Сабина Тислер - Обитель зла Страница 24

– И еще кое-что, синьор Нери. Синьора до момента своей смерти, а это произошло около четырех утра, на протяжении приблизительно пятнадцати часов ничего не ела. В последний раз она ела, таким образом, в обед, около часа или двух. Это была вегетарианская лазанья с грибами, а на десерт napa cantucci [33]с винсанто. Грибы, которые были у нее в желудке, однозначно не ядовитые.

– Что является не столь важным, когда кому-то перерезают горло, – сухо заметил Нери.

Томмасо пожал плечами и засмеялся.

Нери хлопнул ладонью по столу и поднялся.

– Идем, Томмасо! Нам некогда рассиживаться здесь и распивать кофе. У нас уйма работы!

26

Романо, Эльза и Эди стояли перед открытым гробом Сары, держась за руки. Романо слева, Эльза справа, а Эди в середине. Романо железной хваткой держал мясистую руку Эди, который раскачивался из стороны в сторону и периодически подпрыгивал. Эльза тоже пыталась успокоить брата, крепко сжимая его руку.

Прыжки и раскачивания служили у Эди выражением радости. Его лицо сияло, глаза превратились в щелочки и почти полностью исчезли между толстыми щеками. Время от времени он громко смеялся. И каждый раз похоронная процессия вздрагивала.

Дон Матео, сельский пастор, не обращал ни на что внимания. Он благословил гроб, вознес пару молитв, заключительные слова которых «Молись за всех нас…» громко произнесли вслед за ним все присутствующие. Потом он сказал, что Сара была очень хорошей женой, которая жила для семьи, оказывала поддержку мужу и в тяжелые времена не теряла веры.

Эди вырвался и, смеясь, принялся хлопать себя по толстым ногам.

– Эди, перестань! – прошипел Романо. – Ты должен вести себя тихо, иначе я посажу тебя в машину.

– Тихо, Эди, потому что я так хочу! – прикрикнула на брата Эльза, и Эди моментально замолчал. Он выпятил нижнюю губу, и вид у него стал обиженный.

Романо и Эльза снова взяли его за руки. Напротив них по другую сторону ямы за кустом гибискуса, опустив глаза и скрестив руки на груди, стоял Антонио. Мужчина, который был причиной всего. Тот, кого любила Сара.

Антонио Грациани, двадцати девяти лет. У него была фигура матадора, выразительные черты Давида и глаза Мадонны. Полтора года назад он купил небольшой магазин канцелярских принадлежностей в Сиене, недалеко от Пьяцца дель Кампо на Виа ди Читта, золотую мечту каждого хозяина, потому что туристы с восторгом покупали дорогие авторучки, которые заправлялись чернилами, шикарную бумагу для письма и прекрасные книги в кожаных переплетах с пустыми страницами, хотя и не знали, что туда записывать. Сару этот магазин притягивал как магнитом. Она могла бесконечно любоваться вещами, которыми никогда бы не воспользовалась.

На Антонио был черный костюм, белая рубашка и черный галстук, а поверх этого – развевающийся на ветру широкий темно-лиловый плащ. Он не отрывал окаменевшего взгляда от гроба и стоял неподвижно, словно не чувствовал, что Романо сверлит его взглядом.

У Романо было огромное желание швырнуть Антонио в яму и собственноручно зарыть могилу, чтобы эта мрачная глава его жизни наконец закончилась. Но сейчас он стоял перед соперником совершенно бессильный, и ему хотелось оказаться подальше от этого места, в другом времени и в другой жизни.

Эльза в черном платье выглядела хрупкой и нежной, словно семнадцатилетняя девушка, и напоминала фарфоровую куклу. Ее лицо было восково-прозрачным и отрешенным. В глазах не было ни слезинки. Казалось, что она не замечает того, что происходит вокруг. Лишь однажды она прикусила бескровные губы – когда ее взгляд случайно встретился со взглядом Антонио. Второго раза не было.

Наконец все стали бросать в яму землю. Романо был первым. Потом Эльза бросила на гроб белую лилию, а Эди – целую гору сорняков, цветов и веток, которые он собрал несколько дней назад и которые большей частью уже завяли. Цветам он вдобавок поотрывал или пооткусывал головки.

– Было мало – все пропало, – сказал он.

Было уже темно и холодно, а Эди по-прежнему сидел в своем тайнике. Между старой частью дома, в которой жила семья Симонетти, и складом, где Романо держал запасы вина и продуктов для траттории, было небольшое помещение, приблизительно сто двадцать сантиметров в ширину и два метра в глубину. Романо не знал, появилось оно случайно или из-за халатности во время строительства и имело ли вообще какое-то предназначение. Его отец хранил там нераспиленные дрова, поскольку под крышей они оставались сухими. С тех пор как появился Эдуардо, оно стало его царством, его логовом, хотя каждый знал о нем. Если кто-то разыскивал Эди, то сначала непременно шел туда. И если Эди не бродил по оливковым рощам, виноградникам или лесу, то можно было с уверенностью сказать, что он в этом укрытии. В своей комнате Эди только спал, да и то если его к этому принуждали. Ему очень хотелось даже ночевать в своей нише, в своем nido, в своем гнезде, но Сара этого никогда не позволяла.

– Вы что, с ума сошли! – несколько лет назад раздраженно сказала она Романо. – Сами пришли к такой мысли? С меня хватает физической и умственной неполноценности Эди. Не хватало еще, чтобы он набрался клешей, заболел воспалением легких или чтобы его искусали змеи и скорпионы, когда он будет спать там, на улице.

Романо ничего не сказал. Дискуссия была закончена. Эди целыми днями бормотал «злая мама», когда видел Сару. Она не обращала на него внимания, хотя все это ее страшно злило, и через неделю Эди прекратил свои разговоры. Наверное, он за это время забыл, почему мама злая.

Эди исполнилось уже семнадцать лет, но он по-прежнему с утра до вечера сидел в своем логове и играл с кроликом, которого постоянно таскал с собой. Он называл кролика Тигром и был убежден, что у кролика не может быть другого желания, кроме как однажды превратиться в тигра.

Романо, приближаясь к логову Эди, еще издали услышал, как он что-то бормочет себе под нос. У Эди была привычка разговаривать с самим собой. Правда, в его речах трудно было уловить хоть какой-то смысл, порой он просто рифмовал слова. На вопросы он отвечал очень редко и только тогда, когда был в хорошем настроении. Обычно он разговаривал только с Эльзой.

Романо присел на землю перед укрытием Эди, потому что он. страшно сердился, если кто-то заходил туда. Эди даже не взглянул на Романо, продолжая гладить своего кролика, причем так сильно, что Романо удивился, как маленькое животное это выдерживает.

– Тебе хорошо, мое сокровище? – спросил он тихо.

– Сегодня хорошо, завтра так себе, – ответил Эди и поднял отсутствующие брови.

– Мама сейчас спит в земле, а душа ее на небе. Ты это понимаешь?

Эди серьезно кивнул:

– По лестнице все выше.

– Она сейчас высоко, над облаками, и смотрит на тебя. Разве это не прекрасно?

– Прима балерина, – ответил Эди и захихикал.

Он поднял кролика и несколько раз смачно поцеловал его мокрыми губами прямо в нос. Кролик чихнул.

– Ты расстроился, что мама больше не вернется?

Эди задумался на минуту, а потом медленно повторил свою фразу, но уже наоборот:

– Сегодня так себе, а завтра – хорошо.

Романо знал, что больше он ничего не услышит. У Эди был ограниченный запас слов. Большинство он забывал сразу, потому что не понимал их значения, однако те, что можно было срифмовать, запоминал. Иногда он придумывал какую-нибудь поговорку, но вкладывал ли он в нее какой-то смысл, Романо не знал.

Проблема состояла в том, что Эди очень серьезно слушал все, что ему рассказывали. Но насколько он понимал услышанное, узнать было невозможно. Если ему давали какое-нибудь задание, он редко выполнял его. Не потому, что не мог сообразить, чего от него хотят, а потому что моментально забывал о нем, если хоть что-то отвлекало его внимание, будь то жук, ползущий по столу, с которого он должен был убрать посуду, или облако, появившееся на небе и заинтересовавшее его, когда он должен был принести дрова.

При этом у Эди была очень хорошая память и ярко выраженное чувство справедливости, как у собаки, которая никогда не забывает руку, ударившую ее. Он мог неожиданно столкнуть в канаву ребенка, потому что тот несколько месяцев назад смеялся над ним и дразнил его. Подобное навсегда запечатлевалось в его мозгу.

– Нужно вести себя с ним, как с любимой собакой, – сказал однажды Романо Саре. – Тогда ничего не сделаешь неправильно, и он будет любить тебя.

– Ты что, всерьез предлагаешь, чтобы я обращалась со своим сыном, как с собакой? – саркастически спросила Сара. – У тебя что, не все дома?

– Да, только так, – сказал Романо. – Это единственная возможность.

Дискуссия была закончена. Сара так и не поняла, что ей делать с советом Романо.

Иногда она говорила Эди:

– Ты хочешь убрать со стола, а потом посмотреть телевизор, или сразу пойти в свою комнату и лечь спать?

На такое Эди вообще не реагировал. Он не делал ни того ни другого. Просто убегал на улицу, прятался в своем логове, смотрел в вечернее небо и беспрерывно потирал руки.