Сен Весто - ОТРАЖЕННЫЕ СУМЕРКИ. САГИ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей Страница 16

Пратьекабудда со все тем же индифферентным ко всему окружающему лицом стоял в непосредственной близости жертвенного возвышения, наполовину заслоненный неким коренастым растительным извлечением: было полное впечатление, что он имеет беседу с остовом низкорослого древнего дерева. Когда же он, все так же молча, приглашающим движением отвел руку, коротким скупым жестом препровождая мысль собеседника к аудитории, стало понятно, что дерево было никакое не дерево, а ванахальб – «седой черт», один из небольшого представительства злых духов леса, с имеющей вид дерева задней частью и передней, сильно напоминающей злобного старца с горбатым посохом. И он просил слова.

ВАНАХАЛЬБ. Мир вашему дому, славные боги, – хриплым от ласковости голосом проблеял старец. – Как представителю лесничества мне желалось бы внести несколько поправок. Общего, значит, характера. Суть поправок проста: чтоб, значит, неповадно было. Исходно вспомянем о судьбах мира. Лес ставит вопрос следующим образом: зло и лес несовместимы. Зло и лес – понятия, не имеющие общего корня. Зло и лес не знают друг друга, как не знают его земля и небо. Зло и лес не понимают друг друга, как не понимают друг друга ночь и день. Лес предлагает: пусть лес будет лесом, а вода водой. То есть вообще все. Для зла попросту не останется места, где взойти.

Конференция молча ожидала дальнейших пояснений. Кто-то пояснил:

– То есть вы предлагаете крайние меры.

Старец хищно кивнул. В глазах его вспыхнули два нехороших огонька, которые, впрочем, он сразу же поспешил загасить.

– Чтоб то есть все в натуральном виде. Создать, значит, злу атмосферу нетерпимости.

Конференция приняла к сведению замечание. Кто-то в задумчивости приподнял кисть к подбородку. Кто-то сказал:

– Да, экологический аспект мы как-то упустили из внимания.

Конференция, держась за затылки и перебирая листы бумаги, выбирала, какому из решений отдать предпочтение.

– В принципе, техническая сторона предложения не выглядит абсолютно за пределами возможного, – как-то не очень охотно признали на местах. – При наличии достаточного количества времени.

Конференция словно бы искала и не находила разумные альтернативы данной постановке вопроса.

– С каких это пор богов стало беспокоить время? – холодным тоном осведомился Дайгёдзи, синтоистский бог счастья и силовых решений серьезных конфликтов. Резные неясные пластины с тонким тиснением на его груди отливали той же надменностью, что и лицо хозяина. Даже сюда он шел в скромной готовности к поединку.

Кто-то с видимым облегчением откинулся на спинку, делая выдох.

– За весь день первый проблеск здравого смысла…

Махавайрочана-татхагата перенес невозмутимый задумчивый взор с жертвенного жерла возвышения на своего соплеменника.

– Если Дайгёдзи-сан не найдет такое решение чересчур тесным для своих амбиций, – сказал он, и по его улыбке все сразу поняли, что он один из будд, – то мы поддерживаем предложение.

Дайгёдзи, встретившись нордическими глазами с невозмутимым взглядом татхагаты, коротко дернул лицо вниз в коротком поклоне.

– Никакое решение высокой встречи мудрых богов не покажется чересчур тесным для моих амбиций.

Секретарь Ой с заметным беспокойством на лице следил за эволюциями мысли конференции, утонувшей в проявлении учтивости. Казалось, прецедент редкостного единодушия в обычно таком резвом до склок представительстве непохожих миров и вкусов его уже начал немножко пугать.

– Что, совсем ни у кого никаких возражений не будет?

И когда, казалось, мир ничто уже не в силах спасти от тотального облесения, официальный глава всех бессмертных почтенный Лао-Цзы, рожденный, согласно принятой большинством голосов концепции, совместно с небом и землей, посчитал нужным внести некоторую охлаждающую струю в обсуждение. Посмотрев вначале направо, как бы в ожидании новых мнений, затем налево, он оперся о посох и не без усилий оторвал свой легендарный зад от необъятного бока какого-то гигантского сетчатого питона, на котором все это время сидел. Он постоял, грузно опершись о посох, углубленный в мысли, столь же пронизающие суть материй, сегодня поднятых, сколь и укрытые от посторонних, не замечая собранных на нем взглядов представительств и миров. Затем он поднял глаза на точильные границы гигантской жертвенной чаши, словно бы предвидя, к чему все идет, и в храме стало заметно светлее. На не раз стиранной, давно вытертой мрачной футболке на нем на спине была наискось надпись: «Я – гордость Галактики».

– Но уничтожив Зло, – произнес он, обращаясь не столько к ушам присутствующих, сколько к святым древним стенам и сидевшим на них гарпиям, – как мир узнает, где есть Добро? И не зная Зла, как узнает мир, что он и есть это Добро? Но не зная этого, как будет он – счастлив?..

Конференция неподвижно сидела, обдумывая, как. Гарпии напряженно слушали.

– Без влечения живого к смерти – как сумело бы возникнуть влечение его к жизни? Не учинив регресса в одном, не найти прогресса в другом. Неживое едино. Живое неразделимо…

Старец устало закрыл глаза. Затем, постояв, открыл их вновь.

– Лишь в гармонии Света и Ночи познается Дао. Лишь в гармонии первого и последнего блюдется движение сущего. Но Дао в опасности. Если то, что имеет свой конец, усомнится в своем начале, то как сумеет оно – быть целым? И если усомниться в основе, то как соизмерить собой целое?.. Боюсь, эта задача лежит за пределами моего давно не молодого разума.

Старец, не без усилий согнувшись пополам, вновь уселся на место.

Гейррёд решительно поднялся, держа грубые темные длани на торце упертого в пол топора.

– Я же говорю, – с суровым нордическим настроением произнес он, крепко хлопая инструмент по гладкой до блеска тяжелой рукояти. – Спасать надо Дао. Один раз хорошо вдеть – сразу проснется вкус к жизни. У нас, кстати, та же картина: Локи идет за начало, а Хеймдалль за конец (или наоборот, уже не помню). И все вместе – один сплошной Биврёст, мост то есть, что держит в гармонии землю и небеса. Вот такие пончики.

Обернутые на ногах вокруг узлов мышц ремни его боевых сандалий отливали тусклым светом старых побед.

– Вдеть недолго, – хмуро отозвался Тлалок ацтеков – «Тот, Что Заставляет Расти». – А собирать кто потом будет?

Гейррёду возражение не показалось состоятельным.

– Мы вденем так, что собирать потом вообще будет нечего, – заверил он.

Сильно обнадеженными выглядели не все.

Ямата-но ороти счел нужным внести свой скромный вклад в общую сокровищницу суждений.

– Мы за мирное разрешение конфликтной ситуации, – не очень убедительно произнес он. – Мы против необратимых процессов. Мы за то, чтобы все конфликты разрешались мирным путем, за столом переговоров.

Обсуждение ненадолго прервалось. Наверху начали аплодировать.

– Правильно, – невозмутимо поддержали его из представительства сатиров. – И с хорошим угощением.

В конференции, хлопая себя по ляжкам, громко заржали.

Гневно бросив в ту сторону испепеляющий взгляд, страдающий за свои принципы Ямата-но решил стоять до конца.

– Мы готовы предложить свои услуги в качестве посреднической миссии и взять на себя дипломатическую сторону в разрешении конфликтной ситуации.

Гейррёд расстроился.

– И вот всегда вы так. Как доходит до дела, так все сразу становятся на удивление трезвомыслящими и разумными.

За одной головой Ямата-но показалось еще несколько новых. Сказанное им явно пришлось не очень по вкусу.

– Ты на что это намекаешь, сын чернильницы и самогонного аппарата? – сухо осведомился Змей. Туго подтянутый скупым шнурком самурайский чубчик у него на макушке непреклонно торчал, передавая общее настроение хозяина.

– Я не на что не намекаю, – ответил Гейррёд, спокойно встречая его потемневший взгляд и удобнее укладывая обе ладони на торец рукояти своего топора. – Просто открыто выражаю свое личное мнение. Если кто-то считает, что у него слишком много голов, то это еще не значит, что он тут самый умный.

– А что это значит? – совсем помрачнев, спросил Ямата-но, стискивая свои страшные челюсти. В почерневших, ставших холодными и немигающими страшных глазах его под сурово собранными бровями отчетливо заплясали зеленые огоньки.

– Хей-хей-хей! – поднимая ладонь, встрял в обмен нагретыми мнениями Ньёрд, один из небесных ванов Севера. – Мы здесь чтобы разрешать проблемы, а не создавать новые. Клянусь ногой Хрунгнира, легче в четвертый раз сжечь эту ведьму Гулльвейг, чем память о ней. Он прав, лучше быть трезвым сегодня, чем мертвым завтра.

В силу неких оставшихся для остальных неясными причин довод показался другим конунгам таким веским, что успокоились и глубоко задумались даже те из того же представительства, кто глубоко задумывался редко.