Александр Булахов - Молчание. Ужас тишины Страница 2

– А? – резко покосившись в сторону, опомнился Магамединов, – Сегодня утром.

– Не вериться что-то.

– Прости. Сколько работаю в больнице, столько и ловлю себя на мысли, что женщины в белых халатах – это лучшее средство от импотенции.

– И это говорит муж моей сестры. А ты не боишься, что я тебя Катюшке сдам?

– Не боюсь я тебя, Ленка. Если б хотела сдать, то давно бы сдала. Вот скажи, родственница, с кем мне тут ещё поговорить, как не с тобой, а?

Закипел электрочайник. Круглова насыпала в кружку заварку и залила кипятком.

– Да, тяжёлый случай! Может даже неизлечимый… Ну, да ладно, проехали. Слышала, Шарецкий на твоё место метит.

– Знаю. После того, как главврач его на последнем банкете похвалил, он из кожи вон лезет, показывает свой ум да хватку.

– Тебя это не пугает?

– Не пугает. Ума у него маловато, а амбиций многовато. Я таких не боялся и не боюсь. Пустышки они.

Круглова взяла кружку чая и сделала несколько маленьких глотков.

– А если главврач так не думает?

Магамединов встал, обошёл стол, присел на его краешек и наклонился к Кругловой.

– Лена, сама подумай. Хлебников, может, от чудес медицины и далёк, но мужик он толковый. Людей насквозь видит, знает, кто на что способен. Меня больше Беленький беспокоит. Чувствую, наломает он дров со своими экспериментами. Евгеника настоящая…. Уволить бы его пока не поздно.

– Глупо верить слухам. Инга наплела эту чушь, а ты всё никак успокоиться не можешь.

– Дай мне время, выведу его на чистую воду. Я Инге доверяю как себе. Мы с ней вместе учились и вместе подвиги трудовые начинали. Не станет она мелко шкодить и тень на плетень наводить, даже с досады.

– Бабник ты не исправимый. Все бабы у тебя: молодцы и красавицы, – шутливо поддела мужа своей сестры Елена Степановна и допила последние капли чая.

– А ты первая, Ленок, что скажешь, вру?

– Нет, это как раз чистая правда, родственничек, – польщёно засмеялась Круглова, помыла свою кружку и заодно стакан из-под кофе. – Говорят, собрание в десять.

– Да, в десять. Не опаздывай.

2

Максим Викторович, как и обещал, заглянул в шестнадцатую палату к Марии Ивановне Сарнацкой. В палате, кроме неё, лежало ещё пять страдальцев, которые так же просились домой, но заведующий отделением не спешил никого из них выписывать, имея на это свои веские причины.

Визуально палату можно было разделить на две стороны. В каждой стороне у стенки стояло по три кровати. В правой стороне – на одной из кроватей сидела красивая девушка Вика и ела сочное яблоко. На второй лежала Сарнацкая и читала газету. На третьей кровати – у самого окна – расположилась Василиса, женщина лет сорока пяти, она не отрывала взгляда от своего зеркальца, стоящего на тумбочке и старательно расчёсывала свои непослушные волосы.

В левой стороне на одной из кроватей спала Макаровна, от которой исходила ужасная вонь, перемешанная со свежим перегаром. Кровать посередине была заправлена и ждала нового больного. А на третьей кровати, что находилась у окна, сидела Чеславовна – старушка «божий одуванчик», которая практически всегда говорила ласковым голосом, но иногда забывалась и внезапно превращалась в свирепого монстра, хорошо знающего матерный язык.

Магамединов остановился в центре палаты и обвёл женщин своим суровым взглядом. Ему не понравилось то, что в палате ощущался перегар. Посмотрев серьёзным и злым взглядом на Макаровну, он мысленно приказал себе не заводиться. Дура, полгода назад перенесла такую серьёзную операцию на сердце, практически с того света врачи её достали, а она этого совершенно не ценит. Ведь судьба дала второй шанс, почему бы не задуматься об этом?

– Доброе утро, дорогие мои, – громко произнёс он и почувствовал, как его лицо наливается злой краской.

Женщины смущённо заулыбались.

– Доброе утро, Максим Викторович, – ответили они хором.

– Ох, не любите вы нас, Максим Викторович, – сладким голосом пропела Василиса.

– Это почему же? – удивился заведующий отделением.

Василиса, прежде чем ответить, демонстративно закуталась в одеяло.

– Да сами глядите, в каком холоде мы живём.

В палате действительно царил жуткий холод. Заведующий терапевтическим отделением подошёл к батарее и дотронулся до неё рукой: она грела исправно и даже чуточку обожгла его ладонь. В чём же дело? Зиму пережили, и никто не жаловался на холод. Он посмотрел на окна: они ещё были утеплены.

– Странно. Ничего не понимаю. Батареи горячие, а в палате холодно. Так разве бывает? – c надеждой, что ему кто-нибудь объяснит причину, спросил Максим Викторович.

– Это вы у нас спрашиваете? – удивилась Василиса.

– Я сегодня же во всём разберусь, – заверил её Магамединов. – Действительно, непорядок.

Магамединов подвинул стул к кровати Марии Ивановны. Сарнацкая сразу же отложила в сторонку газету и попыталась приподняться.

– Мария Ивановна, лежите, не вставайте, – успокоил ее Максим Викторович. – Посмотрел вашу карту, и вот, что вам скажу, моя хорошая. Надо бы вам ещё полежать.

– Нет- нет! – запротестовала женщина.

– Да-да, не спорьте. Никак ваше давление не хочет сбиваться. Проведём-ка мы ещё одно обследование, полечимся, вы, главное сохраняйте спокойствие. Никаких стрессов. Они вам противопоказаны. Договорились?

– Да, что тут выяснять, доктор, что тут обследовать? – не сдавалась Мария Ивановна. – Уж не девочка… Возраст берёт своё…. А может, я всё же дома долечусь, а? Дома говорят и родные стены помогают.

– Не спешите, Мария Ивановна, с такими умозаключениями. В ваши семнадцать с половиной лет рано ещё записываться в старушки, – стал убеждать Магамединов больную.

Сарнацкая польщённо засмеялась.

– Нет, тут, думаю, не в возрасте дело, – стоял на своём Максим Викторович. – Я предполагаю, что у вас камушек двинулся. Давайте-ка мы с вами УЗИ почек сделаем, а там видно будет….

Магамединов убедил Сарнацкую, что ей ещё недельку нужно полежать в больнице, и вышел из палаты. Вернувшись к себе в кабинет, он позвонил в мастерскую:

– Николаич, это Магамединов говорит. Пришли мне человечка своего. Дело у меня к нему есть.

– Рыжов к тебе через полчаса поднимется. Устроит? – спросил начальник мастерской.

– Давай тогда уж лучше через час. А то у меня собрание.

– Как скажешь, шеф. Через час, так через час…

– Ну, всё тогда, Николаич, не хворай! Созвонимся ещё, – произнёс Максим Викторович и положил трубку.

Дверь кабинета задрожала от трёх сильных ударов. Так всегда, прежде чем войти, стучал Погодин Пётр Алексеевич.

– Входи, Погодин! И чего тебе, дурню, с утра от меня надо?

Пётр Алексеевич – завхоз терапевтического отделения, главный над подушками, одеялами, простынями и прочими материальными ценностями, без которых в больнице никак нельзя – закрыл за собой двери, плюхнулся на диван и включил электрочайник.

– Скажи мне, о великий завхоз, чем ты стучишь в двери: головой или ногами? – поинтересовался Магамединов.

Погодин улыбнулся ослепительной улыбкой, показав два золотых зуба:

– Что с вами, Максим Викторович? Мучают слуховые галлюцинации? Я, вообще-то, вошёл без стука.

Погодин взял в руки банку с растворимым кофе и насыпал, не жалея, две чайных ложки с горочкой в кружку Елены Степановны.

– А покрепче ничего нету? – шутливо спросил он.

Покрепче ему, ага. Магамединов знал, что даже «шутка эта» в форме шутки – и та может плохо закончиться. Пройденный вариант. Нет уж, батюшка, тебе только молоко можно, и то не закисшее.

– Петр Алексеевич, ты по делу или как? – сразу поменял тему заведующий терапевтическим отделением.

Пётр Алексеевич Погодин был такой же высокий, как и Магамединов, если не выше. Но в отличие от сильного и упитанного Максима Викторовича, он представлял собой скелет, обтянутый кожей: щёки впалые, длинный острый подбородок, синие круги под глазами, сильно выделяющиеся вперёд кости ключицы, пальцы не толще обычной шариковой ручки – типичный Кощей Бессмертный.

Погодин залил кипяток в кружку.

– Или как. Послушай, я придумал новую историю. Думаю, Стивен Кинг обзавидуется, – произнёс Погодин свою банальную фразу, которой всех в больнице уже достал. Стоит объяснить, что Пётр Алексеевич считал себя великим мастером жанра ужасов и, не стесняясь, говорил всем, что пишет книги-страшилки, после прочтения которых заснуть невозможно.

– О, великий и ужасный, – притворно взвыл Магамединов. – Снова ты выбрал в слушатели именно меня? И за что на этот раз мне такое счастье привалило?!

– Ты единственный, кто от меня ещё не убегает, – улыбнулся завхоз.

– Погоди, я включу диктофон, потом детям своим буду давать слушать на ночь… А то мои сказки в последнее время не пользуются у них популярностью, – произнёс Магамединов и открыл верхний ящик стола.