Уоррен Мерфи - Последний бой Страница 19

Боль пронзила все тело, и Римо закричал. Она еще раз с силой надавила кулаками на сгустки боли в плечах Римо, снова расхохоталась и приблизила к нему свое лицо.

Римо почувствовал слезы на своем лице. Слезы? Она плакала? Нет, это он плакал от боли.

– Ты убил моего мужа, – сказала она.

И это не был вопрос.

– И ты убил Уэтерби, – сказала она и снова надавила на плечи.

«Больно, больно. Как прекратить боль?»

– Но и они покалечили тебя. А я продолжу. То, что останется, получит Нуич. В мешке!

Нуич? Она знала. Линетт и была третьим камикадзе. Третий удар принадлежал ей. Догадывалась ли она, что Нуич посылал и ее на смерть? Что Римо должен убить и ее? Но не мог, не мог даже пошевелиться.

– Ты знаешь Нуича? – выдохнул он.

– Я служу ему, – уточнила она. – Холи был просто дурак, а Уэтерби – животное. Но Нуич – настоящий мужчина. Он любит меня. Он сказал, что тогда, в Шотландии, мой удар был лучшим. Я была лучше всех.

Она продолжала движение нижней части тела, используя Римо как инструмент, приносящий ей удовольствие, а ему – боль. Единственное, что ему оставалось, – ласкать пальцами ее бедра.

– Мистер Нуич – настоящий мужчина, – произнесла она.

Он заметил, как смягчился ее голос, а мышцы ритмично напрягались и расслаблялись помимо ее воли.

– Таким мог бы стать и ты. О-о-о!

Она запрыгала на Римо, точно ковбой на спине норовистой лошади. Он был обездвижен, обессилен, испытывал страшную боль в плечах. Она судорожно вскрикнула от удовлетворения:

– О, Нуич, Нуич! – А потом добавила: – Ты тоже мог бы стать настоящим мужчиной, если бы остался жить.

Ее смуглое влажное тело приподнялось, и он почувствовал огромное облегчение, когда ее маленькие кулаки перестали давить на его горящие плечи, и он смог открыть глаза. Она стояла у него в ногах на постели, гладя на него сверху вниз. Затем она поджала левую ногу, точно фламинго, быстро подтянула к ней правую и с силой бросила тело вниз, нацелив удар на пучок мышц на передней части его правого бедра. Еще до удара Римо понял, какая боль его ожидала. Последовал удар. Ему казалось, что все происходит в замедленном темпе. Сначала было легкое прикосновение, потом – давление, потом – боль, когда тяжесть ее тела и умелый удар разорвали мышечные волокна его правого бедра.

– Сначала ты, – выкрикнула она, – а после тебя старик!

Чисто рефлекторно, подчиняясь инстинкту, зная, что это уже не поможет, так как он умирает, Римо развернул левую ногу коленом наружу, собрал последние силы и ударил коленом Линетт Бардвел, сидевшую верхом на его правой ноге с сияющим торжеством лицом. Громко хрустнула ее височная кость.

Улыбка сменилась гримасой боли, и Римо понял: до нее дошло, что Нуич, который, как она считала, любит ее, не рассчитывал, что ей удастся выжить. А дальше ей уже стало все равно, так как осколки височной кости вонзились ей в мозг. И улыбка, и гримаса боли погасли на ее лице, как на кинопленке, ускоренно воссоздающей рождение, жизнь и увядание цветка. Линетт упала на грудь Римо и умерла.

Он чувствовал, как теплая липкая жидкость стекает ему на грудь. Она была теплой-теплой. Хорошо. Он хотел согреться, чтобы его не бил озноб. Боль в плечах и правом бедре терзала его. Он закрыл глаза. Хорошо бы уснуть...

И умереть – тоже неплохо, потому что тогда наступит вечное тепло. И исчезнет боль.

Глава десятая

Римо проснулся.

Он уснул, чтобы забыться, но все вернулось – боль в плечах и руках.

И еще что-то произошло с его ногами.

Их придавила какая-то тяжесть. Он посмотрел вниз, но ничего не увидел. Прямо перед его лицом с широко раскрытыми глазами и открытым ртом лежала окровавленная голова Линетт Бардвел.

Римо все вспомнил.

– Привет, малышка, – сказал он. – Все изучаешь каратэ?

Римо осторожно высвободил свою левую ногу из-под тела и толкнул его. Тело соскользнуло на пол с глухим стуком.

Римо повернулся, спустил ноги с кровати, встал и... рухнул на серый твидовый коврик, так как правая нога отказалась ему служить.

Боль тут же вернулась, как бывает с зубом, успокаивающимся ночью, но начинающим ныть, как только наступает утро.

Римо дополз до стены и с трудом поднялся, цепляясь за нее. Стараясь не беспокоить правую ногу, он дохромал в ванную и, кое-как орудуя беспомощными руками, сумел включить душ.

Он вполз под струю и долго стоял, не в состоянии даже намылиться, ожидая, пока вода смоет засохшую кровь Линетт Бардвел.

Теплая вода чуть смягчила боль, и Римо смог собраться с мыслями. Его преследовал Нуич. Следующее нападение – и четвертый удар будет смертельным.

Он вылез из-под душа, оставив воду включенной. Встал перед зеркалом в ванной и посмотрел на себя.

– Ты еще слишком молод, парень, чтобы умирать, – сказал он своему отражению.

На лице не видно было страха, только недоумение, будто его хозяин пытался что-то вспомнить. Лицо в зеркале было похоже на лицо незнакомца, чем-то озадаченного. Что-то крутилось у него в мозгу, и он никак не мог вспомнить, что именно. Что же?

Римо натянул брюки и поздравил себя, сумев надеть рубашку, так как, по крайней мере, смог просунуть руки в рукава. О том, чтобы надеть пуловер, не было и речи.

Что же это?

Что-то, о чем упомянула Линетт...

Что?

Что?

« Сначала ты, потом...»

Сначала Римо, а потом? Что потом?

«Сначала ты, потом...»

И он вспомнил, слова вновь прозвучали у него в ушах: «...потом старик».

Чиун!

Римо заковылял к телефону. Ему удалось зажать трубку между ухом и плечом, и, благодаря Бога за кнопочный набор, он набрал нужный код и номер бесплатной линии.

– Да? – послышался кислый голос.

– Это Римо. Который час?

– Два двенадцать, неурочное время для вас. Вы не помните, что...

– Мне нужна помощь, я ранен.

В санатории Фолкрофт Смит дернулся в кресле. За десять лет он не слышал от Римо таких слов.

– Ранен? Насколько серьезно?

– Порваны мышцы. Я не могу вести машину. Пришлите за мной кого-нибудь.

– Где вы находитесь?

– В доме Линетт Бардвел. Город Тенафлай, штат Нью-Джерси. Вы легко отличите меня от хозяйки: я пока что жив.

– Есть опасность утечки информации? – спросил Смит.

– Точно, Смитти. Молодец, соображаете. Побеспокойтесь о секретности.

– Хорошо, – ответил Смит ровным голосом. – В чем состоит опасность?

– Не знаю. – Римо вздохнул. Ему было больно говорить, а теперь еще и телефон давил на плечо. – Если секретность операции зависит от меня, ищите себе другую работу.

– Оставайтесь на месте, Римо. Помощь придет.

Смит вслушался – в голосе Римо не было ни намека на шутку или розыгрыш, когда он сказал:

– Поторопитесь.

Смит встал, аккуратно застегнул пиджак и вышел из кабинета. Сказал секретарше, что его не будет до конца дня – чем ее сильно изумил. За последние десять лет доктор Смит уезжал среди дня только по пятницам, когда приходил очень рано и работал без перерыва на ленч, так что набегало как раз восемь часов, когда ему надо было ехать в гольф-клуб. И как однажды выяснила секретарша, в гольф он играл сам с собой.

На вертолете, принадлежавшем санаторию, он долетел до аэропорта Тетерборо в Нью-Джерси, взял на прокат «форд-мустанг», хотя «фольксваген» обошелся бы гораздо дешевле и освобождался примерно через час, а Смит любил эту машину за экономичность.

Прибегнув к помощи телефонной книги и шофера почтового грузовика, он наконец отыскал дом Бардвелов. Смит остановил машину рядом с коричневым «фордом» и пошел к заднему входу, который вел на кухню. На стук никто не ответил. Дверь была открыта.

Он вошел в кухню, где повсюду были пластмассовые часы цвета пережаренной яичницы, керамические подставки для ложек, похожие на улыбающихся младенцев, для кофе, сахара и муки, напоминавшие переросшие жестянки из-под «колы». А затем направился в комнату, в которой все вещи тоже что-то напоминали.

Смит не склонен был философствовать и потому не задумывался, отчего в жизненном укладе Америки многие вещи представляли собой имитацию чего-то еще, и это было странно, так как лучше бы предметам первой необходимости выглядеть привлекательно и без ненужных выкрутас.

Худощавый человек в сером костюме тихо прошел по первому этажу, внимательно осматривая комнаты, кухню, столовую, ванную, гостиную с телевизором, увешанную наградами и дипломами за участие в соревнованиях по каратэ.

Он нашел Римо на втором этаже на полу спальни, около кровати. Рядом лежало тело обнаженной блондинки, лицо и голова которой были покрыты коркой запекшейся крови.

Смит быстро наклонился над Римо и сунул ему руку под рубашку. Тот скривился от боли. Смит смотрел на часы. Пятнадцать секунд он считал удары сердца. Их было двенадцать. Он умножил число на четыре. Значит, пульс Римо равняется сорока восьми ударам в минуту.

Если бы такой пульс был у самого Смита, он бегом бросился бы к кардиологу. Но он читал медицинские отчеты о состоянии здоровья сотрудников КЮРЕ, как финансист читает сводки с биржи, и знал, что для Римо такой пульс был нормальным.