Питер Джеймс - Одержимый Страница 2

Он обнимал мать за шею, прижимал к себе, всхлипывал, глотал слезы. У нее не было ни пульса, ни дыхания. Она была мертва уже несколько часов. Вслушавшись в голос оператора службы скорой помощи – далекое невнятное бормотание, – он в ярости схватил болтающуюся трубку:

– Я ходил в медицинскую школу, ты, глупая сука! – и, швырнув трубку, снова приник к матери: – Мамочка, пожалуйста, прекрати. Не уходи! Ты обещала, что никогда не уйдешь. Вернись, пожалуйста, вернись. Ты не можешь уйти.

Он прижался губами к ее рту, попытался раскрыть его поцелуем – но он оставался сжатым, плотно сжатым. Закрытым.

Она выбросила ключ.

1

Она улыбалась Майклу через широкий четырехугольник звуконепроницаемого стекла, который отделял крохотную радиостудию от крохотной аппаратной.

Ее звали Аманда Кэпстик. Она работала продюсером в независимой телекомпании, которая снимала документальный фильм про психиатрию. Двадцать девять лет, светлые волосы до плеч, проникающая в душу улыбка. И самоуверенность, пропорциональная красоте лица.

Аманда была первой женщиной, на которую Майкл Теннент взглянул дважды с тех пор, как умерла его жена Кэти.

И он знал почему: она чем-то напоминала Кэти, хотя на самом деле очень от нее отличалась. Кэти была стройной классической красавицей, и в ней было пять футов девять дюймов. Аманда на добрых шесть дюймов ниже, и у нее более мальчишеская фигура. И все же, когда она позвонила и попросила уделить ей полчаса времени и на следующий день вошла в его кабинет – это было ровно три недели назад, – в нем снова зажглась та искра, которая, как он думал, погасла навсегда.

Кэти умела его рассмешить – та Кэти, которую он хотел оставить в памяти. И Аманда, похоже, тоже. По крайней мере, она заставила его улыбнуться. Он попытался не думать об Аманде Кэпстик и сосредоточиться на телефонном собеседнике, но не смог. Раз в неделю он вел часовую радиопередачу, в которой отвечал на вопросы звонящих ему людей. Он всегда делал все возможное для своих слушателей – но не сегодня. Сегодня он старался для Аманды Кэпстик, которая следила за ним из-за звуконепроницаемого окна. На ней был хлопчатобумажный костюм и белая блузка, на запястье – стильные часы.

Сегодня она была его публикой. Он не переставал думать о ней все эти три недели, хотя и видел ее всего один раз. И только благодаря ее присутствию он забыл, пусть только на короткое время, тот кошмар, который начался с телефонного звонка одного из помощников коронера Вестминстера.

Аманда Кэпстик смотрела на психиатра. Он склонился над пультом. На голове огромные, плохо пригнанные наушники. Лицо частично скрыто микрофоном – массивным шаром из серой пенорезины, – но все равно видно, какое оно сосредоточенное и серьезное. О-о-чень серье-езное. Интересный мужчина. Его внешность сочетала в себе зрелость и мудрость, из-за которых проглядывал мальчишка, о чьем существовании, наверное, не подозревал и сам мистер Теннент. В свои сорок лет он подошел к черте, отделяющей молодость от среднего возраста. Отличный возраст.

Он и одевался соответственно этому возрасту: костюм неброского темно-синего цвета, но с модным воротником и дополненный несколько вызывающим галстуком. Его темно-каштановые волосы были гладко, с помощью геля, зачесаны назад – людей с волосами такого цвета называют шатенами. Небольшие овальные очки в черепаховой оправе, которые на некоторых смотрелись бы лишь как притязание на стильность, придавали ему вид интеллектуала и – совсем чуточку – авантюриста.

«Вы отлично впишетесь в мой фильм, доктор Теннент», – подумала Аманда. В нем чувствовались природная уверенность и рассудительность. Он вызывал невольное уважение. Но больше всего Аманде импонировали его открытость и полное отсутствие высокомерия. Слишком много врачей, и в особенности психиатров, становятся жертвами своей профессии. В какой-то момент они теряют стремление узнавать больше и, кажется, вполне удовлетворяются уже наработанным опытом.

Доктор Теннент не из таких. И еще в нем была какая-то трогательная печаль. Когда он улыбался, казалось, он преодолевает некий внутренний барьер, запрещающий ему улыбаться. Она читала его биографию и знала, что три года назад он потерял жену в автокатастрофе. Может быть, он еще переживает ее смерть.

Аманда также знала, что доктор вел свою программу для «Ток-радио» каждую среду с семи до восьми вечера. И еще в «Дейли мейл» раз в неделю появлялась его статья, посвященная психиатрии. Он был признанным специалистом по обсессивно-компульсивным психозам и психозам телесного дисморфизма – так официально называется класс заболеваний, который пресса окрестила «синдромом воображаемой уродливости». Доктор Теннент регулярно выступал в прессе и на телевидении и как специалист по психиатрии, и как эксперт на судебных разбирательствах.

Три дня в неделю у него была частная практика в больнице Шин-Парк-Хоспитал, возле Патни, оставшиеся два дня занимала работа с пациентами в Высшей медицинской школе при больнице Принцесс-Ройял-Хоспитал, где проводятся исследования в области психиатрии и где ему было пожаловано звание почетного преподавателя. Он имел репутацию филантропа, жертвовал средства на учреждение новых организаций самопомощи для страдающих различными фобиями – в особенности теми, в которых он специализировался, – и всегда был готов отказаться от гонорара за услуги, если пациент не мог добиться оплаты лечения от национальной службы здравоохранения или частной страховой компании.

Майклу никогда не удавалось комфортно расположиться в этой студии. Она пахла конюшней. В ней было или так жарко, что он покрывался потом, или так холодно, что слезились глаза. Наушники были ужасающе огромными и постоянно норовили сползти с головы. Кофе с каждой неделей становился слабее, а его запах все сильнее перебивался запахом одноразовых стаканчиков, в которых его приносили. Ему постоянно приходилось следить за собой, чтобы не уступить соблазну передвинуть какой-нибудь ползунок на пульте, не отвлекаться на качание индикаторных стрелок, не трогать микрофон и не тянуться к ряду выключателей, под которыми было от руки написано: «Не выключать!»

Обыкновенно перед радиопередачей он не слишком нервничал – он настраивался, ждал своего времени, а потом делал все возможное, чтобы помочь несчастным людям, которые не знали, куда обратиться за помощью. Но сегодня его отвлекала Аманда. И еще эта новость, крутившаяся в мозгу. Ужасная, кошмарная новость: одна из его пациенток, актриса, совершила самоубийство, и виноват в этом был он. Обычно этот час, когда он находился в эфире, пролетал в мгновение ока – теперь же стрелки часов словно остановились. У него были трудные звонки, и он, стараясь произвести впечатление на Аманду, потерял ту спонтанность и теплоту, которыми отличалось его обычное общение со слушателями.

Но теперь, слава богу, передача подходила к концу. Последние десять минут на линии была Мардж, проживающая в Эссексе. Скоро он с ней распрощается. Она разговаривала с ним таким тоном, какой он мог позволить себе лишь по отношению к кассирше в супермаркете, обсчитавшей его на авокадо.

Изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, он сказал:

– Я думаю, Мардж, что вам стоит перечитать эту книгу о Фрейде еще раз. Понятие «коллективное бессознательное» ввел Карл Юнг, а не Зигмунд Фрейд.

– Я так не думаю, доктор Теннент, – с вызовом сказала Мардж. – И вы так и не объяснили мой сон. В нем у меня выпадали зубы. Что это значит?

В наушниках прозвучал голос редактора:

– Заканчивай, Майкл. Через минуту новости.

Майкл бросил взгляд на часы, висящие над звуконепроницаемым окном. Было почти семь.

– Это очень частый сон, Мардж. Пару недель назад я разъяснил его во всех подробностях одному из слушателей. В жизни человека существуют два периода, когда у него выпадают зубы: первый имеет место в детстве, когда молочные зубы сменяются постоянными и возникают все проблемы, связанные с взрослением и особенно с осознанием ответственности; второй период, – и в его голос прокралась едва заметная ехидная нотка, – тот, который, судя по вашему тону, переживаете сейчас вы. Это старение и связанные с ним страхи. Вы боитесь стать нежеланной, слабой, беспомощной. Беззубой.

– Но ведь об этом говорил Фрейд, – не сдавалась женщина.

Снова раздался голос редактора:

– Десять секунд.

– Мардж, я боюсь, нам придется на этом остановиться, – сказал Майкл. – Надеюсь, я вам сколько-нибудь помог. – Он щелкнул выключателем и стащил с головы наушники. По спине текла струйка пота. Аманда Кэпстик улыбнулась ему через окно и показала большой палец в ободряющем жесте: «Молодец».

Он улыбнулся ей в ответ и пожал плечами, потом последним глотком допил остатки чуть теплого кофе. Дверь студии открылась, и в ее проеме показался Крис Бимиш, редактор: шесть футов роста, борода, глаза маленькие и красные от усталости. Он задумчиво, словно в замедленной съемке, кивнул.