Режи Дескотт - Корпус 38 Страница 15

Искушенным взглядом он осматривает фасад. Небольшой особнячок конца XIX века, окнами на Венсенский лес. Некоторые дома уже заменены современными, другие на реконструкции. Этот явно знавал лучшие дни.

Он вынимает из мотоциклетного кофра картонный конверт А4, толкает заскрипевшую калитку, потом делает несколько шагов до крыльца. Не успевает он позвонить, как дверь открывается. Перед ним стоит Франсуа Мюллер в белой рубашке и полотняных брюках — как всегда.

— Заходи.

— Ты меня ждал?

— Калитка. Она вместо сигнала тревоги.

— Профессия дает о себе знать, да? Я и не подозревал, что ты живешь в таком дворце. Похоже, у тебя неплохо идут дела.

— Он достался мне от матери. Фасад давно пора перекрасить, но у меня других дел полно. Пошли в кабинет?

— Веди.

Сворачивая в первую комнату слева, Марсель Барон успевает заметить в глубине прихожей лестницу и около нее кресло на колесиках.

Войдя в кабинет, он свистит сквозь зубы. Книжные шкафы, а между ними все стены от пола до потолка увешаны фотографиями сцен преступлений и антропометрическими портретами, большей частью без рамок, пришпиленными булавками прямо к обоям.

— По крайней мере, теперь я знаю, что ты с ними делаешь.

— Славная коллекция, правда?

— Вижу неплохие фото, которые ты получил не от меня. Кстати, это не раздражает твоих близких?

— Я живу один. Жена ушла некоторое время назад.

— Сожалею.

— Ничего страшного. Покажешь последние снимки?

— Конечно. Извини.

— Не извиняйся.

Фотограф из Службы криминалистического учета высыпает снимки из конверта. Франсуа Мюллер берет пачку черно-белых снимков среднего формата и направляется к большому пустому столу с яркой настольной лампой.

— Предупреждаю тебя: это ужасно. Я с некоторых пор стал толстокожим, но в этот раз и мне поплохело.

— Понимаю, — говорит Мюллер, просматривая снимки заброшенного аквариума и останки Памелы.

— С этой историей у меня будет бешеный успех. Все постоянные клиенты хотят эти снимки.

— Ничего удивительного. И ты в них уверен?

— На все сто.

— А в префектуре никто ничего не знает? — спрашивает Мюллер, не отрываясь от фотографий.

— Никакого риска. Я печатаю тираж дома. И не я первый. Всегда есть любители.

— Знаю.

Мюллер просматривает снимки, раскладывает их — скоро на столе не остается места.

— Я положил тебе конверт на письменный стол, — говорит он, не поднимая глаз. — Возьми.

Марсель Барон берет конверт. Занавески в комнате задернуты. Его взгляд не может оторваться от тел, распростертых в лужах крови на земле, на опавших листьях, на асфальте, на коврах, под автомобилями… В положениях иногда гротескных, иногда с оружием в руке… Он замечает фото автомобиля Месрина, изрешеченного пулями, двух жертв Тьерри Полина,[11] старых дам, найденных у себя дома среди жалкой меблировки. На другом снимке он узнает работу «Прямого действия».[12] Наконец, более поздние фото, останки Франсиса Бельгийца,[13] убитого на улице д'Артуа. Фотографии по большей части никогда не публиковались, они предназначены исключительно для полицейских следователей и суда.

Антропометрические портреты восходят ко временам Парижской коммуны. Внимание Марселя привлекают Петио[14] и Ландрю,[15] а также Франсис Олме.[16] С американской стороны присутствует Джеффри Даммер.[17] На одной фотографии Марсель Барон узнает Андрея Чикатило,[18] ростовского мясника, на чьем счету полсотни сексуальных убийств. Под другой он читает: «Луис Альфредо Гаравито»[19] — монстр из Генуи, больше 180 убийств.

Книги на полках однообразны: все работы посвящены преступлениям, совершенным во Франции и за границей. Очерки о серийных убийцах, о мафии, воспоминания полицейских и преступников, руководства по криминологии…

Чтобы разговор стал конструктивнее, Марсель исследует содержимое конверта. Находит пятнадцать банкнот по сто евро.

— Послушай, здесь больше, чем обычно, — говорит он, засовывая пачку в карман.

Мюллер поглощен созерцанием.

— Это потому, что я хочу задать тебе несколько вопросов, — говорит он, не отрываясь от стола.

— Я тебя слушаю.

— В этих снимках хорошо одно — запах крови. Налить тебе чего-нибудь? — Мюллер откладывает лупу.

Он извлекает бутылку «Джонни Уокер, Черная Этикетка» и минералки для мотоциклиста. Двое мужчин сидят друг напротив друга в клубных креслах, обтянутых красной блестящей кожей.

Журналист поднимает очки на лоб, рассмотрев все снимки.

— Это не совсем законно.

— А продавать мне эти снимки законно?

— Верно… Тогда давай так. Отвечая на твои вопросы, я перешагну только одну ступеньку лестницы незаконности, не более.

Вместо ответа Мюллер поднимает стакан:

— Ну, за незаконность!

Они чокаются.

— Я понимаю, почему ты мне это предложил. Что ты хочешь знать?

— Как далеко продвинулось следствие? Слышал ли ты что-нибудь особенное? Напали ли вы уже на след? Я хочу знать все, о чем еще не написали мои коллеги.

— Почему такой особенный интерес к этому делу? Только не говори мне, что ты знал эту девчонку.

— Что ты. Несчастная… Она сама едва ли себя знала. Я готовлю работу о подобных преступлениях, которые выглядят так, словно их совершил психопат… На самом деле я бы не удивился, будь это делом рук серийного убийцы. Я бы хотел быть первым, кто нашел преступника. Это большой успех. С готовой книгой и все прочее. Это бы стоило большого конверта, который ты мог бы получить. Поэтому, как только я увидел эту резню, сразу позвонил тебе.

— Серийный убийца… В префектуре ходят слухи. Я ничего подобного никогда еще не видел. Слушай, если я тебе кое-что расскажу, будем считать, что я тебе ничего не говорил, идет?

— Само собой.

Секунду Марсель Барон смотрит на Мюллера так, будто оценивает его надежность. Кино да и только. Мюллер молчит. Он никогда не предаст такого информатора. Слишком ценен для его работы. Взамен Мюллер использует все, что тот ему сообщит. Иначе он не будет платить за информацию.

Среди фотографий трупов, развешанных по стенам, — люди, погибшие далеко-далеко, погибшие от пуль или других орудий убийства, Франсуа Мюллер — точно страж памяти. В своем убежище он объединил жертвы и палачей, ибо судьбы их связаны в памяти людей навсегда. Но, впервые разглядывая эти снимки, Марсель Барон заметил, что лишь последние обретают имена. Имена жертв обычно устанавливаются посмертно, да и тогда едва упоминаются: жертвы — всего лишь второстепенные объекты своих палачей.

— Знаешь, забавно, но здесь я понял, что общество предпочитает преступников.

Франсуа Мюллер смотрит на него, улыбаясь:

— Ты это всегда знал. Становясь мертвым, становишься ничем. Можно умилиться над проигравшим, но не над жертвой. Это угнетает. В то же время довольно занимательно узнавать, как убийца, настоящий злодей, обладая силой, восстает против судьбы или пытается освободиться. Несмотря на все, что он заставил нас вынести. Несмотря на то, что поначалу его отторгаешь.

Марсель Барон начинает понимать, почему Мюллера бросила жена.

— Ты уже слышал о комиссаре Стейнере? Его группа ведет следствие. У него хорошая интуиция. На первый взгляд это дело для него в самый раз… Пока я больше ничего не знаю. Но я наведу справки и свяжусь с тобой. Годится?

— Завтра?

— Я постараюсь.

Они поднимаются из кресел.

— Я тебя провожу?

— Послушай, у тебя уже нет места на стенах. Куда ты дальше будешь снимки вешать?

— Я мог бы тебе ответить, что в спальне, но вряд ли ты меня поймешь.

Марсель Барон не знает, шутит ли Мюллер. И ничего не отвечает. У входа кресло на колесиках снова привлекает его взгляд, как магнит притягивает металлические опилки. Мюллер решает положить конец его мучениям.

— Ты спрашиваешь себя, что оно тут делает? Это для моего сына.

— Но… ты мне не говорил?

— Я много чего тебе не говорил. Кроме того, что заказывал у тебя снимки.

— Он… он парализован?

— Прогрессирующая мышечная дистрофия. Миопатия Дюшена. Во Франции она уже три с половиной тысячи лет поражает некоторых мальчиков при рождении. Каждый год видишь, как твой ребенок слабеет. В десять лет он уже не мог подниматься по лестницам. Поражены мышцы дыхательных путей, поэтому он ловит любую бронхолегочную инфекцию. Про остальное молчу. Он живет в специализированной больнице. Совсем один. Я не могу им заниматься.

— Как его зовут?

— Грегуар. Из-за него я всем этим и занялся. Больница стоит целую кучу денег.