Клювы - Максим Ахмадович Кабир Страница 21

Крысы везде. Жирные липкие грызуны с непомерно длинными зубами.

– Не пытайтесь проснуться на пике кошмара! Посмотрите страху в глаза. Страх – просто образ, астральная весть, за ней кроится причина.

Крысы заползали в трусы, толстые лысые хвосты скользили по гениталиям.

Юзефович бился, как выброшенная из воды рыба, на темно-зеленых простынях (темно-зеленый цвет способствует засыпанию).

Во сне крысы тащили смердящие тушки по его лицу. Лезли в рот, мордами раздвигали губы.

Мир разумной энергии, пропагандой которого он зарабатывал, обернулся пиршеством паразитов.

– По! Зи! Тив!

Спящий онейронавт рыдал, вколачивая подсвечник в висок своей матери.

Шри-Джаяварденепура-Котте…

Обнаженный мужчина, мускулистый татуированный гигант, лежал лицом вниз на кушетке. Ароматические свечи наполняли комнату запахом сандала и иланг-иланга. В нише щурился бронзовый Будда. Звенели колокольчики, вкрапляясь в умиротворяющую мелодию.

Кожа мужчины блестела от масел.

«Какая попка!» – Самадхи закусила губу.

Ее ловкие пальцы скользили по колоннам выбритых мужских ног, перебирали, мяли. Игривый взгляд то и дело устремлялся к поджарым ягодицам клиента, к виднеющейся в ущелье мошонке.

Центр голени. Внешний край большеберцовой кости, чтобы снять раздражительность.

Самадхи представила, как гигант подходит к ней сзади, наклоняет, вставляет свой прекрасный член в истосковавшееся по ласке естество.

На спине клиента искусно наколотый самурай замахивался мечом, угрожая плачущей девушке.

«Я бы не сопротивлялась…» – подумала Самадхи мечтательно.

Добавила еще масла.

Голеностопный сустав. Пятки гладкие, словно у ребенка. Пальцы ног, потянуть, надавить. Гормональная регуляция организма зависит от нажатия нескольких точек. Поработаем-ка на границе тыльной и подошвенной поверхности стопы. Не забудем про лодыжку, ахиллово сухожилие.

Клиент сопел, убаюканный массажем и музыкой.

Самадхи потрудилась над икроножной мышцей. Теперь подлечим почки – меридианы здесь и здесь. И кончик мизинца от эмоционального напряжения.

Массажистка вздохнула, снова глянув на сплюснутую мошонку в просвете между ягодицами.

Оставила клиента и вышла в смежное помещение. Открыла кран, сунула руки под теплую струю.

Она думала о тяжелых пряно пахнущих тестикулах, когда спящий клиент подошел со спины, будто влекомый мощнейшей эрекцией, и пятикилограммовый Будда размозжил череп Самадхи, поставив крест на потаенных желаниях и фантазиях.

Развязка «Гданьск – Южный»…

– Проснись! – сказал Аркадиуш очумело. – Проснись! Ты погляди, что он творит!

Аркадиуш десять лет гонял по Европе грузы и повидал всякого, безумцев разной степени вменяемости. Но это было, как говорила его жена, «что-то с чем-то». Рука, сжимающая мобильник, потела, камера целилась сквозь лобовое стекло голландского тягача, фиксируя спектакль, развернувшийся прямо на трассе. Человек в форме грузчика размахивал кайлом, а водители, выскочившие из своих машин, то шарахались в стороны, то подступали, намереваясь отобрать импровизированное оружие. Несколько человек были ранены. Кровь измарала одежды. Психопат зачерпывал воздух кайлом и сохранял полное равнодушие к собственному поведению. Автомобили перекрыли проезд, позади сигналили, где-то кричала женщина.

– Проснись, придурок! – рявкнул Аркадиуш. – Тут такое!..

Напарник наконец-то шевельнулся в спальнике. Сел за спиной Аркадиуша. Взял монтировку и шепнул в затылок товарища:

– Птенцы проголодались…

Оглянуться Аркадиуш не успел.

Небо над Словакией…

Днем с высоты птичьего полета пейзаж напоминал стеганое одеяло, сшитое из бежевых, серых и светло-зеленых лоскутьев-полей и изумрудных озер, пронизанное нитями дорог, утыканное миниатюрными перышками-тополями.

Но ночью это было черное полотно, и пассажирский самолет расцвел багровым бутоном в десяти километрах от Братиславы. Стюардесса, пытавшаяся остановить спящих пассажиров, перед смертью подумала о фильмах про зомби.

Самолет стал первым из десятков, рухнувших в ту ночь.

Корней застонал, перекинулся на спину, подтягивая к подбородку плед. Посторонний звук вторгся в нефтяную черноту забытья и грубо вытащил сознание на поверхность.

Корней раздраженно почесал скулу, заморгал.

Часы показывали три сорок.

«Да вы издеваетесь!»

Телефон продолжал пиликать. Кому приспичило названивать в такое время?

Корней свесился с кровати, нащупал пуповину, связующую мобильник и розетку, отсоединил вибрирующий пластик от провода.

«Оксана?»

Он сел в постели.

У соседей что-то грохнуло об пол.

– Да? Алло.

Оксана смеялась.

Брови Корнея поползли на лоб. Он встал, клацнул выключателем. Люстра зажглась под потолком.

– Я знаю, что сейчас поздно.

Это не смех, он спутал. Это слезы.

– Ты плачешь? Что стряслось?

Сонливость пропала бесследно.

– Я не знаю, кому звонить. Кое-что случилось. Мне страшно.

Корней подумал о ее бывшем. Аккуратисте с обсессивно-компульсивным расстройством. Он что, приехал в Чехию за Оксаной?

– Ты в порядке?

– Нет. Василиса, моя соседка, напала на меня.

– Как – напала?

Заглушая ответ, за стеной завопила девушка. Долгий тоскливый крик на одной ноте. По коже Корнея засновали мурашки. Он вперился взглядом в узор обоев. Крик прервался резко, точно звук вырубили нажатием кнопки.

– Прости… повтори… соседка?

– Она сошла с ума. Она как фурия.

– Вы поссорились?

– Да нет же! – Оксана всхлипнула. – Я сидела в Интернете… не могла уснуть… а Василиса уже спала. И вдруг поднялась с кровати и набросилась на меня. Без всяких причин.

– Что она говорила?

– Ничего! Она просто ударила меня. Хотела задушить.

– Так… – Корней сунул ногу в штанину джинсов.

– Боженька, мне страшно, – зашептала Оксана, – она снаружи. Чем-то царапает по двери!

– Снаружи чего?

– Я заперлась в ванной. Она билась о дверь головой. И теперь просто стоит там и тяжело дышит. Как же мне страшно, Корней!

– Ты вызвала полицию?

– Номер занят.

– Номер полиции? – переспросил он. – Сто пятьдесят восемь?

– Да, короткие гудки.

– Чушь какая-то.

Корней снял с вешалки рубашку.

– Я звонила раз десять. Это, наверное, из-за тех беспорядков.

– Из-за чего?

– Что-то происходит. Будто война началась. По всей Европе. И в Украине тоже, мне писали друзья из Харькова. Массовые убийства…

От информации мозг плавился.

– Корней, она снова царапается в дверь!

– Я выхожу из дому. Буду у тебя через десять минут.

– Подъездный код – один, два, три, четыре. Первый этаж, вторая квартира.

– Хорошо. Жди.

Корней зашнуровался и выскользнул из квартиры.

Что она подразумевала, говоря о войне? Это какой-то розыгрыш, не иначе.

Он отринул лезущие в голову картинки: черные флаги «Исламского государства», смертники, увешанные тротилом…

На лестнице кто-то стоял.

Корней замер – фантазия пририсовала человеку бороду и тюрбан. Но он напряг зрение, и примерещившийся боевик оказался всего-навсего соседом.

– Дядь Жень? Вы чего не спите?

Сосед пожал плечами. Поднял руку: в кулаке был зажат кухонный нож.

Опережая вопросы, дядя Женя прыгнул, перемахнул через перила, как заправский паркурщик. Корней отшатнулся к стене.

Сосед приземлился на площадку. С мерзким хрустом сломалась его нога. Осколок кости натянул кожу над щиколоткой. Банный халат распахнулся.

Корней потерял дар речи.

Дядя Женя извивался в трех метрах от него. Но не кричал – похоже, он вообще не чувствовал боли. Отекшее восковое лицо сохраняло убийственное спокойствие. Расширившиеся до предела зрачки шарили по Корнею.

«Как так?»

Хотелось вернуться в квартиру и запереться на ключ. Но вместо этого Корней заставил себя идти. Прислонившись к стене, он протискивался мимо соседа.

Дядя Женя выпростал к нему руку. И быстро-быстро застучал ножом по бетону. Лезвие цокало – звук отдался тошнотворным эхом в кишках.

– Я позвоню в скорую.

Эти напутственные слова словно щелкнули тумблером, и память выдала картинку: Сектант, калечащий себя.

А затем: Оксана, нависшая над диваном. Расширившиеся зрачки.

«Лунатизм!» – осенило Корнея. Пускай это ничего не