Шарлатаны - Робин Кук Страница 14

Врачам, проходящим хирургическую ординатуру, реанимация зачастую представлялась чем-то вроде Организации Объединенных Наций в миниатюре. Реаниматология давно превратилась в самостоятельную дисциплину с отдельной программой обучения. И в то же время считалось, что при ротации начинающих хирургов целесообразно предоставить им возможность поработать в интенсивной терапии и получить опыт, который может пригодиться в будущем.

Лорейн Стетсон и Дороти Клим пришли в ординатуру отделения интенсивной терапии еще месяц назад. Заметив Ноя в одной из палат, они тотчас направились к нему. Еще вчера Лорейн сама была ординатором-первогодком, но сегодня День больших перемен сделал ее старшим ординатором для новичков. Та же метаморфоза произошла и с Дороти. Ной хорошо ладил с обеими девушками, но в присутствии Дороти порой чувствовал себя неловко. И никак не мог взять в толк почему, предполагая, однако, что дело в ее внешности. В представлении Ноя Дороти больше походила на киноактрису, играющую роль молодого хирурга, нежели на настоящего врача, хотя в глубине души он не мог не признать, что такое суждение попахивает сексизмом.

— Извините, нас не было на месте… — начала Дороти.

— Нет-нет, все в порядке, — перебил Ной. — Смена начинается в шесть. Это я пришел раньше.

— И тем не менее к вашему приходу нам следовало быть на отделении.

— Все в порядке, — повторил Ной. — Гораздо важнее другое: сегодня вы передаете эстафету первогодкам Линн Пирс и Теду Аронсону. И я хочу попросить: сообщайте мне, если у них возникнут сложности. Любые! Особенно у мисс Пирс. Для новичков, которые приходят сразу в отделение реанимации, работа здесь часто оборачивается серьезным стрессом.

— Мы как раз познакомились вчера с Линн Пирс на Балу больших перемен, — сообщила Лорейн. — Она рада, что у нее появился шанс сразу нырнуть с головой в омут. Прямо так и сказала. Линн считает, что ей невероятно повезло.

Ежегодно тридцатого июня хирургическое отделение устраивало вечеринку в банкетном зале отеля «Мэрриотт Лонг-Уорф», находящегося неподалеку от клиники. Кроме всего прочего, Бал больших перемен становился чем-то вроде прощания с ординаторами-пятигодками, завершившими обучение. Одной из традиций этого веселого мероприятия был просмотр самодельных видеороликов, в которых выпускники в основном подсмеивались над местными порядками и преподавателями медицинского факультета, но на самом деле все как один прославляли свою любимую Мемориальную больницу. Накануне Ной тоже участвовал в мероприятии, хотя такие сборища переваривал с трудом. Чтобы расслабиться и в течение нескольких часов болтать с коллегами, ему требовалось пропустить стаканчик-другой, в результате сегодня утром Ной был не в лучшей форме.

Но, кроме возможности попрощаться с выпускниками, бал позволял также поприветствовать новое пополнение в количестве двадцати четырех человек: первогодок, которые готовились стать членами команды. Правда, только восемь из них оканчивали ординатуру по общей хирургии — то есть проходили полный пятилетний курс, — остальные шестнадцать человек учились здесь год или два, знакомясь с хирургической практикой в целом, а затем приступали к различным программам узкой специализации, например по ортопедии или нейрохирургии.

Весь вечер Ной чувствовал себя как выброшенная на берег рыба, но старательно исполнял ритуал, к которому привык за эти пять лет: знакомился с новыми коллегами, с частью которых уже встречался на вступительном собеседовании. Среди них была и Линн Пирс. Девушка показалась ему толковой, хотя в ее присутствии Ноя охватывала та же странная неловкость, как и рядом с Дороти. Он даже заподозрил, что красивая внешность отныне стала одним из критериев приема в ординатуру.

— Вы останетесь на обход? — спросила Дороги.

— Нет, думаю, в этом нет необходимости, — сказал Ной. — У меня еще уйма работы, надо успеть закончить до собрания первокурсников. Надеюсь, вы тоже придете? Смотрите, всем велено явиться, — шутливо пригрозил он.

— Еще бы! Ни за что на свете не пропущу такое шоу, — рассмеялась Дороти. — Ну разве что в реанимации крыша обвалится.

— Я бы на это не рассчитывал, — усмехнулся Ной. — Тогда до встречи.

Собрание первокурсников было таким же протокольным мероприятием, как и Бал больших перемен, только гораздо менее увлекательным. Предполагалось, что главная его цель — организовать теплую встречу новичкам, но Ной подозревал, что это скорее возможность для руководителей насладиться собственной высокопарной болтовней. С годами он только укрепился в этом мнении и пришел к выводу, что позерство — характерная черта академической верхушки крупных медицинских центров и БМБ не является исключением. Плюс — вечная конкурентная борьба, в которую втянуты все участники забега. К счастью, по мнению Ноя, сам он неплохо справлялся с этим нескончаемым марафоном.

Сегодняшнюю церемонию, как и предыдущие четыре, Ной ждал без особого энтузиазма. Другое дело — самое первое собрание, когда он только пришел сюда и горел желанием поскорее начать работу в больнице. Ною казалось, что июнь тянется бесконечно, а июль не наступит никогда, хотя они с Лесли тогда только прибыли в Бостон и были по горло заняты сперва поисками квартиры, а затем обустройством их нового дома на Ривер-стрит.

Но в этом году для Ноя церемония грозила стать испытанием посерьезнее. Больше не удастся тихо отсидеться в дальнем углу, старательно борясь с зевотой: как главного ординатора, его попросят произнести несколько приветственных слов. Доктор Мигель Эрнандес, заведующий хирургическим отделением, пригласит Ноя на трибуну. К несчастью, это произойдет после того, как сам заведующий, а затем и доктор Эдвард Кантор, руководитель ординатуры, утомят всех долгими и скучными речами, посвященными истории общей хирургии и вкладу БМБ в развитие современной науки. Когда очередь дойдет до Ноя, аудитория будет уже в полуобморочном состоянии.

Конечно, Ротхаузер понимал, ему нужно обратиться к вновь прибывшим, тем более что именно с ним новичкам придется иметь дело изо дня в день. Структура ординатуры была простой, но жестко иерархичной. Ординаторы первого года — крепостные, или, как их называли на местном жаргоне, пехотинцы, а Ной — феодал. С каждым годом ординаторы продвигались вверх по ступеням этой лестницы, обретая все больше привилегий, а вместе с ними — и обязанностей.

Ной не любил публичных выступлений. Особенно в такой формальной обстановке. Он был неплохим, а то и блестящим оратором в тех случаях, когда дело касалось докладов на конференциях и утренних обходах: Ной прекрасно знал медицинскую литературу, следил за публикациями в научных журналах и умел обосновать свои тезисы ссылками на авторитетные источники. Но именно эта любовь к академической точности мешала ему, когда приходилось говорить на собраниях вроде сегодняшнего. Он запросто мог сбиться, потерять мысль и ляпнуть что-нибудь неуместное. К тому же последние дни Ной настолько был занят подготовкой к вступлению в должность главного ординатора БМБ, что у него совершенно не