Джессика Смит Коултер - Прерванная жизнь (ЛП) Страница 20

Кроме того, что земля разверзнется, вероятно, будет еще и темно. Вздыхаю. Я не очень люблю темноту.

— Ты в порядке? — спрашивает Трэвис, садясь рядом со мной.

Пожимаю плечами.

— У меня странная боязнь темноты, — говорю легко, как будто психические срывы были нормальным явлением.

— Да, — смеется он и проводит руками по лицу. — Я думаю, мое удивление выглядит ужасно.

Несмотря на свое состояние, смеюсь.

— Так какой был сюрприз?

— Звезды, — говорит он, глядя вверх. — Ты всегда смотришь на них со своего заднего дворика, и, когда я увидел тебя на пляже сегодня, захотел, чтобы ты увидела их здесь, поскольку вокруг нет света.

Я смотрю на небо и вижу тысячи звезд, но знаю, что свет от гольф-кара заслоняет больше тысячи от нашего взгляда. Я хочу их видеть. Но больше всего я хочу не бояться своего похитителя, который своим существованием душит меня.

Борясь с внезапной тошнотой, я хватаюсь за руку Трэвиса, ощущая смелость, которой так не хватало мне несколько минут назад. Этот человек пришел в мой дом, когда услышал мои крики, и успокоил меня рассказом о маленьком мальчике и звездах.

— Покажи мне, — шепчу я.

Трэвис не усомнился в моей просьбе и не заставляет меня чувствовать себя неловко или глупо. Он просто помогает мне подняться, и вместе мы возвращаемся к гольф-кару. Я наблюдаю за тем, как он тянется к выключателю, чтобы погасить свет снова, и мои колени слабеют.

— Готова? — спрашивает Трэвис.

Моя грудь поднимается от резвого вдоха, и я напрягаюсь всем телом. Закрываю глаза, а затем киваю головой.

В течение нескольких секунд все становится черным, и страх возвращается обратно. Дыхание учащается, поэтому закрываю плотнее глаза, отчего слезы начинают просачиваться из уголков глаз. Но Трэвис сохраняет твердую хватку на моей руке, тянет меня обратно в безопасность.

— Посмотри наверх, — шепчет он мне на ухо.

После недолгих колебаний я это делаю.

И забываю, что мне страшно. Все еще держа руку Трэвиса, я отхожу от гольф-кара до тех пор, пока не оказываюсь в центре пустого аэропорта. Снова смотрю вверх на небо, и остатки тоски покидают мою грудь. Звезды и запах близлежащего океана окутывают меня, моя судьба уже не в моих руках.

Трэвис успокаивает страхи, успокаивает мою душу. А мне нравится чувствовать его руку в своей руке. Тепло, которое она приносит, конкурирует с холодной дрожью, бегущей по позвоночнику каждый раз, когда мы разделяем то же самое пространство. Я хочу чувствовать его руки, обнимающие меня, но знаю, что отчаяние быстро отступит и оставит меня похожей на сумасшедшую, которая на самом деле живет где-то внутри.

«Он уже видел сумасшедшее во мне, — напоминаю я себе, — и он не сбежал».

Так, может быть, есть надежда для нас, если он хочет, чтобы мы были вместе, или это я хочу, чтобы были «мы».

Но зачем думать о таких неконтролируемых мною пустяках?

Я решаю довериться ему и наслаждаться волшебством, которым он делится со мной. Итак, я медленно пододвигаюсь к нему, настолько близко, что наши плечи соприкасаются, и смотрю в небо, уверенная в том, что кто-то наблюдает за мной сверху.

— Это удивительно, — говорю я, наконец, нарушая тишину между нами.

— Я знал, что тебе понравится, — говорит Трэвис.

Он сгибает колени, опускаясь на асфальт под нашими ногами, и тянет меня за собой. Оказавшись на земле, он ложится на спину. Я следую его примеру и, подложив под голову руки, смотрю на небо.

— Так, Казанова, — начинаю я, — называй звезды, на которые я смотрю.

— Это просто, принцесса, — говорит он.

Я чувствую, что Трэвис улыбается мне, поэтому усмехаюсь ему в ответ над глупым уменьшительным прозвищем для меня.

— Вот это Полярная звезда, — говорит он, указывая на небо, но не прилагая особых усилий, чтобы указать на конкретную звезду.

— О, да? — спрашиваю я, глядя на него, а не на небо. — Ты уверен?

— Абсолютно, — говорит Трэвис, оглядываясь на меня, все еще указывая в небо, но теперь в другом направлении, нежели изначально.

Мои губы растягиваются в широкую улыбку от радости того, как легко проходит вечер. Довольствуюсь этим, хотя мой страх темноты обязательно вернется, на некоторое время я смогла его затолкать поглубже. Может быть, он будет очень хорошо скрыт, что я едва его замечу.

— Покажи мне еще одну.

— Да, ладно, — соглашается Трэвис. Он снова смотрит на небо, видимо, пытаясь вспомнить название еще одной звезды. — Вон там, — говорит он, указывая в другом направлении, — где начинается Большая Медведица…

— Нет, — прерываю его, вдруг погружаясь в воспоминания о папе, показывающем мне, где созвездия.

Делаю глубокий вдох и сжимаю губы в тонкую линию. Воспоминания такие ясные, что вижу, будто это я, маленькая девочка, там с папой.

Мы были на заднем дворе — маленьком открытом дворе Деды перед самым лесом. Моя голова покоилась на руке отца, в то время как он свободной рукой указывал на звезды. Своей романтикой и наблюдением за звездами он завоевал маму. Запахи окружающих деревьев и земли, в которой работал папа, смешались с моим любимым одеколоном, затронув мои чувства.

Я вдыхаю глубоко, желая, чтобы воспоминания продлились дольше.

Мое сердце делает сальто в груди, я хватаю руку Трэвиса и направляю ее до тех пор, пока не указываю на Большую Медведицу.

— Вот она, — шепчу я, не понимая, насколько мы близки. Я продолжаю направлять его руку, пока она не достигает Полярной звезды. — А вот Полярная, — моя улыбка такая широкая, что мои начинают болеть щеки.

— Ладно, Казанова, — повторяет он мои слова, повернувшись ко мне. — Что там еще есть?

Что еще? Это хороший вопрос.

— Геркулес, — отвечаю я, и вижу белые зубы Трэвиса, когда он улыбается. — Не ты, — Трэвис напоминает мне Тора, а не Геркулеса. — Я знаю, где Геркулес, — уточняю я.

— Покажи мне, — шепчет он мне на ухо.

Я отстраняюсь, понимая, насколько близки наши тела друг к другу.

Откашливаюсь, надеясь, что это также очистит разум, но этого не происходит. Уже не способная мыслить, моя голова как в тумане, причиной чего являются Трэвис, его очарование и электричество, проносящееся между нашими телами. Не знаю, как сюда попала, но знаю, что не могу остаться.

— В другой раз, — я прерываю наше изучение звезд, вставая со своего места.

Чувствуя озноб, обхватываю себя руками, дрожа и пытаясь собрать свои рассеянные мысли. Надеюсь, что еще будет время и я буду готова побороть страх. Моя душа распадается на осколки, когда мы забираемся в гольф-кар, и я уже тоскую по той удовлетворенности, которую ощутила на заброшенной летной полосе, так как она угасает на обратном пути домой.

Здесь темно, так темно, что я не вижу ничего, кроме черноты перед собой. Мои опухшие глаза не могут к ней приспособиться, не могу видеть то, что меня окружает… Холод охватывает мое тело, пока я дрожу и мечтаю получить тепло от моего камина.

Я скучаю по Деду и безопасности дома, который мы делим с ним. Но больше всего мне не хватает домашнего тепла, и речь не только о камине, но и о моей семье, которая жила там со мной или до меня. Мама и папа ушли, и их отсутствие делает мое сердце хрупким, в нашем доме не хватает смеха мамы.

Резкого холода от оков на моих запястьях и лодыжках, ран, которые эти фиксаторы оставили, больше не существует. Да и как иначе, когда суровый холод внутри меня намного сильнее, чем какие-либо ограничения?

Я умру здесь. Я в этом уверена. Мое желание выжить и вернуться к Деду, чтобы он не был одинок, не может быть вечным. Не тогда, когда бездушное предчувствие становится желанным другом.

Я лихорадочно открываю глаза, дрожу, холодный пот стекает по телу. Сажусь на кровати и пытаюсь отдышаться.

«Это был всего лишь сон», — напоминаю себе я. — «Просто еще один плохой сон».

Память о нем быстро исчезает, и я пытаюсь удержаться за оставшиеся фрагменты, прежде чем он полностью исчезнет. Но все, что я помню, — темнота и отчаяние. Хмурюсь, не желая поддаваться безрассудной мечте.

Я была связана — это то, что мне известно. И было темно — нет никакой новой информации. Но вместе со страхом было еще кое-что.

Как только перестаю дрожать, я закутываюсь в одеяло и жду восхода солнца на заднем дворе.

Держа горячую чашку крепкого кофе в руках, открываю дверь во внутренний дворик и опускаюсь в мое любимое кресло. Я держу одеяло обернутым вокруг тела и, пока в моих руках чашка кофе, позволяю теплу от нее согреть меня. Смотря вперед, подношу чашку близко к лицу и вдыхаю тепло и манящий аромат свежего кофе.

Вдалеке Трэвис и Лилу уже играют на пляже. Подобно ползучему растению, я встаю, смотря, как Трэвис бросает большой камень в воду, и Лилу охотно пробирается через волны и ныряет, чтобы достать его. Когда Лилу всплывет, она плывет к берегу, где стряхивает остатки воды на Трэвиса, который, смеясь, запрокидывает голову. Они выглядят такими беззаботными.