Ингер Фриманссон - Крысоловка Страница 21

– Буду пить из нее и вспоминать тебя. Так что мы сможем думать друг о друге.

Тоска у Анние прошла. Вот и хорошо. Останки ее пропавшей коллеги Верит Асарсон наконец-то нашли. Той, что исчезла несколько лет назад. Анние тяготила неопределенность, но теперь все разъяснилось. Вероятно, Верит вышла на тонкий лед Мэлар за Хессельбю. Утонула. И только спустя годы ее вынесло на берег. Или то, что от нее осталось. Теперь есть могила, которую можно навестить. Конец истории.

Иногда Анние пыталась поговорить о Титусе.

Ведь они виделись каждый день, были компаньонами. Роза и слышать ничего не хотела.

– Если ты упомянешь его имя, дружбе нашей конец.

– Всё настолько серьезно?

– Да. Настолько.

Прочитала несколько страниц. Ни одной ошибки. Неужели правда? Надо перечитать. И тут же наткнулась на опечатку. С яростью исправила. Вставила запятую, еще одну. И где были ее глаза? Поднесла очки к свету. Грязные. Пошла в ванную комнату, вымыла.

Заглянула на кухню. Люк в подвал закрыт. Домотканый коврик лежит ровно. Она часто мыла его жаркими летними днями. Спускалась к озеру и скребла, выбивала, полоскала. Как в старину. Оставляла просохнуть на солнце. Аромат мыла, чистоты.

Когда они с Томасом въехали в этот дом, то и не подозревали о подполе. До тех пор, пока одним чудесным теплым днем она не затеяла генеральную уборку по случаю наступления весны. Тогда-то и наткнулась на люк с кольцом, но не придала ему значения. Она все еще оправлялась после катастрофы, и ее мало что заботило. Когда скатывала коврик, Томас сидел на диване. Заинтересовавшись, подался вперед:

– Ты глянь! Что это там за фигня?

– Похоже на люк.

Он спрыгнул с дивана, ухватился за кольцо. Они на пару приподняли крышку, поставили на подпорку, чтобы не упала. В нос ударил запах сырости. В темноту вела лестница. Томас достал фонарик, массивный фонарь, без которого, как она успела понять, не обойтись в деревне. И полез вниз. В нем пробудилось ребячество, энтузиазм, какого она давно не замечала. Свет от фонарика метался внизу.

– Нашел что-нибудь? – прокричала она.

– Не, пусто!

Почувствовала смутное облегчение.

– Что, совсем ничего?

Его голова вынырнула из люка.

– Там классно можно все обустроить, мам. Круто получится! Притерпеться к запаху, конечно, придется…

Она поморщилась.

– Да, запашок неслабый, – продолжал Томас. – Я приведу сюда приятелей, так что все поправим.

Он взрослел, ускользал от нее. Школа закончена, теперь он сам по себе.

– Делай что хочешь, – ответила она.

На всякий случай позвонила Класу Шредеру.

– Вы не против, если мой сын наведет порядок в подвале? Вряд ли это объект культурного наследия?

Клас Шредер сухо хохотнул в трубку. Она услышала звук двигателя, голос собеседника временами пропадал.

– Все нормально, – разобрала она. И разговор прервался.

Томас мечтал о музыкальной студии и вместе с друзьями обшил подпол звукоизоляцией. Они даже хотели прорыть отдельный вход, чтобы не спускаться через люк. Но до этого дело не дошло.

У одного из парней были связи в строительном бизнесе, он раздобыл плиты из минеральной ваты. Затем настало время энергичного стука и грохота. Они даже биотуалет приволокли. Правда, так и не разобрались с ним. Роза слышала, как ребята говорили, куда бы вывести вентилятор, но вскоре забыли про него. Она не знала, работает ли биотуалет. К тому же в подвале не было электричества. Когда они играли на инструментах, Томас опускал вниз удлинители.

– Неужели там необходим туалет? – протестовала Роза. – По-моему, это перебор. Почему бы вам не пользоваться туалетом наверху?

– Бывает, что музыкальное творчество оказывается творчеством кальным, – пошутил парень, что достал изоляционные панели. – И тогда невтерпеж.

Это был жизнерадостный и шумный парень, что так не вязалось с характером Томаса.

Она стряпала для них, пока они работали. Блины и запеканки с кашами. Пекла для них булки-рулетики, будто для школьников. На еду набрасывались с волчьим аппетитом.

Nameless. «Безымянные». Название получше для своей группы придумать они не сумели.

Томас играл на гитаре, а парень с минеральной ватой, Рогге, – на барабанах. Были и другие, но она их почти не помнила.

Изоляция оказалась превосходной. Когда они сидели в подполе и играли, до кухни доносились лишь слабы звуки, легкая вибрация, приглушенное постукивание. Однажды вечером ей разрешили спуститься в подвал, послушать. Вдоль стен парни расставили свечи и фонари, и сперва она испугалась, как бы не случился пожар. И текст, и музыку для песни сочинил Томас. Грубые слова, резкие строфы, которые задели ее за живое. Попыталась почувствовать гордость, но лишь расплакалась. Заметив это, мальчишки перестали играть.

– Это из-за воздуха, – объяснила она. – Наверняка дело в аллергии, я уверена.

Разумеется, они ей не поверили.

Не было ни гастролей, ни записи, о которых парни мечтали. Nameless так и остались безымянными. Что-то случилось. Группа распалась. А может, это она сама решила, а группа есть? Или ребятам надоело? А может, они потеряли веру в себя? Так ни разу и не посмела спросить.

С тех пор как Томас уехал, она спускалась в подвал считаные разы. Убедиться, что все там в порядке. Узкая кровать стояла заправленной – на случай, если внезапно вернется. Но вообще-то ему там не нравилось ночевать – слитком уж душно, объяснял сын.

Уезжая, он вытащил почти все вещи. Остался лишь стеллаж с книгами и нотами, несколько простых складных стульев да черный столик каленого стекла, которым он так гордился. В ИКЕА столик обошелся почти в две тысячи крон, сын заплатил за него накопленными деньгами. Из описания следовало, что обращаться со столиком нужно осторожно, и она беспокоилась за ребят с их резкими, размашистыми движениями. Но на стекле не осталось ни царапины.

В первый раз она спустилась в подвал, вооружившись тряпкой и полиролью. Взяла лежавшую на столе ручку, отметила, как много скопилось на столешнице пыли. Удивилась: откуда пыль? В закрытом-то помещении…

Прежде чем выбраться наверх, сняла крышку биотуалета. Слабо пахнуло химикалиями.

Она изредка поднимала крышку люка и держала открытой, чтобы проветрить. Но обычно люк прикрывал коврик.

Ингрид

Она медленно возвращалась. Из «нигде и никогда» в «здесь и сейчас».

Встала с кресла в гостиной у Розы. Понесла пустую чашку в кухню. Женщина по имени Роза выслушала ее. Все шло гладко. Миссия почти выполнена. Она отыскала дом, убедила Розу впустить ее, передала просьбу. И нужно было лишь заклеить в кровь стертую пятку. Роза собиралась дать ей пластырь. Потом она намеревалась уйти. Покинуть дом.

Навсегда. До свидания, Роза. Спасибо за ваше великодушие.

И вот, уже почти выйдя, вспомнила, что нужно вызвать такси. К Боргвикову хутору. Они наверняка знают, где, теперь у всех навигаторы. А в ожидании такси позвонить Титусу: Я сделала, как ты велел. Она хорошая. Вроде, пообещала тебя навестить.

Такая вот картина событий.

А дальше?

Способность двигаться постепенно возвращалась. Тело отчаянно ныло, во рту железный привкус.

Ноги. Согнула, прикоснулась к колену. Правой рукой. Левая еще не вполне слушалась, пусть восстановится. Коленка. Круглые ее коленки, обтянутые тканью. Летом как два пухлых загорелых холмика. Ему нравилось гладить их, обхватывать ладонями. Говорил, они подходят друг дружке: ее коленки и его ладони.

Сейчас ведь не лето? Холодно. Может, зима? Коленные чашечки, вроде бы, целы. Сначала показалось, что разбиты – такая сильная боль. Но, кажется, ничего страшного.

Ингрид продолжала обследование. Ниже, к голеням. У пятки какая-то припухлость. Хм. Натертый пузырь. Она приспустила носок. Хорошая боль. Понятная.

Прижалась задом к поверхности, на которой лежала. Там было холодно и влажно. Штаны у нее намокли. Описалась. Боже… Обмочила штаны. И шелковые трусики. Подарок Титуса. Вручил за завтраком крошечный пакетик. На Дроттинггатан есть магазин эксклюзивного белья. Он частенько что-нибудь там покупал. Такое чувство, что это было давным-давно. Вспомнила. Больница. Титус…

Нет, нужно взять себя в руки. Она с силой прикусила щеку.

Она лежит на полу? На полу, в шелковых трусиках. И в джинсах – мокрых, набрякших. Задрожала. Прижалась лопатками к земле. Одной, потом другой. Левая болела. Руку будто огнем опалило. Что-то с рукой, значит. Что же?

Снова все ускользает. Несчастный случай. Ну да. Вспомнила. Она сидела в такси, и случилась авария. Крик таксиста, грохот, она смотрит на автомобиль, мчащийся прямо на них. Вот и всё. Успевает даже подумать об этом. Да. Вот так все и произошло, наверное.

Ведь помнит же грохот, несущийся ей прямо в лицо.

Да, точно. Автомобильная авария.

Значит, она в больнице? Так и есть. Так должно быть. Вероятно, вкололи анестезию, и она спит. Ей ампутировали левую руку и не хотят говорить. Фантомные боли. Чтобы успокоить людей, нужно будет пошутить. Ничего, ничего же нет, не пугайтесь! Все равно я правша. Главное, кровь остановите. Крови во мне не так уж много. И медсестра, ее зовут Лена, с мягкой грустной улыбкой. Что-то говорит, поджав пухлые губы.