Алексей Смирнов - Дачное общество «Ностальжи». Рассказы Страница 16

– Ну, как – какой? Тот, к которому мы ходили.

– Не помню никакого дяди доктора, – пробормотал Толик.

Папкин присел на краешек тахты.

– Ты не помнишь доктора?

– Не-а, – тот продолжал вертеть крестик. – «Спа-си и со-хра-ни», – прочитал он по складам. – Здесь написано «спаси и сохрани», а почему – я не знаю, такая надпись, наверно, так надо…

Весело болтая про крестик, Толик уже не обращался к Папкину и беседовал сам с собой. Папкин поймал себя на мысли, что знание смысла надписи должно представляться великим благом, но он почему-то был рад неведению сына и хотел, чтобы оно продлилось как можно дольше.

Толик, наконец, оставил крестик в покое и потянулся за пультом.

Папкин вернулся на кухню. Там он озабоченно хлебнул чуть теплого кофе и вперился взглядом в спину Мамкин, которая помешивала в миске деревянной ложкой.

– Мамочка! – окликнул ее Папкин. – Он доктора не помнит.

– Да ты что? – Мамкин изумленно обернулась.

– Он тебя дразнит.

– Не похоже.

– Совсем-совсем не помнит?

– Я не уточнял, – огрызнулся Папкин с раздражением. – Какая разница? Хоть бы и не совсем.

– Может быть, это входило в процедуру, – догадалась Мамкин и снова взялась за ложку. – Ему так велели. Загипнотизировали – и приказали все забыть.

– Он говорил, что гипноза не будет.

– Ну, что-то другое было. Позвони и спроси, если это тебя так беспокоит.

– Да нет, – неуверенно сказал Папкин. – Оно и к лучшему. Не то воспоминание, за которое стоит цепляться. Он включил приемник, но слушать не стал. Подсел к столу, забарабанил пальцами по скатерти.

4

– Я должна вам сказать, что у Толика, по-моему, еще остались проблемы, – сказала воспитательница.

Мамкин встревоженно посмотрела на Толика, который прыгал вокруг башни из огромных разноцветных кубиков. Американская фраза перенесла ее в реальность американских же фильмов про серьезные проблемы, решение которых требует особого мужества. Например, у маленького героя обнаруживается лейкемия или СПИД, однако общими стараниями ему все же удается реализовать себя, и победитель безмятежно, с угасающей улыбкой на губах, отбывает в мир иной.

– Он, конечно, изменился к лучшему, – заспешила воспитательница. – Но у него что-то с памятью.

– С памятью, – упавшим голосом повторила Мамкин.

– Две недели назад мы учили стихотворение про зяблика. Он выучил, с выражением прочитал. А сегодня не помнит ни строчки. И утверждает, что вообще никогда не учил этот стих.

– Мы с ним поговорим, – у Мамкин задрожали губы. – Толик! Толик! Пойдем, сынуля, домой, собирайся.

Толик помчался в раздевалку.

На улице он оживленно рассказывал про какую-то черепаху. Мамкин покорно кивала, удивляясь, что ватные ноги каким-то чудом ей служат. С рекламного щита на нее смотрел недобрый Дед Мороз, похожий на дежурного педиатра.

– А что там с зябликом? – спросила Мамкин, когда Толик на миг замолчал, чтобы проглотить слюну.

– Ничего! – легко отозвался Толик. – Все она выдумывает. Я таких стихов не знаю! Ой, что это там, смотри!

Он потащил ее за руку. Мамкин проследила за его взглядом и поняла, что речь шла об открывшемся на днях зоомагазине. Витрина была расписана аляповатыми рыбками и кисками. Ступеньки уходили в подвал.

– Мы же тут были. Тут зверюшек продают, корм для них, клетки…

– Нет, не были! Я хочу посмотреть!

– Да как же не были? Ты хомячка выпрашивал…

– Знаешь, что? – Толик приостановился и топнул ногой. – Если желаешь знать, я вообще никогда никаких хомячков не видал!

Мамкин не сразу поняла, что он такое говорит. Секундой позже она решила, что сейчас потеряет сознание. Упадет без чувств, а Толик будет крутиться рядом. Прохожие будут бить ее по щекам, расстегнут сумку, вынут паспорт… Она вспомнила, что паспорт остался дома.

– Толик, подожди. Сейчас мы туда сходим. Скажи мне сначала: где мы живем?

– Адрес, что ли? – с грубоватой пренебрежительностью уточнил Толик.

– Да. Адрес. Улицу, дом, квартиру.

Толик назвал, и Мамкин стало немного легче.

Но тут она встрепенулась снова:

– А почему ты шепелявишь?

– Потому что я не умею говорить «сэ»!

– Как же не умеешь? Тебя научили, ты все выговаривал правильно!

– Ничему меня не учили! – Здесь Толик расплакался. – Я хочу посмотреть хомячка! Что ты ко мне пристаешь со своими дурацкими вопросами!

Он шепелявил безбожно, что твой англичанин.

Мамкин прислушалась. Помимо «с», пропало недавно поставленное «ш».

«Что же это такое?» – подумала она, безучастно спускаясь в подвальчик.

В вонючей клетке суетились белые и рыжие хомячки, их было штук десять-двенадцать.

– Купи! – потребовал Толик, заранее уверенный в отказе и потому сверх меры хамоватый.

– У меня нет денег, – сказала Мамкин. – В другой раз.

– Тогда рыбок.

– Пойдем отсюда. У нас нет аквариума.

– Ну и что! Я посажу их в банку!

– А ну, шагай! – Мамкин забылась и рявкнула.

Толик в ярости пнул какую-то приступочку.

– Пойдем, сынулечка, – Мамкин потянула его наверх. – Поиграем в песочек. Нам ведь вчера привезли песочек. В песочницу. Самосвал. Дядя приехал и насыпал.

– Нет! Там нет песочка!

Там был песочек. Мамкин беспомощно прислонилась к стене. Она с ужасом смотрела на Толика, но видела одних хомячков.

5

– Нам очень нужно вас увидеть! – кричала Мамкин в трубку.

Папкин кружил по кухне, сжимая в зубах потухшую папиросу.

– Пап! – позвали из комнаты. – Пап, иди сюда! У меня тут что-то не получается!

– Успокойтесь, – сдержанно ответил методист.

– Что случилось?

– Он все забывает! Одно вылечили, а другое сделали!

– Я не лечу… – затянул свою песню упрямый методист. – Я – фаси…

– Верните, как было!

– Я не могу. Вернуть. И разговаривать. Извините, но я переезжаю. Ваш телефон у меня есть, я с вами свяжусь.

– Подождите, подождите…

Папкин остановился:

– Дай я!

– Он отключился, – Мамкин села на табурет. – Он умывает руки.

– Ну, пап! – Толик перешел на визг. – Па-а-а-а-ап! Па-а-а-а-ап!..

– Господи, иду, – Папкин быстро вышел из кухни. Мамкин сидела, как изваяние.

Толик встретил Папкина с коробкой в руках. Детали конструктора были свалены в кучу, на полу накренилось жалкое, недостроенное сооружение.

Папкин присел на корточки:

– Что, никак?

– Ну, да. Помоги.

– Давай, – Папкин вздохнул, уселся на пол и запустил руку в коробку. Вскоре он увлекся. Толик отошел от дел и придирчиво следил за строительством.

Папкин ставил крышу, когда Мамкин снялась с табурета и присоединилась к ним.

Она, конечно, сразу усмотрела неправильность, на которую Папкин по мужскому недомыслию не обратил внимания. Но к конструктору это не имело никакого отношения.

– А что это у тебя за тапки? – спросила она подозрительно. – Где ты их откопал?

– В кладовке, – объяснил Толик с досадой. – Нельзя, что ли?

– Да можно. Но они же тебе давно малы!

– А вот и нет! – Толик с торжеством покрутил ногой. – В самый раз.

Старые, драные тапки пришлись ему впору.

– Сынуля, пойдем-ка со мной, – Мамкин взяла Толика за руку. – На минуточку.

– Пап, ты не напорти! – предупредил Толик и вышел с ней в коридор.

Мамкин поставила его к косяку.

– Измеряться будем? – спросил Толик.

– Да. Мы давно не измерялись.

Но никакие измерения не понадобились. И так было видно, что Толик уменьшился на добрых три-четыре сантиметра.

А ночью надул в постель. В последний раз он описался полтора года назад.

6

– Анализы у него в порядке, – сказали в поликлинике. И в умном институте. – Зачем вы так нервничаете? В прошлый раз, когда вы его измеряли, он схитрил, встал на цыпочки.

– Он, конечно, немного отстает в развитии, – добавили там же. – Но он нагонит. Такое случается.

7

Мамкин перебирала фотографии.

– Вот, – она сунула Папкину снимок. – Вот второй. Вот третий.

– Да, – сказал Папкин, всмотревшись. Снимки были сделаны, когда Толику исполнилось три года. Но сегодняшний Толик ничем не отличался от тогдашнего.

– Свин, – позвал сына убитый Папкин. – Посмотри сюда. Узнаешь?

– Узнаю, – Свин радостно заулыбался. – Это мы на горке. А это я где?

– За городом.

– За каким загородом?

– Покажи мне рот, – потребовала Мамкин.

Толик повиновался и даже высунул язык:

– Э-э-э-э!

– Язык убери. Ты видишь?

– Что там? – с горьким спокойствием спросил Папкин.

– Зуб на месте. Тот, который выпал. Он снова тут.

– Не бойся, сынуля, – встрепенулась Мамкин. – Мы не пойдем к зубному доктору.

– А почему? – в вопросе Толика не было ни страха, ни облегчения.

К зубному врачу он впервые попал в возрасте четырех лет. Непонятности с зубами уже не связывались в его сознании с креслами, сверлами и клещами.