Сен Весто - ОТРАЖЕННЫЕ СУМЕРКИ. САГИ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей Страница 21

ДУУЗУ. Бог-пастух, Шумер. Разбивая в знак скорби кости, делая из них тонкий порошок и пуская по ветру – можем ли мы предполагать, что за гибелью всего воспоследует и юное его возвращение? Более свежее, более чистое, более легкое?

ЭНИГОНХАХЕТГЕА. Злой аспект разума, ирокезы. Если уж ставить вопрос в такой форме, я бы предпочел пускать по ветру чужие кости. Когда двое беспутных упрямых братьев создавали мир, каждый на свой вкус – один слишком летним, другой слишком зимним, – то каждый уверен был, что он сам себе и бодхисатва и дхарма. Создавая реки прямыми и леса приветливыми, как сумели бы мы – танцевать громко? Пусть я лучше буду неправым, но зато с хорошим скальпом на поясе…

Последние слова злого аспекта потонули в свисте и возгласах всеобщего одобрения. Боги заговорили разом, загомонили с просветленными лицами, кивая согласно в том ключе, что наконец-то в этих стенах было произнесено хоть что-то путное. Наверху дальше начали аплодировать. С томагавками на сгибах локтей, со своих мест величественно поднялась голая по пояс делегация богов от североамериканских индейцев, надменными лицами и высокомерно приподнятыми подбородками выражая одобрение услышанному.

ТУУРИ. Господь неба, карелы и эсты. Когда приносят в жертву хороших свиней и черных быков, это мне понятно. Тут я вижу чувство меры и желание сделать приятное. Такое начинание я не могу не приветствовать и не поддерживать. Но когда в жертву начинают приносить принципы эволюции – это я не знаю… Я даже затрудняюсь, как такое скотство назвать. Там что, неужели не видят, что эволюция – это не свинья?

– А что это? – доставая что-то кончиком спички между зубов, спросил Дьявол. – Если это не свинья, то тогда закономерно напрашивается вопрос: что это такое и куда катится этот мир?

– Не уверен, что до конца понимаю вашу мысль, – сухо отозвался Туури, – но если какая-то сторона общего замысла выглядит не очень удачной, то это еще не значит, что нужно пускать к вам весь остальной замысел.

– А что это значит, – снова спросил Дьявол, все так же не отнимая спички от губ. – Позвольте спросить, как совершенное может быть несовершенным на какую-то свою часть.

– Очень просто, – несколько ожесточенно ответил Туури, явно не собираясь сдаваться. – Если несовершенное задумано как часть совершенного, дабы несовершенством своим оттенять совершенное и подчеркивать его несомненные достоинства.

– Э-это уже софистика, – мирно отозвался Дьявол, вынимая наконец спичку, с явным удовлетворением прочищая горло и с разворотом закладывая согнутую ногу на скамью, чтобы было удобно сидеть. Сидеть, по всему, ему уже надоело. – Если совершенное нуждается в содействии несовершенного, дабы никто не усомнился в его, как вы выразились, несомненных достоинствах, то, боюсь, у мира серьезные проблемы с его общим замыслом.

– И что, теперь это обязательно означает, что его надо перепоручить вам? – Туури обратился к лучшему из разновидностей оружия всех побежденных – к нападению.

– Не знаю, что это означает, – ответил Дьявол. – Если бы это обязательно что-то означало и у эволюции было бы чуть больше здравого смысла, чем можно предполагать, мы бы не сидели сейчас тут, а занимались бы более продуктивными вещами, скажем, устраивали бы вечера чтения дхармы и предавались самоусовершенствованию.

ТУР. Вождь туранцев-кочевников, восточно-иранский сектор племен. У меня предложение, может, поговорим потом? Я поддерживаю коллегу от ирокезов. Если нужные слова уже произнесены, то перейдем непосредственно к процессу. Употребим, так сказать, эволюцию на добывание скальпов. Предадимся самоусовершенствованию.

– У вас у тюрок только одно на уме, – с упреком сказал бог монотеизма. – Есть же и другие подходы.

– Это например какие, – кисло осведомился Йама, провозвестник цивилизации и ее благ, сын Вивахванта, Воплощенного солнца, Северная Индия.

– Разные. Открыть заблудшему свет истины. Дать нужное направление. Как бы между прочим намекнуть, чего от него, собственно, требуется. Направить энергию в безопасное для эволюции и всех русло.

– И полезное для вас, – мягко дополнил Йама, не спуская с оппонента глаз.

Монотеистический бог, молча пожевав губами, стал убирать что-то двумя пальцами с власяницы.

– А скажите, – обратился к нему Йама все тем же невинным тоном, – что будет с эволюцией, когда вы всех сделаете такими же как вы?

– Не надо, папа, – попросил его Тур, вождь кочевников. – Я не вынесу еще одной теологической дискуссии. У меня пальцы уже скоро забудут, как выглядит тетива.

– Правильно, – выходя из оцепенения, не очень уверенно поддержали его другие вожди и предводители из в широком ассортименте представленной здесь сегодня миссии кочевников. – Покажем, кто в доме хозяин. Пошли на коней, отцы наций, наставим эволюцию на путь истинный…

– Никуда мы не пошли, – холодно оборвал их Ой с жертвенного пьедестала. – Пойдем, когда придет время и соизволит единая воля богов. Что за манеру взяли, решать за остальных.

– А мы думаем руками, – весело сказал с места Йама. – Нам так удобнее.

Конференция засмеялась.

Ой усмехнулся тоже, давая понять, что оценил выпад.

– А скажи, вождь Йама, думающий руками, – сказал он, когда в гулком храме все снова успокоились. – Не ты ли был тот, кто стоял на самой вершине священной горы Хукарья, с именем Ардвисуры Анахиты на губах и жертвоприношением на чистых свежевымытых ладонях, прося быть господином над людьми и богами?

В помещении стало совсем тихо. Было слышно, как за окнами на лужайке жгут дрова, готовя утро к трапезе.

– Это было в качестве опыта, – смущенно произнес Йама, растирая ладонями заросший подбородок. – Я был смертным тогда. Нельзя винить человека за попытку.

– Объявляется короткий перерыв, – сказал Ой, упираясь обеими руками в поверхность стола и возвышаясь над широкой жертвенной чашей недобрым предупреждением. – Попляшите, разомнитесь. Учтите, я никуда не ухожу…

…

– …Несомненным достоинством мероприятий такого рода является то, что они дают возможность лучше узнать друг друга, лучше находить язык взаимного общения. На мой взгляд, тот полезный обмен мнениями, который имел место сегодня, надо поставить на регулярную основу. Нам надо чаще видеть друг друга…

Со значением придерживая пальцами подбородок, Дионис стоял рядом с Гермесом и каким-то еще одним эпическим созданием, обликом не столько чужеземным, сколько непонятным. Оба слушали.

На их фоне, так же негромко обмениваясь мнениями, степенно брели по сочным травам лужайки в направлении тенистых участков зеленых насаждений античные фигуры в гражданских тогах, в туниках, подпоясанных оружием, и набедренных повязках, сделанным из шкур зверей. Деловито жужжа, над увитой плющом головой Диониса пролетали полосатые пузатые шмели и пчелы. Дальше, уже в непосредственной близи леса в синей глубокой тени низких крон валялись несколько бесстыдных полуживотных фигур с торчащими бородками, не то козлов Тора, не то сатиров. Над лесом, высоко в голубых просторах мелкими мошками сновали ласточки. Все говорило за то, что мероприятие дня удалось. Под древними отвесными стенами из ущербного кирпича, поросших частью травой и мхом, во весь рост стояли красные маки. Развернутые кроваво-алые пятна их чашечек вяло покачивались под прикосновением теплого летнего утра, и в их неплотной синей тени лежали, невнятно белея, чьи-то кости.

Приглашенные занимали места, рассаживаясь и неторопливо осматриваясь. Начатый во время перерыва полезный обмен мнениями продолжался и здесь, боги с некоторым приступом нового недоумения поворачивали головы от одной архитектурной перспективы к другой, пытаясь понять, что было не так. Пратьекабудда, с не меньшей озадаченностью наблюдавший лежавшие в руинах сомнений помещения, держался за нижнюю часть лица, тоже решая, что опять происходит. Что-то опять было не все слава богу с этой ваджраяной. Бывшие совсем недавно трагически мрачными, подчеркнуто строгими, эпические стены конференц-холла выглядели прежними – и как будто были другими. Что-то снова неуловимо изменило себя в этой всеобщей атмосфере санскрита, высоких предначертаний и грифленых опор. Храм, словно громоздкая ладья викингов, куда-то тихо и неслышно съезжал на собственных стапелях времени, не дожидаясь остальных деталей ландшафта. Лишь потом глазам открывалось, что в помещении как бы прибавилось утра лета, а в гигантских кирпичных отвесах стен появилось на несколько открытых горизонтов и зеленеющих крон больше: оконные проемы напоминали скорее старые бесцеремонные извлечения в обрамлении кирпичных зубьев, куда теперь непринужденно заглядывала природа и все сочные краски дня, а на поваленных сегментах и дробных фрагментах колонн местами зеленела свежая травка. В черных, длинных, поросших щелях торчали красные пятна мака.