Томас Харрис - Красный дракон Страница 17

– Как, вы говорите, его зовут?

– Грэхем. Уилл Грэхем.

– Есть домашний телефон: 305 Джей Л 5 – 7002.

– Это прекрасно, но отослать книгу нужно на его домашний адрес.

– Домашнего адреса я не могу найти.

– А что у вас есть?

– Тут написано только: ФБР-10, Пенсильвания, Вашингтон, округ Колумбия. Ага, вот еще: а/я 3680, Мара-тон, Флорида.

– Вы просто ангел. Благодарю вас.

– Пожалуйста. Всего доброго.

Теперь Лектер почувствовал себя гораздо лучше. Хорошо бы удивить Грэхема неожиданным телефонным звонком, подумал он. А если тот не научится себя вести, есть прекрасный способ поставить его на место: послать ему с доставкой на дом бандероль с вложенным туда мешочком для колостомии [При некоторых операциях на прямой кишке функционирование кишечника осуществляется путем выведения участка кишки через брюшную полость и соединения с трубкой, к которой прикреплен пластиковый мешочек.]. Небольшой сувенир на память о прошлом.

A это время в семистах милях к юго-западу оттуда Фрэнсис Долархайд стоял возле кассы кафетерия и ждал, пока принесут гамбургер. Кафетерий находился в кинофотолаборатории, Гейтвей, Сент-Луис. Он скользнул безразличным взглядом по блюдам, выставленным на столике с подогревом и прикрытым прозрачной пленкой. Отпил глоток кофе из картонного стаканчика, который держал в руке.

В зал вошла молодая рыжеволосая женщина в белом халате. Она посмотрела на автомат со сладостями, заметила Долархайда и поджала губы. Помедлив, все же подошла к нему.

– Мистер Ди?

Долархайд обернулся. Выходя из затемненной лаборатории, он всегда надевал большие очки с красными стеклами. Взгляд женщины остановился на переносице очков.

– Давайте присядем на минутку. Я должна вам кое-что сказать.

– В чем дело, Эйлин?

– Я очень сожалею, что все так случилось. Боб ужасно набрался и просто валял дурака. Он не хотел никого обидеть. Пожалуйста, присядем, очень прошу вас.

– М-мм…

Долархайд избегал говорить такие слова, как "хорошо". У него были дефекты в речи, и звуки "ш" и "с" выходили шепеляво.

Они сели. Девушка нервно мяла в руках салфетку.

– Было так весело, и все были рады, что вы зашли, – сказала она. – Правда, правда, рады, хотя это и была такая неожиданность для нас. Но вы же знаете, что вытворяет Боб, как он может имитировать разные голоса. Ему бы на радио работать. В общем, он рассказывал анекдоты – бесподобно! – передразнивал знакомых. Лучше всего у него выходят всякие акценты, особенно негритянский. Ну и когда он изобразил… y… э… такую манеру речи, он не собирался насмехаться над вами. Он был до того пьян, что уже не соображал, кто там находится.

– Но они хохотали, а потом.., потом нет.

Долархайд хотел сказать "перестали смеяться", но там были шипящие.

– Тогда-то Боб и понял, что он перегнул палку.

– И тем не менее продолжал это делать.

– Да, знаю. – Она заставила себя перевести взгляд с измятой салфетки на его очки, как ни хотелось ей отвести глаза. – Я сама сказала ему, что это было неприлично, но он клянется, что сделал это не со зла. Он даже не сразу понял, что он натворил, а когда до него дошло, попытался обратить все в шутку. Вы сами видели, как он покраснел.

– Но он хотел.., хотел, чтобы я подыграл ему, чтобы мы дуэтом…

– Потому он и вытащил вас в круг, хотел по-дружески обнять вас. Он хотел, чтобы вы сами восприняли это как товарищескую шутку.

– Именно так я и понял, Эйлин.

– Он страшно переживает.

– Передайте ему, что я бы не хотел этого. Так и передайте. Тут, на работе, между нами все будет по-прежнему. Да будь у меня такой талант, как у него, я бы только и делал, что шутил и пародировал коллег.

Долархайд старательно избегал слов с шипящими и свистящими.

– Неплохо было бы опять выпить, поговорить, и тогда он увидит, как я к нему…

– Хорошо, мистер Ди. Знаете, он очень ранимый человек, хоть и без конца шутит.

– Думаю, вы правы.

Последние слова Долархайда прозвучали неразборчиво. Сидя близко к собеседнику, он по привычке прижимал к носу указательный палец.

– Простите, что вы сказали?

– Вы для него, как ангел-хранитель, Эйлин.

– Наверное, это так. Не думайте, будто он много пьет. Только по выходным. Вроде бы немного отойдет, расслабится, а тут обязательно позвонит его жена. Он строит всякие дурацкие рожи, если я с ней общаюсь, но я-то вижу, что он переживает. Женщину не проведешь.

Она легонько похлопала Долархайда по руке, и несмотря на затемненные очки, заметила, как блеснули от этого прикосновения его глаза.

– Не обижайтесь, мистер Ди. Хорошо, что я поговорила с вами.

– Я тоже рад, Эйлин.

Он смотрел вслед удалявшейся девушке. С внутренней стороны на ее коленке заметил темный след от засоса. Он рассудил, и вполне резонно, что не слишком симпатичен Эйлин.

Найти человека, испытывающего к нему теплые чувства, очень и очень непросто.

В просторной, погруженной в прохладную темноту лаборатории пахло химикалиями. Фрэнсис Долархайд проверил концентрацию проявителя в бачке, через который ежечасно проходили сотни футов любительской пленки. Его главнейшей задачей было поддерживать оптимальную температуру состава и вовремя добавлять нужные компоненты, а затем, получив изображение хорошего качества, поместить пленку в сушильный шкаф. Помногу раз на день он приподнимал пленку за кончик и, держа ее над бачком, просматривал каждый кадр. В лаборатории стояла полная тишина. Долархайд приучил своих сотрудников молчать на рабочем месте, сам же изъяснялся с ними в основном при помощи жестов.

После окончания вечерней смены он ушел из лаборатории последним, задержавшись проявить, просушить и смонтировать собственную пленку.

Aомой Долархайд добрался к десяти вечера. Он жил один в огромном доме, доставшемся ему в наследство от деда с бабкой. Дом стоял в конце покрытой гравием дорожки, которая пролегала через большой, запущенный яблоневый сад. Чтобы попасть домой из Сент-Луиса, ему нужно было пересечь Миссури. Владелец сада переселился в другое место и давно не занимался им. Засохшие, скрюченные деревья темнели среди зеленеющей листвы. Сейчас, в конце июля, в саду стоял запах гниющих яблок. Днем там не давали проходу пчелы. Ближайшие дома находились в полумиле отсюда.

Возвращаясь, Долархайд первым делом совершал обход дома. Несколько лет назад к нему пытались забраться воры. Он включал свет, переходя из одной комнаты в другую. Случайный гость никогда не подумал бы, что Долархайд живет один. В гардеробе висела одежда стариков, на бабушкином туалетном столике лежали расчески с застрявшими в них пучками седых волос. На тумбочке возле кровати – бабушкина вставная челюсть в стаканчике, из которого давным-давно испарилась вода. Бабушка умерла десять лет назад.

(Когда ее хоронили, распорядитель траурной церемонии попросил Долархайда принести искусственную челюсть старой леди. "Нет, закрывайте крышку", ответил внук.) Убедившись, что в доме никого нет, Долархайд поднялся наверх, в ванную. Долго принимал душ, вымыл голову.

Облачившись в нейлоновое кимоно, очень мягкое на ощупь, он лег на узкую постель в комнате, которую занимал со времен детства. Фен, принадлежавший еще его бабушке, был снабжен прозрачным капюшоном. Он надел капюшон и, пока волосы сушились, полистал свежий иллюстрированный журнал.

Некоторые фотографии с особой изощренностью смаковали насилие и жестокость.

Он ощущал надвигающееся возбуждение. Повернув абажур ночника, направил свет на гравюру, висевшую перед ним. Это был Уильям Блейк – "Большой Красный Дракон и женщина, одетая в солнечный свет".

Эта картина, когда он увидел ее впервые, потрясла его воображение. Никогда прежде не встречал он произведения, более полно воплощавшего его собственное понимание прекрасного. Ему стало казаться, что Блейк заглянул ему в душу и подсмотрел там своего Красного Дракона. Одно время его терзали подозрения, что его самые страстные, затаенные желания излучают свечение, которое может быть заметно в темной фотолаборатории. Он боялся, что лучистая энергия его мыслей может быть зафиксирована на пленках, которые он проявляет. Тогда он решил затыкать уши ватой, удерживая поток мыслей внутри, но сообразил, что вата легко воспламеняется и заменил ее крученой проволокой, какая используется для чистки кухонной утвари. Расцарапав в кровь ушные раковины, перешел на тонкие полоски мягкого асбеста, срезанного с гладильной доски. Он скатывал асбест в маленькие шарики, которые постоянно носил в ушах.

Долгое время Красный Дракон олицетворял для него все на свете. Кроме него в жизни Долархайда не было ничего. Теперь появилось кое-что еще. Он почувствовал приближение эрекции.

Ему хотелось растянуть удовольствие, но сейчас он не мог ждать. Он плотно задернул шторы на окнах в гостиной нижнего этажа. Установил проектор, повесил экран. Когда-то, несмотря на возражения бабушки, его дед водрузил в гостиной громоздкое кресло с откидной спинкой. Долархайд любил лежать в этом кресле, подлокотник которого он сейчас обернул полотенцем.