Чарльз Вильямс - Девушка с холмов Страница 20

Когда она вошла, я оторопел. Не знаю, было ли дело в ее новой одежде или в новом выражении ее глаз, но Анджелина казалась совсем иной.

Коричневый полотняный костюм ей очень шел. Так же как и тонкая желтая блузка. На ногах ее красовались очень тонкие нейлоновые чулки и белые туфли на шпильках.

Она выглядела как девушка из колледжа, за исключением, пожалуй, волос. Она туго собрала их в «хвост» на затылке, и не верилось, что у нее длинные волосы. Все же не понимаю, зачем женщины стригутся?

Она повернулась на каблуках, склонив голову, чтобы я мог как следует ее оценить. В ее миндалевидных глазах сияла дразнящая улыбка.

— Ну и как я выгляжу?

— Великолепно!

— А как тебе нравятся мои чулки?

— Блеск. У тебя такие красивые ноги!

— Спасибо. Знаешь, Боб, — продолжала она, — ты милый, но почему к тебе так трудно подступиться?

— Я антисоциальный человек. Давай идем. Ты не забыла, нам надо к мировому судье!

— Ты еще не передумал?

— Что значит — не передумал? Я никогда этого не хотел.

— Ну, спасибо. Если я вызываю у тебя такое отвращение, почему ты настаиваешь?

Кажется, мы начинаем все снова, устало подумал я.

— Идем, ради Христа! Идем поженимся! Она посмотрела на меня неприязненно и повернулась к двери:

— Хорошо, я уступаю. Никогда, наверное, не пойму тебя. Чуть скажешь что-нибудь хорошее, как тут же, на одном дыхании, говоришь гадости!

Еще не пробило трех часов, и улицы были опалены послеполуденным солнцем. Мы медленно шли к зданию суда, и Анджелина то и дело выгибала шею, заглядываясь на свое отражение в витринах. Она никак не могла привыкнуть к своему новому облику.

В офисе мирового судьи было жарко и не очень чисто. Он что-то долго бормотал сквозь небрежно подстриженные усы, коричневые от табака, при двух свидетелях, приглашенных нами с улицы. Когда процедура закончилась, я вручил судье конверт с десятью долларами и мы вышли на улицу. На ступеньках крыльца, в тени здания, я медленно начал сознавать, что больше не холост. Я был женат. Я рассмеялся, и Анджелина взглянула на меня удивленно:

— Что тебя так рассмешило?

— Я просто вспомнил одну смешную историю. Вот и все. Были два ирландца. Одного звали Пат, а как звали другого, я забыл. Кажется Моррис.

— А ты понимаешь, что мы женаты? — прервала она меня.

— Знаешь, нет. Я как-то не подумал об этом.

— Мне кажется иногда, что ты просто сумасшедший!

— Ну и куда мы отсюда? — спросил я. Она посмотрела на меня озадаченно. Никто из нас не представлял, что делать после церемонии. Все это было нам как бы навязано, и мы торопились пройти через формальности, по крайней мере я. Теперь же, когда все позади и женитьба — свершившийся факт, мы испытывали чувство пустоты. Теперь некуда было торопиться.

— Я думаю, что мы уже пришли, — проговорила Анджелина взволнованно. Она смотрела на улицу.

— Наверное, да. Ты вернешься домой?

— Нет.

— Ну, ты теперь сама себе хозяйка.

— Да, я знаю.

Мы помолчали с минуту. Потом она спросила:

— А ты куда поедешь?

— Думаю, что в Новый Орлеан. Но эта идея уже потеряла для меня свою привлекательность. Я не мог вызвать у себя по этому поводу прежнего энтузиазма.

— Я хочу поехать сегодня вечером. А ты можешь остаться в гостинице. Я только заберу свои вещи и уеду.

Она покачала головой, все еще не глядя на меня:

— Нет. Это твоя комната, и я не хочу быть тебе обязанной. Я уже и так слишком много тебе должна. — Она показала на полотняный жакет.

— Ты мне ничего не должна.

— Нет, должна. Я бы рада обещать тебе вернуть долг, но не знаю, смогу ли когда-нибудь.

«В ней есть какая-то упрямая честность», — подумал я. Мы постояли в некотором замешательстве еще какое-то время. Затем она обернулась ко мне:

— Ну, спасибо за все. Прощай.

— Прощай, — беспечно ответил я.

Она медленно спустилась по ступеням на тротуар, постояла несколько мгновений, будто решая, в какую сторону повернуть, и затем уверенно пошла по улице.

Я смотрел ей вслед, чувствуя себя почему-то ужасно. О, эта прямая спина, эти упругие, прекрасные линии ее ног, эта гордо поднятая голова!

Анджелина, бесспорно, очаровательная девушка, такая гордая и упрямая и, может быть, более одинокая, чем кто-либо на свете. И у нее, возможно, осталось всего около двадцати долларов. Конечно, она ни за что не вернется домой, хотя не знает, как заработать себе на жизнь. И существует только один-единственный путь, на который она может вступить. И при этом она была слишком твердой, чтобы заплакать.

Ну, подумал я, меня это не касается. Не открывать же мне женскую школу. Она сама впуталась в эту историю, пусть сама и беспокоится. Но беспокоилась ли она?

Что с Ли? Да, что с Ли? В такую историю попадают двое. Если бы она не захотела, он один, вероятно, не влип бы так. Да, после всего пережитого у нее очень много претензий к Ли, не так ли?

К чему все это морализирование, прервал я себя. Какая разница? Если в такой неприятности никто не виноват, то что же мне беспокоиться? Ведь для меня она никто, так почему я должен волноваться? Пусть идет.

Я догнал Анджелину посреди следующего квартала.

— Подожди минутку, Анджелина. — Я взял ее за руку. — Ты не можешь уйти одна. Давай вернемся в гостиницу и все обсудим.

Глава 14

Анджелина не сбросила мою руку, а просто остановилась и холодно посмотрела на меня.

— Зачем?

— Откуда я, черт побери, знаю? Конечно, это неразумно, но я просто не могу отпустить тебя так. Что с тобой будет?

— А какое тебе дело?

— Не знаю. Сам в толк не возьму. Но она пошла со мной, не сказав больше ни слова. Мы промолчали весь путь до отеля. Войдя в номер, она села у окна и выглянула наружу.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

— Честно говоря, я ничего еще не придумал. Мы вместе попробуем принять какое-нибудь решение. Единственное, что я знаю, — я не могу оставить тебя так: без средств, без всего. Куда ты пойдешь без денег?

— Мне не нужны твои деньги. Я сел и закурил сигарету:

— Мне наплевать на то, что тебе нужно или не нужно. Факт, что я не могу оставить тебя скитаться одну.

Она не ответила. Только раздраженно пожала плечами, продолжая смотреть в окно. Черт побери эту упрямую девчонку! Ну почему мы не можем не ссориться?

— Послушай, ты была когда-нибудь в Галвестоне? Может быть, нам съездить туда на недельку и пожить в гостинице" на берегу? Мы могли бы отдохнуть и решить дальнейшее. Смотришь, и придумаем, что делать с тобой. А может быть, ты передумаешь и вернешься домой?

Она обернулась. Взгляд ее стал несколько дружелюбнее.

— Я никогда не была в Галвестоне, но мне всегда хотелось увидеть океан. Я даже мечтала об этом. Но я заранее тебе говорю, пытаться уговорить меня вернуться домой — зря терять время. Я не вернусь.

— Точно?

— Я скорее умру.

— Ну хорошо. Что же ты собираешься делать? Ты явно не захочешь жить со мной притом, как мы ссоримся.

— У меня нет никаких планов. Я даже не собиралась выходить за тебя замуж. Это ведь была твоя идея, не так ли?

— Послушай, сестренка. Если ты думаешь, что я мечтал о тебе в своих одиноких грезах все эти годы, то позволь мне прямо сказать тебе, что это не так. Ты знаешь, почему мы поженились, и давай оставим это.

— Ты все время будешь напоминать мне об этом, да?

— Нет, не обязательно. Но мне кажется, мы постоянно будем ссориться, пока находимся в одном штате. Почему мы не можем ладить, черт побери? Кто в этом виноват — ты или я? А как с другими людьми? Ты с ними тоже ссорилась? Ты ссорилась с Ли?

— Конечно нет. Он славный и знает, как обращаться с девушками.

— Ну, значит, дело во мне. Я сел рядом с ней на кровать. Она повернулась ко мне, вопросительно подняв брови.

— Ну ладно. Скажи, что во мне не так? Почему мы начинаем ругаться сразу, как только оказываемся один на один?

— Хорошо. Я скажу тебе. Ты все время нарываешься на неприятности. Ты большой и сильный, по крайней мере внешне, и в тебе много сарказма. Ты никогда не стараешься относиться к людям по-дружески и не хочешь, чтобы люди относились к тебе так же. Ты просто хочешь, чтобы тебя оставили в покое, и начинаешь воевать, если кто-то не делает этого. Сегодня ты впервые попытался быть милым, но это продолжалось не более часа. Ты умеешь говорить девушке приятные вещи, если хочешь. Но беда в том, что ты не хочешь. Ты все время делаешь мне гадкие замечания и несешь какую-то бессмыслицу. Пытаешься дать понять, что я — маленькая сучка. А мне безразлично, что ты обо мне думаешь. И кроме того, у тебя нет никакого права судить. Вот так. Ты удовлетворен?

— Да, это, пожалуй, ответ на мой вопрос.

— Ты упрям. По-твоему, ты единственный, кто может быть прав. И ты слишком крутой, чтобы ладить с кем бы то ни было. Тебе безразлично, что думают люди. И ты можешь говорить вещи, которые причиняют другим боль, только потому, что считаешь правильным говорить такое.