Клювы - Максим Ахмадович Кабир Страница 20

Отгоняя тревогу и внезапно нахлынувшее чувство одиночества, парень попятился от трюма. Достаточно на сегодня, а завтра он возвратится и запасется сувенирами.

Всерьез опасаясь последствий своей задержки внизу, он заторопился к трапу. Очутился уровнем выше, поискал взором выход. Корабль хрипел разболтанными суставами. За оконцем маски плясали илистые нити. Вода желтела. В конце коридора стояли люди.

«Так вот оно какое, глубинное опьянение», – подумал Сергей хмуро.

И начал яростно отгребать к скважине меж арочными сводами. Оглянулся, желая удостовериться, что мираж исчез.

Луч уперся в оскаленный череп. В оскаленные черепа.

Трупы. Не меньше дюжины. Мертвый экипаж в лохмотьях.

Сергей успел подобрать объяснение: тела забило течением в коридорную кишку. В этот момент стоявший впереди моряк поднял голову и посмотрел прямо на аквалангиста.

Его лицо, голый череп в трепыхающихся волокнах мышц, плотоядно ухмыльнулось. Отворилась челюсть. Темные глазницы замерцали двумя огоньками. Такие же красные точки парами зажглись рядом.

И мертвецы побрели по палубе, неуклюже, как водолазы позапрошлого века. Клочья плоти и лоскуты военной формы волочились за ними. Скрюченные пальцы нацелились на Сергея.

Парень прикусил мундштук. Вдохнул судорожно, и его увлекло к потолку. Спина выгнулась дугой. Аппарат стукнулся о металл. Барахтаясь, Сергей устремился вверх, а мертвецы поползли за ним в облачке гнилостной органики.

Омары разбегались из клюзов, стены норовили полоснуть раковинами.

Сергей убеждал себя, что жуткий экипаж толкают водные массы. Что нужно остановиться и перестать паниковать, и скелеты спланируют в свою могилу.

Они всплыли, цепляясь за края прорехи. Он почти слышал, как клацают зубы. Мертвецы карабкались из шахты, и глаза их алчно сияли.

Сергей метался по кубрику. В затылке болезненно ныло. Давило на барабанные перепонки. Гудело в евстахиевых трубах.

Он помнил из фильмов Кусто, что рыбы и морские звезды съедают утопленников, а остальное быстро подтачивает вода. Но чудовища маячили в десяти метрах от него: крепкие кости в тряпье измочаленного мяса. Жгучая ненависть на уродливых физиономиях.

Маневрируя, Сергей кинулся к дыре в корпусе судна. За ней простирался донный ландшафт. Мелькнул косяк рыбок с яркими плавниками.

Вон, вон из этого ледяного ада! Прочь от навязчивой галлюцинации…

Аквалангист вырвался наружу. И буксир ожил. Стальные лебедки ринулись к крошечной фигурке, схватили щупальцами и потащили обратно. К мертвым мордам, усмехающимся в проломе. К когтистым лапам. Корабль захлопнул пасть, отсекая поток пузырьков.

…Таня брыкалась и хрипела на гостиничных простынях. Спящий, тонущий в кошмаре Сергей душил ее – выпученные глаза отразились в стекле маски. Дверь сотрясалась от ударов.

– Что там у вас происходит?

Зомби повторно издох. Сергей головой разбил иллюминатор и вынырнул из корабля.

Шымкент…

Бабушка говорила Кымбат, что после шести недель станет легче. Но миновало четыре месяца, а концерты крошечного Данияра сделались все громче и продолжительнее.

Колики, говорила бабушка.

Книги утверждали, что младенцы спят две трети суток. Данияр бодрствовал больше времени. Кымбат вскакивала среди ночи, чтобы качать колыбель. Она осунулась и похудела, сгинули прибавленные за месяцы беременности килограммы. Злость набухала в материнском сердце. Нехорошая, горькая злость. Под утро она вопила на сына (и на отца Данияра, который пропал, узнав о пополнении). А потом рыдала, свернувшись клубочком.

Она решила игнорировать крики малыша. Вдруг, увидев, что мать не бежит по первому зову, он постепенно прекратит истерики?

Но надолго Кымбат не хватило.

«Засранец!»

Она швырнула подушку о стену. Достала раскрасневшегося ребенка из колыбели и отнесла в кровать.

Интернет-форумы пугали мамаш судорогами, конвульсиями, эпилептическими припадками, детскими смертями.

– Ну что же ты не замолчишь?

Малыш водил в воздухе кулачками, разевал рот. Разглядывая его трепыхающийся язык, Кымбат подумала о птенцах, требующих пищи.

«Накопать бы дождевых червей и скормить ему», – размышляла молодая женщина.

Данияр вопил, срывая горло.

Кымбат рухнула на постель.

Бабушка запрещала класть Данияра в кровать: «Раздавишь, боже упаси, или застрянет между матрасом и боковиной».

Ребенок истошно орал.

– Прошу тебя… – прошептала Кымбат.

Крик отдалялся, словно кто-то прикручивал звук на пульте управления.

Женщина уснула. Покинула кровать и зашагала на кухню. Там она выбрала самый острый нож для овощей.

Ей снилось, что Данияр вырос и они вдвоем гуляют по парку Абая, лакомятся сладкой ватой. Молоко сочилось из грудей, когда она – наяву – уперлась коленом в матрас и занесла нож.

Данияр смотрел на нее голубыми, доставшимися от папы, глазами. Он уже не плакал: пока Кымбат искала на кухне оружие, ребенок забылся глубоким сном. Но веки его были подняты, зрачки расширены. Розовый язычок шевелился во рту.

Спящие, как она сама, не заботили Кымбат. Потеряв к младенцу интерес, она вышла в коридор, щелкнула замком и пошлепала босыми пятками по бетону.

Вроцлав…

Старушка колдовала на кухне.

Одна столовая ложка кипрея, подорожник, цветки бузины, измельченные листья душистой каллизии (она же домашний женьшень), залить стаканом воды. Настаивать два часа, кипятить на водной бане, процедить.

Лучшее средство от бессонницы.

Старушка выпила отвар мелкими глотками.

За стеной храпел ее муж, над кроватью пылились скрещенные сабли.

Гюмри…

«Вседержитель, Слово Отчее, Иисусе Христе! Будучи Сам совершенным, по великому милосердию Твоему никогда не покидай меня, рабыню Твою, но всегда во мне пребывай».

Монахиня нахмурилась, прерывая молитву. Разбухший лунный кругляш полыхал в окне. Казалось, что она молится луне, а не Господу. Монахиня встала с колен и задернула шторы. Так-то лучше.

«Иисусе, добрый Пастырь Твоих овец, не предай меня мятежу змия и на волю сатаны не оставь меня, ибо семя погибели есть во мне. Царь Святой Иисусе Христе, сохрани меня во время сна немеркнущим светом, Духом Твоим Святым, которым Ты освятил Твоих учеников. Дай, Господи, и мне, недостойной рабыне Твоей, спасение на ложе моем».

За тканью занавесок проступал серебрящийся диск.

«И подними меня в надлежащее время на прославление Тебя. Аминь».

Монахиня уснула. Нашла колун во дворе и двинулась к настоятелю.

Санкт-Петербург…

Саша Юзефович гордо именовал себя онейронавтом, дрим-эксплорером (выдуманный им термин).

В арендованных кофейнях он преподавал хипстерам высшую из наук: науку осознавать свои ночные (люцидные) грезы и пользоваться дарами Морфея.

– Да, да, – вещал он, – сны – это дары, растрачиваемые обывателями впустую. Вы спрашиваете, как вам изменить свою жизнь? Ответы давно тут. – Саша касался пальцем переносицы. – Зарубите на носу. Подсознание – ваш мудрый друг. Доверьтесь ему! Оно моделирует будущее через метафоры, через символы. Все мы смотрим сериалы…

Публика утвердительно кивала.

– «Во все тяжкие», «Игра престолов», «Настоящий детектив». Мы восторгаемся талантом сценариста. Но наше подсознание – вот гениальнейший сценарист. Пять сновидений за ночь – это пять эпизодов увлекательного сериала, а мы запоминаем от силы один. И не умеем извлекать пользу из увиденного. Я научу вас запоминать, понимать и расшифровывать лучшие серии дрим-шоу.

Заинтригованные хипстеры аплодировали.

Он чертил на доске схему. Момент перехода между сном и явью, гипнопомическая стадия, порубежье, где онейронавт способен влиять на грезы.

– Главное – по-зи-тив!

Самому Юзефовичу снилось черт-те что: крысы, снующие по телу, под одеждой, в волосах.

– Ночные кошмары, – пояснял он, – это признак сбоя. Найдите