Сен Весто - ОТРАЖЕННЫЕ СУМЕРКИ. САГИ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей Страница 17

Дьявол мягко улыбнулся.

– Действительно, – заметил он, обращаясь к богу монотеизма. Вы так вкусно кушаете, что невольно проникаешься глубоким сочувствием к тем маленьким неразумным созданиям, обреченным на новые страдания на поверхности этого, бывшего некогда прекрасным, плода. Даже волки облизываются.

– Уж и яблочко скушать нельзя, – отозвался Господь, бережно помещая хвостик в карман, опуская глаза и аккуратным движением смахивая крошки с власяницы. – Перекусите тоже, – разрешил он.

– Конечно, – отозвался Секретарь сухо. – Сейчас мы все будем сидеть и смотреть, как вы жуете.

– Да, – согласился Господь. – Этого лучше будет не делать. – Он достал фляжку с вином.

– Ну все, – сказал Ямата-но ороти. – Мы пошли.

– Только не пейте сильно, – попросил его сатир, глядя на него невинными глазами. – Мы на вас рассчитываем.

Сверкнув глазами, но не удостоив замечание ответом, гигантский Змей неожиданно легко для своей комплекции снялся и быстрыми движениями заструился к выходу, нетерпеливо отдергивая наименее расторопные головы, с беспокойством принюхивавшиеся, и увлекая за собой череду сподвижников.

Секретарь сдался.

– Объявляется короткий перерыв, – произнес он, куда-то совсем пропадая. Подумав, голос его добавил: – Прошу не опаздывать.

…

– Похоже на разговор голограмматических изображений, – сказал Дьявол в пустое гулкое пространство, когда все ушли и в большом прохладном помещении храма они остались только вдвоем. – Все говорят и никто никого не слышит. Если допустить, что период античности – это прошедший день эволюции разума, то сегодняшний натюрморт, очевидно, нужно считать его отдаленным будущим.

Собеседник его достал свирель и принялся тихо, на пробу, играть, прикрыв глаза. Далеко наверху запрыгали вначале встревоженные отголоски эха, затем обеспокоенно заметались химеры с кем-то еще. На пол что-то посыпалось. Лежавшие у ног большие черные волки, не раскрывая глаз, приподняли уши. Волк справа, держа свои тяжелые лапы одна на другой, поднял с них морду и, вывалив наружу розовый язык, равнодушно посмотрел наверх.

– Никогда не мог понять способа исполнения это приспособления. Боюсь, для меня слишком просто.

Дьявол слушал, подперев подбородок ладонью.

Он с сомнением поглядел себе на кончики пальцев свободной руки, как бы предполагая узнать, что в них не так.

– Хорошая акустика, – сказал Дионис, с удовлетворением отнимая кончик свирели от губ и разглядывая инструмент у себя в руках, словно видя все в новом свете.

– О да, – тихо согласился Дьявол, пряча рассеянность в уголках губ. – Думаю, даже лежа в склепе вы бы сказали то же самое.

Дионис, вновь мягко прижав кончик свирели к губам и совсем прикрыв глаза, заиграл опять. На этот раз сверху вперемешку с песком и пылью, встречаясь с благородными отражениями пола, посыпались целые обломки камней. Дионис не обращал на них внимания.

Акустика и в самом деле была превосходной, временами протяжно дребезжать начинали даже каменные ступени.

– Интересная мысль, – сказал вдруг Дионис, переставая играть и приоткрывая глаза. – Видишь мир древних мифов – и смотришь будущее в детальных картинках…

Дьявол извлек откуда-то из-под мраморной скамьи странное сооружение из одного меха и торчащих во всевозможных направлениях нескольких длинных рубчатых трубок. Внимательно ознакомившись с особенностями приспособления и изучив со всех сторон наиболее удобные к нему подходы, он осторожно, на пробу, подул в одну из трубок. Волынка, как бы после долгого размышления выходя из состояния задумчивости, с мягким хриплым мяуканьем поделилась с миром одновременно несколькими длинными низкими звуками. Перестав дуть и озадаченно посмотрев на приспособление, Дьявол подождал, пока инструмент успокоится. Когда этот момент наступил, он подул еще раз, уже увереннее, одновременно придержав пальцами сразу несколько отверстий. Дионис, не переставая играть, обратил свое внимание на новую партию собеседника, с приятным удивлением приподняв брови. Сверху вниз, соударяясь и разлетаясь, в обрамлении мусора полетели уже целые фрагменты античных пород и части парапета. Отдаленные изгибы верхних перекрытий лишились ряда существенных деталей. Далеко наверху стало больше фрагментов наполненного летом и солнцем синего неба, прежняя архитектура теперь смотрелась в новом свете. Древний мраморный пол отозвался недовольным гулом, поддержанным таким неизменным по высоте уверенным и властным мяуканьем волынки, что в стенах и оконных проемах, против воли тысячелетий вступая в резонанс, что-то отчетливо зазвенело.

– Эй, наверху, – рявкнул Дьявол, запрокинув небритый хищный подбородок кверху, когда к его ногам прискакал обломок чьего-то бледного надменного изображения. – Сделайте небольшой обеденный перерыв!

В ответ, медленно переворачиваясь в воздухе, оттуда полетела пара довольно увесистых конструктивных извлечений. С безжалостным треском вминаясь в мраморные отражения, местами уже неразборчивые под слоем белой пыли, они остались в нем двумя инородными вторжениями в мир холодного покоя и мудрости.

– Господи, – сказал Дьявол, вновь берясь за волынку. – Ничего святого у людей не осталось.

– Да ладно, – отозвался Дионис. – Так даже лучше.

Отложив свирель, он какое-то время постоял в глубокой задумчивости, прижимая пальцы к глазам, небрежно обернутый вокруг мускулистых ягодиц каким-то полотенцем; тонкий легкий венок из мелких лесных листочков и травинок в его волосах сочно зеленел и блестел в лучах солнца, которого не было видно даже за проемами небес. Затем, не раскрывая глаз, он вознес прямо над собой загорелые мускулистые руки, и, громко щелкнув крепкими пальцами в такт ревущим, безжалостно мяукающим на весь дом басам, сделал шаг к опрокинутым белым лицам, сразу же напрягая носок и делая один резкий уверенный оборот вокруг своей оси – он что-то слышал, и то, что он слышал, было на шаг впереди него.

Конференция богов понемногу собиралась, чтобы с новыми силами подойти к решению злободневной темы современности. Холл вновь наполнился сдержанным гомоном.

Высокое представительство миров и народов, частью заняв свои места, частью предполагая сделать это несколькими мгновениями позже, посвящая их неспешному обмену мнениями, возросшим в свете услышанного из зерен сомнений и родников мудрости, ожидало продолжения большой и поучительной беседы. Кто-то смотрел вниз, задумчиво вытягивая губы и предаваясь размышлению, кто-то смотрел вверх, рассеянно чеша затылки и подбородки, кто-то, энергично приникая к плечу товарища, что-то оживленно обсуждал. Степенно поднимаясь по высоким бесконечным ступеням и ступая под благословенные сени колоннад входной части, из числа чуть запоздавших невольно придерживали шаг совсем, озадаченные представавшим их взору поучительным зрелищем, чтобы с некоторым недоумением окинуть масштабы произошедших изменений. Затем, определяя оптимальное расстояние и предположительный район своего исходного местоположения, они, подобрав одежды, направляли свои стопы туда. Собственно, в первоначальном состоянии, не претерпев существенных изменений, осталась лишь жертвенная часть возвышения, да и то только в силу какой-то случайности: гигантские остовы безжалостно раздробленных рубчатых колонн сидели в отражающих поверхностях пола, словно сидели там с момента зарождения вселенной. В проеме дверей, широко и приветливо сразу всем улыбаясь, в объеме двух хищных не знающих жалости челюстей объявилась одна из непомерных голов богом проклятого Змея Ямата-но ороти, прибывшего на удивление вовремя. Аккуратно подтянутый кожаным шнурком самурайский чубчик у него на макушке бодро торчал, передавая общее самочувствие хозяина.

– Мужики! – рявкнула голова, счастливо осматривая собравшихся, как бы имея сообщить всем сейчас что-то важное, призванное коренным образом изменить весь прежний уклад эволюционного развития миров и воззрений. – Как жизнь!..

Где-то дальше, откровенно скучая, утомленным движением прикрывали глаза рукой и ожидали продолжения, кто-то смотрел за окно. Удобно устраивая на столу локти и укладывая на них щеку, кто-то настраивался на небольшой послеобеденный отдых. «…И тогда родной папочка слушает, что ему шепчет Хуразм, это завистливое жало аждахара, этот болтливый вымет черной верблюдицы и отброс приличного общества, а не меня, родного сына. Я, видите ли, собрался на его место, что, клянусь глазами десяти шакалов, у меня и в мыслях не было – мне просто показались в завещании несколько логических неточностей, которые взывали об устранении, – делился с соратниками и коллегами по мероприятию своими злоключениями, пережитыми на обратном пути сюда, бессмертный герой Спентодат, сын Гуштаспы и Китаюн. – И тогда папочка что делает: берет и отсылает меня в Гумбадан. „Вот тебе, говорит, удобный случай поближе познакомиться с настоящими оковами судьбы. Посиди, остынь…“ Меня, родного сына! Положившего во славу великой веры Заратустры столько холмов из упрямых голов туранцев и хионитов, не желающих отличить свет истины от мрака невежества, что я уж даже теперь и не вспомню, сколько. А потом этот старый осел отправляется биться с Арджаспом, еще одним хвостом шакала, который, не будь дурак, узнав о моем злостном заточении, немедленно осаждает благословенный Балх с моим дедушкой и двумя сестренками. И дедушка погибает. С мечом в руке. А обеих сестренок забирает себе… – По щеке благородного Спентодата скатилась, зависнув на мужественном подбородке, скупая слеза. – Арджасп, будь проклята каждая буква твоего имени… Сестренок мне не жалко, – продолжил Спентодат, вытерев следы минутной слабости на подбородке грубой ладонью. – Я сразу пожелал им долгих лет жизни. Там всех ждет много поучительного. Но любимый дедушка! И Арджасп, конечно, этого старого дурня пинками гонит назад чуть не до границ Турана. А потом папочка приходит ко мне, приносит, значит, извинения. Я, верите, как узнал, что дедушки больше нет, так во мне металл расплавился и вскипел. Руками разорвав железные оковы, я прямо босиком бросился в погоню за этим законченным злодеем. А там стоят три камня, и за каждым камнем дорога, и все ведут к Медному замку этого исчадия зла: одна длиной в три месяца, еще одна в два и еще одна самая короткая, но и наиболее опасная, в семь дней. У меня, понятно, времени на длительные экскурсии нет, я выбираю ту, что короче всех. По дороге я убиваю… – Благородный Спентодат остановился на этом моменте подробнее, загибая пальцы. – Злобное исчадие Симург с крыльями, двух волков с рогами и крыльями, двух львов, дракона-аждахара, преодолеваю без специальных приспособлений бурную горную реку, болото, которое булькает, шагающий лес, попадаю в снежный буран и буквально чудом избегаю столкновения с торнадо – несколько часов бежал в одном нижнем белье. Но это еще далеко не все трудности, которые подстерегали на пути. В замок ведь так просто в нижнем белье не пускают, правильно? Там ведь знают, что я это дело так просто не оставлю. Тогда мы поступаем следующим образом. Я, значит, и еще часть воинов садимся в бочки, а другая часть из нас, переодетая под купцов, нас везет. Вроде как продукт товарообмена…»