Эван Хантер - Молодые дикари Страница 16

Дэнни: «Хотите урегулировать этот вопрос сейчас? Или мне ждать, когда однажды темной ночью кто-нибудь из вас всадит мне нож в спину?»

Дайабло: «Как тебя зовут, парень?»

Дэнни: «Дэнни Ди Пэйс. А тебя?»

Дайабло: «Я задаю вопросы».

Дэнни: «Да? Тогда спрашивай своего паршивого друга, лежащего на тротуаре. У меня есть дела поинтереснее, чем стоять здесь с вами» (Он пошел по улице.)

Дайабло: «Эй! Эй! Дэнни?»

Дэнни (останавливается и оборачивается): «Да?»

Дайабло (ухмыляясь): «Меня зовут Дайабло Дедженеро. — Он помолчал. — Почему бы тебе не зайти и не выпить с нами горячего какао?»

Дэнни (молчит, а затем улыбается в ответ): «Хорошо, с удовольствием».

— Почему вы спустили ему это? — спросил Хэнк.

— Не знаю, — ответил Дайабло. — Может быть, потому, что Бад погорячился, а парень на самом деле не напрашивался на неприятности. Верно, Бад?

Сидя в кабинете рядом с Дайабло, Бад утвердительно кивнул и сказал:

— Да, я погорячился. Дэнни хороший парень. Между нами нет вражды.

— Но он избил тебя, — изумился Хэнк.

— Ну и что? Я прижал его окурки, разве не так? Он имел право рассердиться. Я на его месте сделал бы то же самое.

— Он зашел сюда выпить с вами какао?

— Конечно, — ответил Дайабло. — Мы долго разговаривали. Он рассказывал нам все о том месте, откуда приехал.

— И что потом?

— Потом он ушел домой. Но в тот же вечер мы подкараулили его и выбили из него дурь, чтобы он знал свое место.

— Но я думал...

— О, конечно, — сказал Дайабло, — мы не стали бить его днем. Это разные вещи. Что правильно, то правильно. Бад зарвался, и Дэнни имел право проучить его. Вечером же мы избили его только для того, чтобы ему не пришла в голову мысль, что он может ходить вокруг и избивать «Орлов-громовержцев», когда ему вздумается.

— И что он сделал?

— Когда? Когда мы его накрыли?

— Да.

Ничего. Что он мог сделать? Он дрался, как зверь, но нас было двенадцать ребят. Мы здорово его избили. Мы чуть не оторвали ему руки.

— А что потом?

— Потом на следующий день я пошел навестить его. Я предложил ему вступить в клуб. Он заявил, что не хочет вступать в клуб, где полно «япошек». Я объяснил ему, что мы только пытались показать ему, что к чему в этом районе. Я сказал, мы поняли, — он здорово работает кулаками и хотели бы видеть его в нашем клубе.

— И что от ответил?

— Ответил, что он плевать хотел на наш клуб, а также сказал, если когда-нибудь еще мы нападем на него, то нам лучше убить его. Если мы этого не сделаем и, к примеру, только отправим его в госпиталь, то он постарается выйти оттуда как можно скорее, чтобы убить первого попавшегося на улице «Орла-громовержца». И знаете что?

— Что?

— Я ему поверил. Я рассказал об этом Доминику — это наш президент. Доминик сказал: он настоящий парень и нам не следует его больше трогать. После этого мы никогда его не трогали. Но много раз Дэнни участвовал в наших драках с другими клубами. Он хороший парень.

— Значит, в сущности, это правда, что он не член клуба «Орлы-громовержцы»?

— Да, это правда. Я так полагаю.

— В таком случае, что он делал с двумя членами клуба вечером десятого июля?

— Вам лучше спросить об этом его самого, мистер Белл, — ответил Дайабло. — Я думаю, что он единственный человек, кто знает об этом.

— Понимаю, спасибо. — Хэнк встал и направился к выходу.

— Дэнни по-настоящему смелый парень, — сказал Дайабло. — Двенадцать человек избивали его. Двенадцать человек! И мы били его бутылками и всем, чем попало. Вы знаете ребят, которые могли бы выдержать такое?

— Нет.

— Подумайте об этом, мистер Белл. Этого достаточно, чтобы вызвать дрожь. Двенадцать парней с бутылками. Вы только подумайте об этом.

— Я подумаю.

— Может быть, вам следует начать думать и о том, что эти трое ребят невиновны?

— Ты так считаешь?

— Да. — Дайабло помолчал, улыбаясь. — Нехорошо, что вы не можете остаться и выпить с нами кофе. Я получил удовольствие от нашей беседы. Она напоминает мне ту беседу с Дэнни в тот полдень, когда я угощал его горячим какао. Вы помните о том, как я угощал его горячим какао, и в тот же самый вечер двенадцать парней избили его. — Улыбка Дайабла стала шире.

Они посмотрели друг другу в глаза. Хэнк ничего не ответил и не спеша вышел из кондитерского магазина.

Вдогонку ему, все еще улыбаясь, Дайабло сказал:

— До встречи, мистер Белл.

ГЛАВА VI

Как только Хэнк вернулся, к нему в кабинет вошел Холмз.

— Как дела? — спросил он.

— Прекрасно, — ответил Хэнк.

— У меня есть кое-что для тебя. Хочешь послушать?

— Я предпочел бы, чтобы нам принесли какие-нибудь бутерброды в кабинет. Меню в одном из ящиков стола.

Пока Хэнк снимал пиджак, закатывал рукава и расслаблял галстук. Холмз нашел меню.

— Я возьму бутерброд с ветчиной и шоколадный коктейль, — сказал Хэнк.

Холмз утвердительно кивнул и начал набирать номер телефона.

— Как я понимаю, нескольким полицейским поручено следить за твоим домом. Что случилось?

— На днях я получил письмо с угрозой. Я не хочу, чтобы моя семья стала объектом мести.

— М-м, — промолвил Холмз и заказал бутерброды. Повесив трубку, он спросил:

— Узнал что-нибудь новенькое от матери мальчишки?

— Нет. Но я получил подтверждение одному факту, о котором она мне говорила. Дэнни Ди Пэйс действительно не был членом банды.

— Это мало ему поможет.

— По каким-то своим собственным соображениям Денни Ди Пэйс предпочитал считать себя обособленным, хотя и принимал участие в деятельности банды, и по существу был ее членом.

— Понимаю. Как ты полагаешь, какой будет линия защиты?

— Для Ридона и Ди Пэйса они постараются найти оправдательную причину для убийства. Для Апосто — установить умственную неполноценность.

— Ты готов бороться с ними?

— Что касается самообороны, то мы все еще не разыскали нож, который, как предполагается, выхватил Моррез, хотя его слепота, казалось бы, исключает версию о том, что он напал первым. Апосто надо обследовать в госпитале «Белльвью». Ты организуешь это?

— Буду рад это сделать. Какой твой следующий шаг?

— Завтра я пойду в испанский Гарлем. Хочу напасть на след ножа Морреза. Если защитники собираются использовать его в деле, то я должен быть к этому готов. Что ты хотел мне сказать?

— Прежде всего — судить будет Самалсон.

— Да?

— Я знал, что ты удивишься. Защита подняла шум по этому поводу. Она заявила: он твой друг, и ты учился у него в университете, и он предрасположен к тебе...

— Чепуха.

— Разумеется. Но это не помешало им просить перенести слушание дела в другой судебный округ.

— Это, должно быть, очень хорошо настроило Абе.

— Абе Самалсон — самый справедливый судья, который когда-либо у нас был. Короче говоря, Самалсон отклонил это прошение защиты.

— Молодец Самалсон.

— Это их не остановило. Они продолжали настаивать на перенесении дела, заявляя, что местная пресса сделала ряд предвзятых заявлений, вызвав враждебность населения к подсудимым. Абе и здесь послал их к черту. Он сразу же раскусил, почему они на этом настаивали: это была еще одна — третья по счету — попытка выиграть время. Первая попытка заключалась в том, что они выступили с ходатайством позволить им изучить протокол большого жюри на том основании, что оно выдвинуло свое обвинение, якобы, без достаточных юридических доказательств. Это ходатайство было отклонено. Вторая попытка сводилась к тому, что они затребовали документ, конкретно удостоверяющий свидетелей и дающий описание места преступления и рода оружия, но на этом они выиграли только неделю. Суд все равно назначен на следующий месяц, и слушать дело будет Самалсон. Ты доволен?

— Да. Мне нравится Абе, он хороший человек.

На столе Хэнка зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Да?

— Хэнк, это Дэйв, дежурный. Здесь двое людей спрашивают тебя. У одного — картонка с едой.

— А кто другой?

— Парень по имени Бертон. Репортер.

— Скажи ему, мы собираемся перекусить. Если его устроит, что я буду бормотать, жуя бутерброд, пожалуйста, пусть входит. И пропусти человека с картонкой, я умираю с голоду.

Разносчик и Майк Бартон вошли в кабинет одновременно. Бартон был высоким, плечистым, с широкой грудью и скорее походил на водителя грузовика, чем на репортера. У него были толстые губы, внимание к ним привлекали густые черные усики, которые выглядели словно пятно типографской краски под носом. Войдя, он тут же протянул руку.

— Мистер Белл? — спросил он.

— Здравствуйте, — сказал Хэнк и пожал ему руку. — Ефраим Холмз, начальник бюро. Ефраим, мистер Бартон.

— Мы знакомы, — сухо сказал Холмз.

— Что у вас на уме, мистер Бартон? — спросил Хэнк.

— Хороший вопрос, — улыбаясь, ответил Бартон. Когда он улыбался, его зубы на фоне черных усиков сверкали белизной, а его темнокарие глаза на широком лице, казалось, светились острыми лучиками.