Дэвид Моррелл - Пятая профессия Страница 18

Работали «дворники», шины шуршали по мокрому асфальту: Савидж искусно лавировал в потоке машин. Аэропорт с многочисленными служебными постройками остался позади, «плимут» устремился к Гран-Сентрал-парк-уэй. Конверт с инструкциями, который вручил ему Грэм, хранился в кармане пиджака, но Савиджу не нужно было в него заглядывать — он знал все указания своего принципала на память. Правда, он так и не понял, почему Камити предпочел аэропорт Ла Гардиа, а не Ньюаркский. Ведь оттуда и ближе, и маршрут не столь сложен. Ведь вот сейчас он едет в Манхэттен, хотя для того, чтобы попасть в нужное Камити место, они вынуждены будут проехать до северной оконечности острова, потом повернуть на запад и через Нью-Джерси направиться в Пенсильванию. Он не понимал логики Камити, а этот сложный, запутанный маршрут попросту ставил его в тупик.

Глава 6

Дождь прекратился в самый час пик. Чтобы не попасть в пробку, Савидж перебрался на другой берег реки по мосту Джорджа. Вашингтона. Он спросил, не желает ли принципал отведать сакэ,[5] которое он держал подогретым в термосе, — температура его, конечно, не идеальная, но вполне приемлемая.

Камити отказался.

Савидж сказал, что в «плимуте» имеется телефон, на случай, если Камити-сан понадобится с кем-то связаться.

И снова японец отказался.

В салоне воцарилась тишина.

Однако когда «плимут» проехал двадцать миль по автостраде № 80, Камити с Акирой перебросились короткими фразами. На японском.

Савидж по роду своей работы отлично знал несколько европейских языков, но японский был ему недоступен: сложнейшая система суффиксов и префиксов разила его наповал. Но поскольку Камити знал английский, Савидж очень удивился, что в его присутствии разговор ведется на не знакомом ему языке. Как же он может охранять человека, который явно желает что-то утаить от него, своего телохранителя?

Акира подался вперед, к Савиджу.

— В конце этого участка шоссе вы увидите ресторанно-гостиничный комплекс. Кажется, он называется «Ховард Джонсон». Пожалуйста, остановитесь слева от плавательного бассейна.

Савидж был озадачен по двум причинам.

Во-первых, Акира, оказывается, отлично знает дорогу.

Во-вторых, блестяще владеет английским. В японском языке нет буквы «л», и, говоря по-английски, японцы часто путают «л» и «р», и у них нередко получается «прииз» вместо «плииз» или «Ховалд» вместо «Ховард». Акира обладал безупречным произношением.

Савидж кивнул и, следуя полученным указаниям, съехал с шоссе. Слева от плавательного бассейна был щит с табличкой «ЗАКРЫТО». Из-за ремонтного вагончика появился лысеющий человек в спортивном костюме, оглядел машину и, увидев на заднем сиденье двух японцев, поднял с тротуара небольшой кейс.

Этот кейс — металлический, с цифровым замком — был точной копией того, с которым Камити вышел из самолета.

— Пожалуйста, — снова обратился к Савиджу Акира, — возьмите кейс моего господина, выйдите из машины и обменяйте его на кейс, который в руках у этого человека.

Савидж выполнил приказ.

Вернувшись, он подал кейс своему принципалу.

— Хозяин вас благодарит, — сказал Акира.

Савидж, пораженный столь, странной акцией обмена кейсами, наклонил голову.

— Мой долг услуживать вам. Аригато.

— Мой хозяин высоко ценит вашу отменную вежливость.

Глава 7

Возвратившись на автостраду № 80, Савидж взглянул в зеркало заднего обзора, проверяя, не висит ли кто-нибудь на «хвосте». Машины, ехавшие сзади, все время менялись местами. Отлично.

Было уже темно, когда «плимут» пересек обозначенную горами границу между Нью-Джерси и Пенсильванией. Фары встречных машин позволяли Савиджу изучать своих пассажиров в зеркальце.

Принципал казался спящим, челюсть отвисла, голова запрокинута назад, глаза закрыты, хотя вполне возможно, он медитировал.

Но Акира сидел настороже, выпрямившись, в строгой позе. По его лицу, как и по лицу его хозяина, невозможно было догадаться, что у него на уме. Черты стоические, невозмутимые.

В то же время в его глазах была такая неизбывная печаль, которой никогда не видел Савидж. Для любого, мало-мальски знакомого с японской культурой, подобное умозаключение показалось бы наивным, потому как все японцы по своей природе склонны к меланхолии. Это Савидж хорошо знал. Суровые обязательства, которым подвластны японцы в силу устоявшихся традиций, воспитали в них осторожность и сдержанность, они избегали услуг со стороны других людей, чтобы не чувствовать себя в долгу перед ними или ненароком кого-нибудь не обидеть. В древние времена, как явствовало из книг, японец не всегда решался указать прохожему на оброненный кошелек, потому что, в соответствии с тогдашним представлением о чести, обронившему кошелек полагалось вознаградить своего доброжелателя суммой, значительно превышающей содержимое кошелька. Нечто похожее Савидж отыскал в одной из старинных хроник, где говорилось о человеке, который упал с лодки в реку и начал тонуть. Люди, гулявшие на берегу, не обращали на него ни малейшего внимания. Иначе спасенному человеку пришлось бы всю жизнь платить своему благодетелю за спасение до тех пор, пока ему самому не посчастливилось бы спасти своего спасителя или же умереть, как предназначили ему боги, швырнув в реку и не позволив никому вмешиваться в божественный промысел.

Совесть и чувство долга определяли поведение японцев. Они безоговорочно следовали кодексу чести, который порой оказывал на них гнетущее воздействие. И тогда ритуальный суицид — сэппуку — оставался единственно возможным выходом из положения.

В результате своих изысканий Савидж понял, что подобные свойства души присущи лишь избежавшим влияния западной цивилизации японцам, отвергнувшим американскую культуру, наводнившую Японию после войны вместе с оккупационными войсками. Но Акира производил впечатление человека неразвращенного и, несмотря на отменное знание Америки и ее культуры, истинного патриота Страны Богов. И все же скорбь в его глазах очень уж отличалась от традиционной японской меланхолии. Печаль проникла в сокровенные тайники его души. Такая мрачная, глубокая, черная — всепоглощающая. Как стена из черного дерева, непроницаемая для эмоций. Савидж ощущал ее почти физически. Она заполнила собой весь «плимут».

Глава 8

В одиннадцать вечера проселочная дорога, вьющаяся среди окутанных тьмою гор, привела их к городку под названием Мэдфорд-Гэп. И снова Камити с Акирой обменялись несколькими репликами на японском, и Акира опять наклонился вперед, к Савиджу.

— На главном городском перекрестке, пожалуйста, сверните налево.

Савидж повиновался. Удаляясь от огней Мэдфорд-Гэпа, он помчался по узенькой, извилистой дороге, надеясь только на то, что навстречу им не мчится какая-нибудь машина. На обочине кое-где можно было припарковаться, но весенняя оттепель утопила эти несколько естественных парковок в грязи.

Машину с обеих сторон обступали разлапистые деревья. Дорога круто пошла вверх, виляя из стороны в сторону. Фары «плимута» высвечивали лежащие на обочинах белоснежные сугробы. Минут через десять дорога выровнялась, а крутые повороты стали мягкими и плавными. Впереди и сверху, над лесом, Савидж заметил какое-то свечение. Проехав сквозь открытые ворота, он развернулся и, обогнув груду булыжников, выехал наконец на огромную поляну. Сады под паром; прожекторы выхватывали из темноты дорожки, скамейки, кусты. Но внимание Савиджа привлекло жуткое, выплывающее словно из небытия или страшного кошмара здание.

Поначалу он было решил, что здесь не одно здание, а несколько: одни из кирпича, другие из тесаного камня, третьи из бревен. Все разной высоты: пять этажей, три, четыре. Каждое в своем стиле: современный жилой городской дом, пагода, замок, шале. Одни строения были прямоугольные, другие — округлой формы. Трубы, башенки, фронтоны и балконы дополняли странную архитектурную сумятицу.

Но, подъехав ближе, Савидж понял, что все эти казавшиеся разнородными строения, оказывается, соединены в единое и необычайно загадочное здание. «Боже мой, — подумал он, — какой же длины этот дом? Полкилометра?» Он был огромен.

Савидж установил, что ни в одной, кроме средней, части дома не было дверей, а к этой самой средней части вела дорожка, и у входа на деревянном крыльце их ждал человек в ливрее. Ливрея с эполетами и золотыми позументами напомнила Савиджу униформу швейцаров в дорогих отелях. И тут же на стене он заметил табличку, на которой было выведено «Мэдфорд-Гэпский Горный Приют». И понял, что это поразительное здание — не что иное, как отель.

Когда Савидж подъехал к крыльцу, швейцар спустился по ступенькам вниз и подошел к машине.