягательств, Сусаноо, столь же славный подвигами, сколь и трезвый начинаниями, сделал из нее небольшой гребень, вслед за чем, поместив его у себя в волосах и прорубив в ограде восемь дверей, он у каждой поставил по большому бочонку, полному крепкого сакэ, по его настоянию очищенному знающими людьми восемь раз. Худшие из ожиданий благородного Сусаноо оправдались незамедлительно. Проклятое доисторическое создание, падкое на женскую красоту, при длинных ушах и невероятном нюхе на красавиц не только незамедлительно объявилось в образе восьми жутких нюхающих голов во всех восьми отверстиях сразу, но и в полном составе первым делом погрузилось в содержимое сосудов, полных порока. Что было потом, заврорнитоид всякий раз с мрачным видом рассказывать отказывался, ссылаясь на непрочную память и крепость напитка. Предположения строились самые разные. – Некоторые тут едят прямо над душой.

– Еще какие разумные предложения будут, – терпеливо осведомился Ой. Сам Темный Дух тоже был не без греха, имея в виду не сакэ, а по части доставить какое-нибудь сильное нервное потрясение в бане сразу по наступлении темного времени суток или угнать позаимствованных горячих башкирских скакунов. Сегодня Секретарь сам выглядел скорее сильно потертым чередой свалившихся неприятностей.

– А наше предложение чем не разумное? – обиделся Гейррёд.

На пару со Скрюмиром они все так же подпирали ухватами топоров свои крепкие бицепсы, подобно запоздалым гостям, на нетвердых ногах в объятиях верных товарищей возвращающимся с очередного дегустационного мероприятия Локи, посвященного искусству виноделия. Оба внимательно слушали. Пожалуй, этим они единственно и выгодно отличались от остального топорного представительства, готового согласиться со всем, что конференция им предложит, лишь бы это было покороче.

– Это как раз мы и пытаемся выяснить, – ответил Секретарь.

– Я что-то не до конца понял насчет этого сотворения мира, – снова загремел Ямата-но. Его торчащий самурайский чубчик на макушке выдавал общую озадаченность хозяина. – Мне там показалось, есть несколько неувязок.

Ой с неприятным выражением смотрел на него, словно имея что-то сказать ему, но еще не подобрал, как поделикатнее обставить свою просьбу.

– Брат мой, – произнесла Шестая аватара Вишну с топором. – Мы сами тут все до конца понимаем только периодами. Нам ничего больше не остается, как прибегать в подобных случаях к проверенному тысячелетиями инструментарию железной логики. Со смирением и тебя приглашаю последовать этому пути, зарекомендовавшему себя с лучших сторон на всех чертогах мира и всех версиях вселенной…

Ямата-но молча смотрел, ожидая новых неприятностей. Все приготовились слушать.

Шестая аватара бога Вишну продолжала.

– Согласись, брат мой, что когда кшатрии начинают терять совесть, то кому-то нужно взять на себя труд освободить от них варну брахманов. А то тут шагу нельзя ступить, чтобы не натолкнуться на молчаливое противодействие силам разума и эволюции.

Ямата-но осторожно кивнул, как бы соглашаясь на данном этапе рассуждений, вместе с тем оставляя за собой право в случае чего на радикальный пересмотр взглядов.

– Согласись далее, брат мой, что когда все плохо, трудно надеяться, что оно вдруг само собой станет хорошим. Если моральные ценности уходят на черное дно океана глупости, то кому-то их нужно оттуда достать. Это то, что счел нужным сделать Вишну, удачным образом совместив мудрость и терпение, воплотив себя в аватару пресмыкающегося.

– Логично, – согласился Ямата-но.

– Разумеется, это не более чем иносказание. У меня даже слов не хватает, чтобы передать общее состояние тех чувств. Когда мир разума нахлестывает всемирный потоп невежества и печального скудодумия, богам остается только возводить на черепахах гору отчаяния, обматывать вокруг нее змея Васуки и начинать взбивать океан глупости, надеясь получить из него хоть что-то разумное.

Вишну тяжело вздохнул.

– Демон Хираньякша топит землю в океане. Спрашивается, что тут можно сделать. И снова крайним почему-то оказывается Вишну. Он, наступив себе на гордость, снисходит до образа какого-то немытого кабана, приглашает Хираньякшу на тысячелетний поединок, который тоже, между прочим, за словом в карман не лезет, и возносит многострадальную землю на своих клыках.

Вишну покачал головой, как бы увидев события тех дней в новом свете.

– Казалось бы, пора остановиться. Можно с облегчением вздохнуть и удалиться куда-нибудь в горы Махендры на заслуженный отдых, дабы там предаться размышлениям. Ни в коем случае. Объявляется теперь еще какой-то оплот добродетели и настолько преуспевает в своих аскетических идеалах, что вдруг удивительным образом оказывается счастливым обладателем всех трех миров: земли, неба и преисподней. Бали было имя ему, предводитель дайтьев. Все-таки что значит – чувство меры даже в добродетелях. И снова приходит на помощь миру Вишну, ему же делать больше нечего, и снова он, уже в аватаре какого-то хоббита, спасает проклятый мир, обратившись к этому сосуду добродетелей с просьбой подарить несчастному миру, оставшемуся вообще без ни хрена хотя бы три шага Вишну. Этот болван даже не спросил, что я буду с ними делать и где намерен остановиться. Уверен был, что сделать тут ничего будет нельзя. Зря он был так уверен. Остановился я, понятно, непосредственно у преддверия подземного мира. Это к вопросу о том, относится ли к добродетелям чувство меры. Ну вы, несомненно, слышали о той истории, об этом много писали. Так вот. Я значит, спрашиваю себя: куда мы идем?

Ямата-но кивнул, соглашаясь.

– Логично.

– И это еще не все. Во главе с не знающим усталости доблестным Нараямой все аватары богов как один, вся эта развеселая банда неутомимых болванов вдруг ни с того ни с сего снимается и ни к селу ни к городу отправляется преумножать зло во вселенной и испытывать чашу терпения небес: «освобождать мир от хамов». Хамы им перестали нравиться. Потом вдруг выясняется, что хамами там должны были работать ракшасы, гандхарвы – вплоть до данавов. Тут уж все просто руками разводят. Ну вы можете представить себе их лица. Об этом даже в «Махабхарате» подробно говорилось. Теперь я, которому, как все знают, нечем больше заняться, снова вынужден поднимать свой зад и куда-то идти восстанавливать справедливость. Кшатрии кшатриями, но, честное слово, должен же где-нибудь быть предел. Я вот спрашиваю: что делать? Что в данном случае разум, достойный лучшего применения и более приятных часов досуга, может предпринять, который, заметьте, уже и так внес свой посильный вклад в, так сказать, общую сокровищницу достижений? Какой-то урод Картавирья, обиженный умом, но не аппетитом, не придумывает ничего лучше как стащить прямо из святой обители Джамадагни не менее святого теленка. Естественно, отец вызывает меня и дает распоряжение закрыть эту проблему. Совсем.

– Логично, – согласился Ямата-но.

– Но ведь Картавирья не один ел этого несчастного теленка, правильно? Теперь уже его сыновья идут и закрывают проблему с мудрецом Джамадагни. Вроде как мне ставят на вид, меня же как бы достать проблематичнее.

– Логично, – подумав, согласился Ямата-но.

– Дальше. Естественно, тут уж даже у меня к кшатриям не остается никаких теплых чувств. Теперь уже я иду и закрываю вопрос с ними. – Вишну снова тяжело покачал подбородком, делая глубоких вздох. – Трижды по семь раз очищал я многострадальную землю от кшатриев в память о несчастном теленке, наполняя их кровью пять озер и не оставляя повода к дальнейшим разночтениям и новым вопросам.

Ямата-но смотрел на собеседника, и в глазах его было неподдельное сочувствие.

– Логично, – сказал он.

Шестое пресуществление не знающего нормальной человеческой жизни Вишну в земную плоть вздохнуло в третий раз.

– То есть я как бы кончаю с варной кшатриев, как бы совсем закрываю этот наболевший вопрос мироздания, поручаю их землю в разумное пользование брахманам – и только удаляюсь наконец к благословенным чертогам гор Махендры, как теперь тут еще это. И вот я задаюсь вопросом: куда смотрит эволюция?

Ямата-но, непроизвольно обхватив себя за подбородок чудовищной лапой и отведя глаза, погрузился в размышления.

Присутствующие под явным впечатлением от услышанного тоже надолго задумались над вопросом, куда идет этот мир. Все молчали.