Мартин О'Брайен - Убийство по французски Страница 24

— Утонула, говорите? — Он словно искал способ взять себя в руки.

— Боюсь, это не был несчастный случай, — тихо произнес Жако.

Монель кивнул, сделал еще одну безуспешную попытку пригладить волосы.

— Думаю, это должно было случиться.

— Что заставляет вас так думать, мсье? — прозвучал с другого конца комнаты голос Гасталя, не оставляя мужчине времени на то, чтобы предаться горестным раздумьям.

Прежде чем ответить, Монель помолчал, словно ему нужно было собраться с силами.

— Она не уехала пять лет назад, — наконец начал он. — Я вышвырнул ее — девятнадцать лет и слишком много хлопот, понимаете? Ее мать ушла так же, как она. Я просто не мог справиться с ней один. Вы знаете, как бывает?..

Монель подался вперед, облокотился на стол и закрыл лицо ладонями. Он пытался справиться с собой, но Жако видел, что это проигранное сражение. Он был не в силах бороться. Сдавленное рыдание подтвердило догадку.

— Мне очень жаль, — пробормотал Жако.

Монель провел рукой по глазам и губам.

— Она была еще та штучка. Спросите любого. Но она не заслужила...

Он не смог продолжать. Жильбер Монель оплакивал свою дочь.

28

Карно обожал среды. Любимый день недели. В эту среду он был там, где всегда, — сидел на открытой террасе на Каталан-Плаж с газетой на коленях, одноразовой чашечкой эспрессо в руке и мобильником в кармане. Ему нравилось думать об этом месте как о своем офисе. В разгар утра солнце уже выбралось из-за завесы низких облаков над Монтредоном и сияло с голубого чистого неба, играя бликами на поверхности моря и нагревая деревянную скамью, на которой он расположился.

Под ним метрах в двадцати раздавались доносимые ветром крики и восклицания полудюжины девиц в бикини, загорелых и стройных, которые разделились по трое с каждой стороны волейбольной сетки и просили дать им пас. Утро среды, все как всегда. Утро среды, когда команда старшеклассниц каталанского лицея, оставив учебу, устремлялась на пляж поиграть в волейбол.

Что за прекрасный город Марсель, подумал Карно, какие удовольствия он предлагает своим жителям! И Карно был не одинок в своих рассуждениях. Каталан-Плаж был излюбленным местом для приема утренних солнечных ванн, получения глотка свежего воздуха для старичков, собравшихся поиграть в лото, подремать, почитать газеты, ну и, конечно, как и он, поглазеть на лицеисток. И, похоже, никто против этого не возражал. Девушки уж точно. Они будто радовались вниманию. Присутствие наблюдателей заставляло их кричать громче, напрягаться немного больше, демонстрируя прелесть своих гибких загорелых тел.

К тому же, Карно знал, они играли хорошо и на них стоило посмотреть. Два года назад лицеистка по имени Таня вошла в национальную сборную и завоевала серебро на последнем европейском чемпионате. А сейчас там была одна волейболистка, которая привлекала всеобщее внимание. Не потому что играла особенно хорошо, просто она была самой красивой на площадке. Лет семнадцать, может, восемнадцать, с великолепной каштановой косой, которую она не стала закалывать на затылке, аквамариновое бикини подчеркивало загар, длинные руки и ноги. А как она бросалась на песок в отчаянной попытке вытащить мяч... Боже... Он прежде ее не видел, но знал имя, которое постоянно выкрикивали подруги по команде, — Алис. Алис.

Карно смотрел, как она поднимается на ноги, отряхивает песок, прилипший к локтям, животу, ногам — кремовые островки на фоне коричневой кожи. Он точно знал, что делал бы с Алис там, на берегу, один на один. Теплая вода, шланг, струя воды текла бы по залепленным песком частям тела, открывая прикрытое им теплое, загорелое тело...

Он услышал, как в кармане зазвонил мобильник. Карно отставил кофе, отложил газету, снял солнечные очки и открыл крышку телефона. Он проверил имя. На этот звонок он ответит. Рэссак. Его главный.

Слушая и говоря в трубку, Карно ни на секунду не отрывал взгляда от Алис.

— Дуасно, да... Правильно... Тот самый, я уверен. Только что вышел из Бомет. Они поставили его отрабатывать условное освобождение... В «Молино». На кухне... Обычно по вечерам... Это все, что я узнал. За ним непросто следить, скажу я вам... Да, да. Он понимает — что-то происходит, но не может оторваться от «Молино». Там его и найдете... Нет проблем, скажите Кушо, чтобы он мне позвонил. С радостью. В любое время...

Карно засунул мобильник в карман. Хоть во время разговора он смотрел на площадку, но прокараулил, что игра закончилась и девушки ушли.

Теперь самое интересное.

Оставив газету и пустую чашку на сиденье, Карно спустился по лестнице. Желто-коричневые мокасины проваливались под его тяжестью в песок. Шесть девушек, выстроившись в линию, поливали себя из душа. Вода стекала по их телам, струилась сквозь волосы. Он снова надел очки. Господи, что за зрелище! И Алис, в конце шеренги, двигает бедрами, направляя воду то струей, то душем на заднюю часть ног, заставляя ее сверкать на коже, смывать песок. Чего бы он только не дал...

Карно не раз удавалось добиваться на пляже побед.

29

Адрес. Жильбер Монель дал им адрес. По дороге в Марсель от дома Монеля в Йере Жако раздумывал о том, что они могут там найти. Зацепку? Улику? Что-нибудь, за что можно ухватиться, что может указать путь вперед?

Это Жако спросил, не известно ли Монелю, где жила его дочь. Поведя тыльной стороной ладони по глазам, Монель выдвинул ящик стола, достал конверт и передал им. Внутри Жако обнаружил что-то вроде поздравительной открытки, но на обратной стороне, где конверт заклеивался, был от руки написан адрес. Словно Вики захотела, чтобы отец узнал, где она находится.

Жако повертел конверт, но не нашел почтового штемпеля.

— Когда вы это получили? — спросил он.

— На Рождество, за несколько дней до него.

— В этом году?

Монель кивнул.

— Она посылала вам открытки каждый год? — Это Гасталь от окна.

Монель покачал головой, высморкался.

Жако никак не мог решить: от того ли горюет мужчина, что не попытался навестить дочь, не повидал ее, чтобы наладить отношения? Но теперь уже слишком поздно.

Поблагодарив его, вернув рождественскую открытку, Жако поднялся, и Монель проводил их до двери.

В дверях Жако тихо спросил о теле Вики — как бы он хотел распорядиться насчет него...

— Ее можно привезти сюда? Чтобы похоронить? — спросил, помедлив, Монель. — Было бы приятно... снова иметь ее рядом.

— Я позабочусь об этом, — сказал Жако, и они пожали друг другу руки.

Через час, очутившись в первом марсельском округе, Жако и Гасталь подъезжали к построенному в девятнадцатом столетии жилому многоквартирному дому на Кур-Льето. Дом был заново оштукатурен, ставни на всех пяти этажах радовали взгляд свежей краской, на крыше была выложена новая черепица и установлены цинковые сливы. Парадная дверь была покрашена черным лаком, а латунная доска с домофоном и девятью кнопками до блеска отполирована. Это было приличное место, граница Ноэль и Тьер, и аренда, подумал Жако, вполне могла стоить тысяч двадцать франков в месяц. Намного больше, чем он платит за свою квартиру на Ле Мулен. Он также подумал об имени, В. Монель, четко видном возле верхней кнопки. Место, где она жила. Место, которое они искали. Чтобы найти его здесь.

Не теряя времени, понимая, что ответа с верхнего этажа не будет, Жако позвонил консьержу.

Из интеркома раздался женский голос, и Жако пояснил цель их визита. Спустя минуту мадам Режин Пиганьоль открыла дверь и с мрачным, недоверчивым выражением на лице, вязаньем в одной руке и ключом в другой провела их внутрь.

— Пропала, говорите? О Господи, нет! Такая молодая... О Господи, о Господи... — Она продолжала охать и ахать, ведя их по лестнице. — Мы бы поехали на лифте, если бы он работал, мсье. Они должны были быть здесь вчера, но вы же знаете, как бывает...

Хотя мадам Пиганьоль была примерно того же возраста, что вдова Фораке, выглядела она презентабельнее, как и здание, где главенствовала. Мадам будто несла себя — выпрямленная спина, царственный взгляд. Ее седые волосы были забраны в тугой аккуратный узел, на шее красовалась нитка янтарных бус, простое хлопчатобумажное платье предполагало наличие фигуры, которую мадам Фораке утратила многие годы назад, если вообще когда-либо имела. Она поднималась по лестнице впереди, отвечая на вопросы, и Жако также отметил, что мадам Пиганьоль не носит чулок. На ней были марокканские туфли без задников, ее икры были сухощавыми и слегка загорелыми, на щиколотках виднелась лишь едва заметная сетка голубых вен. Жако заподозрил, что она еще ходит купаться, ранним утром, до того как собираются толпы. Возможно, на Каталан-Плаж, ближайшее к центру города место.

Вопросы начались, когда они взбирались по первому пролету. Звук их шагов заглушался дорожкой из красного плюша посередине лестницы.