Дэвид Осборн - Открытый сезон Страница 18

Позже он принес для них одеяла и подушки, приковал Мартина, перемешал угасавшие угли в камине, положил последнее полено и ушел. Дверь в спальню вежливо затворилась. Через несколько минут полоска света из-под двери погасла.

Безмолвно она приготовила две постели, легла на свою и погасила свет. Кен оставил сигареты и она закурила. Скоро они появятся. Вероятно, Грэг первым, потом Кен. По крайней мере от Арта она была сегодня в безопасности. О боже, пожалуйста, если они собираются использовать ее, пусть это скорее случится и быстрее кончится.

Никто не пришел.

Потом Мартин почувствовал себя плохо.

И вот он вернулся, бессильно опустился на скамью, натянул на себя одеяло и бесконтрольно затрясся. Она села и положила ладонь ему на лоб: Он был прохладный и влажный. Она еще плотнее завернулась в одеяло и подсела к нему.

— Тебе сейчас хорошо? — прошептала она.

— Да. Боже, как можно пить такую гадость?

Она затушила сигарету и закурила другую, пытаясь найти в себе силы и мужество сказать то, что хотелось. Слова еще не вполне сформировались в ее голове, так что она сказала нечто совсем другое:

Девять долларов за бутылку. — Это было весьма глупое замечание, она понимала, но ей надо было с чего-то начать.

Она услышала перемену в ритме его дыхания, вероятно, раздражение. Она быстро продолжила:

— Я вовсе не имею в виду, что от этого она должно стать лучше для тех, кто его не выносит. Я только подумала о том, сколько же у них денег. Только богатые так разбрасываются ими.

Мартин сказал:

— Ну, а сколько стоил ужин? — В голосе его была неприятная нотка. Удивлен, подумала Нэнси. Он все еще злился на то, что я стала готовить. А может и беситься.

— Я уже объяснила тебе, почему я стала готовить.

— Ты могла бы отказаться.

— В этом не было никакого смысла, — сказала она, — я подумала, ты понял. Я же пыталась объяснить. Странная сила, которую она ощущала раньше, чувство сознания и решимости, вспыхнули с еще большей мощью. Что-то произошло, и она стала чужой сама для себя. Страх быть обнаруженной с Мартином, грубая нереальность Эдди, дом и дети, почему-то все это не имело больше значения. Все это перестало существовать, когда они двигались по реке через лес. Теперь в ней существовала новая безрассудная женщина, которой она прежде не знала, некто. Вдруг совершенно неожиданно уставшая жить настороже и прятаться. Она вернулась к своей постели, села на нее, скрестив ноги.

Она услышала, что Мартин заговорил снова, в полголоса. Сначала она прослушала, что он говорил, а потом услышали продолжение.

— Эти ублюдки появляются откуда ни возьмись, похищают нас, меня избивают, тащат нас в какой-то вигвам в северных лесах, бог знает где, а ты для них готовишь изысканную пищу.

Это невероятно, подумала она. Он даже не собирался сделать попытку понять. Какая-то мужская гордость не позволяла ему. И в то же самое мгновение у нее появилось ужасное подозрение, что это не мужская гордость, а просто инфантильность. Он вел себя, как избалованный маленький мальчик. Сейчас вовсе не время для этого.

Он продолжал:

— Ты не просто готовишь им восхитительный обед, но сидишь, ешь и пьешь с ними. — На этот раз он был менее раздражителен. В голосе его была неподдельная боль обиды. — Тебе не обязательно надо было пить! — На мгновение он затих, потом прибавил:

— Я скажу тебе, что с тобой будет дальше. Если ты не будешь осмотрительной, ты добьется того, что тебя изнасилуют.

Тон его был мстительный. Нэнси поймала себя на том, что пытается подавить смех. Он с каждой минутой становился все более невозможным, все более нереальным.

— Ты так думаешь? Ты думаешь, что именно это они для меня приготовили? Секс? И что же привело тебя к такому гениальному выводу? — Если он может быть мстительным, то уж она вполне может быть саркастичной.

Он не ответил и теперь слова, которые ранее она все пыталась сформулировать, сейчас вырвались без всякого усилия.

— А ты? — потребовала она. — Что же у них на уме по отношению к тебе? Ты думаешь, что они похитили тебя и банк будет платить за тебя выкуп — ты ведь так думаешь? Возможно, даже полмиллиона долларов. Как дипломаты и люди, которых похищают в Южной Америке. Вот что ты думаешь. То есть банк не может позволить себе не выкупить тебя, ведь так? Иначе, что будет с его публичным авторитетом. А я просто случайно оказалась рядом. Так что им пришлось прихватить и меня. Теперь им приходится возиться с бабой, но раз уж она все равно при них, почему бы им не воспользоваться ею. — Голос ее стал скрипучим от переполнявшей ее желчи. — Готовить, чистить, трахаться, женщины всегда пригодятся для таких дел! — Она выплевывала слова.

— Ладно, ладно! — сказал Мартин. Обида и вызов исчезли из его голоса. Она пошла в атаку, и он ретировался. Внезапно ее пронзило сознание, что большинство избалованных детей тоже бывают горлопанами. Почему прежде она не замечала этой стороны у Мартина? Это так много сразу нарушило между ними. Один такой миг, одно такое проявление и между людьми уже никогда не бывает прежних отношений.

— Что заставляет считать, что цепь предназначена для тебя? — Ну вот, наконец, она это выдавила. Она хотела сказать это с самого начала, когда Кен защелкнул кольцо на ее лодыжке.

Он промолчал, не совсем понимая. Потом резко выпалил:

— Что ты хочешь сказать?

Она намеренно не отвечала. Он внезапно сел, раздраженный. Сигарета ее оставляла красную точку, когда она вынимала ее изо рта и небрежно выдыхала, выжидая.

— Черт возьми, Нэнси, что ты имеешь в виду?

Она прислушалась к страху и подозрению в его голосе и удивилась, как он мог быть так слеп, что не видел этого раньше, до того как она вынудила его.

— Я хочу сказать, что мы не первые люди, на которых они ее использовали, — сказала она.

— А кто же еще?

— Не знаю. Ведь они приезжают сюда каждый год, так?

Она почти слышала ход его мыслей. Немедленное отрицание. Это было слишком. Он не мог заставить себя признать это.

Он произнес ровно:

— Нет, здесь никого больше не было.

— Мы этого не знаем. — Она глубоко затянулась сигаретой. — Ты не можешь знать, что никого не было.

— Похищение обычно не повторяют дважды. Слишком рискованно. — Он снова лег. — Есть у тебя еще сигареты? — Он спокойно и бесповоротно отверг реальность.

— Да. — Она прикурила для него, вставила ему сигарету между пальцами. Делая это, она приняла решение. Оно заключалось о том, чтобы быть милосердной и позволить ему прятаться. Это единственное, что она могла для него сделать. А может быть, если подумать, это единственное, что она могла сделать для них обоих, хотя, она так и не думала.

— Просто не понимаю, — сказал он. — Разве что, так они делают деньги. Мужчины с женами, детьми и домами. По крайней мере, они говорят, что женаты и имеют детей. Трое мужчин, которые добились своего. Они набиты по горло. Хижина в северных лесах, все, что хочешь. Мечта любого. И все это незаконно. Как-то не увязывается, просто не увязывается. Совсем не вяжется с ними. Они вовсе не выглядят гангстерами. И разговор совершенно не такой. — Он снова сел. — Послушай, — сказал, он вдруг, возбудившись от мысли:

— Может, они не тех схватили?

Нэнси не ответила.

— То есть, если они из ЦРУ или что-то в этом роде и должны были взять каких-нибудь французских канадцев по политическим причинам. И допустили ошибку.

Это звучало дико. Чушь в стиле Джеймса Бонда. Он вспомнил кажущееся знание Артом его имени и данных, когда тот осматривал его бумажник и документы. Арт знал, что он работает в банке.

Знал ли? Или просто блефовал?

Потом Мартин вообще попытался не думать. Он лег на спину. Завтра что-нибудь придумает. Они ведь не супермены. Они грешные, так же, как и он. Когда-нибудь в течение дня они должны допустить ошибку. И когда это случится, он должен быть готов.

Нэнси сказала:

— У нас нет ни одного способа сопротивляться. Кроме меня.

Голос ее был тверд. Он не ответил. Им следовало бы спать. Им пригодится отдых, какой только они смогут получить.

— Ты меня слышишь?

— Да.

— Ты понимаешь, что я имею в виду?

Что же она сказала, кстати? Он пытался вспомнить, но усилие оказалось слишком велико для него.

— Кену я нравлюсь.

— Ну так что?

— Он постоянно смотрит, обращается ко мне, а Грэг все время меня трогает.

Тут он начал понимать.

— Что, черт побери, ты пытаешься сказать?

— Что, может быть, я — единственный способ для нас сопротивляться. Марти, мы в беде. По-настоящему крепко влипли.

— Может, хватит крутить вокруг да около.

— Может мне еще письменно изложить? Я пытаюсь сказать, что если мне использовать свой пол?

Молчание. Преувеличенное недоверие, чтобы подчеркнуть гнев.

— Ты шутишь. Это должно быть шутка. — Враждебность снова вкралась в его голос.