Алма Катсу - Употребитель Страница 19

Прижавшись щекой к его груди, я слышала, как под слоями шерсти и льна бьется его сердце. Я вдыхала его запах. Мне не хотелось отрываться от Джонатана, но я почувствовала, что он смотрит на меня сверху вниз, и я подняла голову. Я была готова к тому, что он заговорит о своей любви к Софии. Я решила: если так и будет, если он сейчас назовет ее имя, я расскажу ему о том, что натворила. Но Джонатан ничего не сказал. Он приблизил свои губы к моим губам и поцеловал меня.

Мгновение, которого я так ждала, слилось в размытое пятно. Мы поспешили к лесу и скрылись за деревьями. Я помню, как жарки были его губы, как страстно он меня целовал. Я помню, как он развязал ленту на моей блузке, как прижал меня спиной к дереву и впился губами в мою шею, пока спускал брюки. Я приподняла подол юбки, и он обхватил руками мои бедра. Я ничего не видела, потому что нас разделяла уйма одежды, но я почувствовала, как Джонатан вошел в меня, с силой прижав к коре дерева. А потом я услышала его сладостный стон, а меня пронзила радостная дрожь, потому что этот стон означал, что он познал удовольствие со мной. Никогда я не была так счастлива. Я боялась, что больше я так счастлива не буду никогда.

Мы вдвоем сели на его коня и поехали по лесу. Я сидела сзади, крепко обхватив руками талию Джонатана. Так мы не ездили с детства. Джонатан выбирал не самые торные тропы, чтобы нас не увидели вместе. Я прижималась горячей щекой к его пальто и пыталась осознать, что произошло между нами. Я знала о многих девушках в нашем городке, которые отдались мужчине до брака. Я знала и другое: очень часто первым мужчиной для них был Джонатан. Я на этих девушек смотрела с презрением, и вот теперь стала одной из них. Отчасти я чувствовала, что совершила грехопадение, но другая моя половина подсказывала мне, что у меня не было выбора: возможно, это был мой единственный шанс завладеть сердцем Джонатана и доказать ему, что мы суждены друг другу. Я не могла упустить такую возможность.

Соскользнув со спины коня Джонатана, я пожала его руку и пошла к своему дому, до которого уже было недалеко. Стоило мне расстаться с Джонатаном, как мною тут же овладели сомнения: а что для него означало наше соитие? Ведь он совращал девушек, нисколько не думая о последствиях. Почему же я решила, что на этот раз последствия должны его волновать? И как быть с его чувствами к Софии — и, если на то пошло, с моим грехом перед женщиной, которую я довела до самоубийства? Я ее, можно сказать, убила — и тут же совокупилась с ее любовником. Нет, более порочную душу трудно было себе представить.

Несколько минут я постояла на месте и только потом пошла дальше, глубоко вдыхая морозный воздух. Я не могла выказывать свои чувства перед родней. Мне не с кем было поговорить обо всем случившемся. Мне предстояло хранить эту тайну в себе до тех пор, пока я не успокоюсь и не смогу все здраво обдумать. Я постаралась загнать как можно дальше в глубь души и чувство вины, и стыд, и ненависть к себе. Но, кроме этих чувств, мной владело невероятное радостное волнение. Я получила то, чего хотела, хотя вовсе не заслуживала этого. Сделав глубокий вдох и выдох, я отряхнула снег с плаща, расправила плечи и решительно зашагала к дому.

Глава 10

Арустукская окружная больница

Наши дни

Из коридора доносятся звуки.

Люк смотрит на наручные часы. Четыре часа утра. Скоро больница проснется. Рано утром обычно поступают больные с травмами, типичными для сельской местности: кого-то лягнула дойная корова — перелом ребра, кто-то поскользнулся на льду, таща охапку сена, и ударился головой. А в шесть часов ночное дежурство заканчивается.

Женщина смотрит на Люка так, как посмотрела бы собака на несговорчивого хозяина:

— Вы поможете мне? Или позволите шерифу отвезти меня в участок?

— Как еще я могу поступить?

Щеки женщины розовеют:

— Вы можете отпустить меня. Зажмурьтесь — а я убегу. А другим скажете, что вы вышли в лабораторию на секундочку, вернулись — а меня нет.

«Джо говорит, что она убийца, — думает Люк. — Могу я отпустить убийцу на свободу?»

Ланни берет его за руку:

— Вы когда-нибудь любили кого-то так сильно, что сделали бы для этого человека все на свете? Не считаясь с собственными желаниями, потому что счастье этого человека для вас важнее?

Люк радуется тому, что эта женщина не может заглянуть ему в сердце, потому что он никогда не отличался таким самопожертвованием. Да, для него много значило чувство долга, но ему никогда не удавалось что-то отдавать без сожаления, хотя это чувство ему самому и не нравится.

— Я никому не сделаю ничего дурного. Я ведь вам рассказала, почему я… почему я сделала это с Джонатаном.

Люк смотрит в светло-голубые глаза женщины, наполняющиеся слезами. По коже у него бегут мурашки. Боль потери мгновенно охватывает его. Такое часто бывает с ним со времени смерти родителей. Он понимает, что Ланни ощущает такую же печаль, как он. На миг они соединяются в этой бездонной печали. А Люк так устал быть узником этой тоски, вызванной потерей родителей, неудачным браком, всей его жизнью, что понимает: нужно что-то сделать, чтобы вырваться на волю. Сделать сейчас, иначе не получится никогда. Он не уверен, почему он собирается поступить так, как вот-вот поступит, но знает: если начнет рассуждать — ничего не сделает.

— Подождите здесь. Я сейчас вернусь.

Люк бесшумно идет по узкому коридору к раздевалке для врачей. В своем обшарпанном сером шкафчике он находит пару ношеных хирургических костюмов. Порывшись в других шкафчиках, обнаруживает белый халат и хирургическую шапочку. В шкафчике педиатра находит пару женских кроссовок — таких старых, что у них загибаются носки. Все это Люк приносит в смотровую палату:

— Вот, наденьте это.

Они с Ланни идут самым коротким путем к служебному выходу. По переходам, которыми пользуются уборщики, они добираются до склада и выходят на автостоянку. Ординатор, вышедший на утреннюю смену, машет Люку рукой. Люк машет в ответ, но ему кажется, что его рука налита свинцом. Только в тот момент, когда они останавливаются около пикапа Люка, он вспоминает, что оставил ключи в кармане куртки в ординаторской:

— Проклятье. Мне надо вернуться. У меня нет ключей. Спрячьтесь за деревьями. Я мигом вернусь.

Ланни молча кивает, ежась от холода в тоненьком хирургическом костюме.

Путь от автостоянки до входа в приемное отделение кажется Люку самым долгим в его жизни. Мороз и волнение гонят его вперед. Джуди или Клэй могли заметить, что его нет на месте. А если Клэй уснул на кушетке, Люк может разбудить его, войдя в ординаторскую за ключами. Тогда его сцапают. Каждый шаг дается Люку все труднее. Он чувствует себя водным лыжником, который уходит под воду из-за того, что на другом конце троса случилось что-то ужасное.

Люк толкает тяжелую стеклянную дверь. Он ужасно нервничает. Джуди, сидящая за столом на сестринском посту, нахмурив брови, глядит на экран монитора. Она даже не смотрит на Люка, проходящего мимо:

— Где ты был?

— Выходил покурить.

Тут Джуди поворачивает голову и смотрит на Люка вороньими глазами-бусинками:

— С каких это пор ты опять начал курить?

У Люка такое ощущение, словно за ночь он выкурил пару пачек сигарет, поэтому он как бы не совсем врет. На последний вопрос Джуди он решает не отвечать:

— Клэй не спит?

— Я его не видела. Дверь ординаторской закрыта. Может быть, тебе стоит его разбудить? Нельзя же ему дрыхнуть тут весь день. Его жена может разволноваться.

Люк замирает. Ему хочется пошутить. Ему хочется вести себя с Джуди так, словно все в порядке, но, с другой стороны, Люк никогда раньше с Джуди не шутил, так что это выглядело бы ненормально. Он не умелец врать и заметить следы, и ему очень и очень не по себе. У него такое чувство, что он провалился под лед и тонет, вдыхая ледяную воду. Джуди ничего не замечает.

— Мне надо кофейку глотнуть, — бормочет Люк и идет дальше.

Еще два шага — и он поравняется с дверью ординаторской. Люк сразу замечает, что дверь немного приоткрыта и что внутри темно. Он еще чуточку приоткрывает дверь и видит пустую кушетку. Полицейского нет.

Кровь стучит у Люка в ушах, к горлу подкатывает ком. Он не может дышать. Это еще хуже, чем тонуть. У него такое чувство, будто его душат.

Его парка висит справа от двери, на крючке. Нужно только сунуть руку в карман. Ключи звякают, Люк вынимает их.

Обратно, к главному выходу из приемного покоя, он идет быстро и решительно. Опустив голову, сунув руки в карманы халата, он снова проходит мимо Джуди. Та резко поднимает голову:

— Ты вроде бы решил кофе попить.

— Бумажник в машине оставил, — бросает Люк через плечо. Еще шаг — и он у двери.

— Клэя разбудил?

— Он уже встал, — говорит Люк и толкает плечом дверь. В дальнем конце коридора, словно бы услышав свое имя, возникает помощник шерифа. Он видит Люка и поднимает руку, словно голосует на шоссе. Ему нужно поговорить с врачом, и он бежит по коридору трусцой, на бегу помахивая рукой. «Стой, Люк!» — говорит он всем своим видом, но Люк не останавливается.