Джейн Гудалл - Странник Страница 24

Он натянул джинсы и куртку, сложил все необходимое в сумку, повесил ее на плечо и вышел.

Снаружи воздух был почти неподвижен, а мир стал больше, словно небеса раздулись над громадами пустующих складских строений. Шаги Странника сначала были тихими и спокойными, но постепенно темп их нарастал, пока он не достиг улицы Бороу-Хай, где припозднившиеся выпивохи постоянно сбивались с тропы и брели неизвестно куда, поддерживая друг друга. Он пошел следом, приноравливаясь к ритму их шагов.

— Эй, кто там, позади?

Один из мужчин оглянулся, высвобождаясь из объятий приятеля. Следующий его шаг эхом отозвался в проходе.

— Кто там?

Второй пьяница, одурманенный спиртным, едва не упал и успокаивающе пробормотал что-то вроде:

— Да никого там, эй ты, стар болван. Никого, грят те.

Они двинулись дальше, продолжая брести к далекой цели. Странник ступал совсем легко, прислушиваясь к шарканью ног идущих впереди мужчин и придерживаясь того же темпа, но когда они вышли на улицу Сент-Томас, эхо опять разоблачило его присутствие: оно звучало из всех пустых глазниц незаселенных домов.

— Я же говорил, — раздался скрипучий голос с нажимом на отдельные слова. — Я спрашиваю тебя, что там за чертов ублюдок? Где, черт тебя…

Странник появился перед ними на мгновение, улыбнулся и снова скрылся из вида.

— Дьявол! Кто это был? Ты его видел? Это чертов дьявол, вот кто! Клянусь тебе, я видел чертова дьявола!

Второй пьяница не способен был произнести хоть что-нибудь членораздельное, но задрожал и забормотал, хватаясь руками за грудь.

Странник продолжил свой путь. Три часа ночи. Лондон бодрствует двадцать три часа в сутки, но теперь наступил тот единственный час, когда город замирает. Он мог свободно брести посередине Лондонского моста, между Саутаркским кафедральным собором и церковью великомученика Магнуса в приглушенном свете фонарей и глядеть в темную воду. Немало людей умирало в Лондоне по самым разным причинам, но самой простой была гибель в темной воде. Странник снова мог различить месиво, своего рода суп из трупов там, в глубине, но его это больше не интересовало. Граница между жизнью и смертью должна быть яркой, как пламя, она должна реветь и сверкать, чтобы глаза насладились этим зрелищем, а уши насытились звуком. Он миновал монумент Великому пожару. Напоминание о прошлом. Но для Странника это не было прошлым. Он отчетливо видел вокруг огненный ад переулка Пудинг, пепел, летящий по воздуху, словно стаи мотыльков. Огонь — более мощная смерть, чем вода, но жизни лучше забирать по одной, хотя и непрерывной чередой, при каждом удобном случае. Таким образом, будет видно, как ужас переходит от одного человека к другому.

Странник мог проходить сквозь время, а мог двигаться в одном временном слое. Шаг за шагом. Шаг за шагом от Грейсчёрч до Бишопсгейт, потом вверх по Бишопсгейт, повторяющей контуры древней городской стены. От дома к дому, мимо все слышащих стен, готовых принять того, кто войдет.

Но ему нужно было совсем другое.

На улице Брашфилд, повернув на восток, Странник оказался возле заброшенных магазинов и домов, пустые лики которых тянулись по обеим сторонам: здесь, на границе между двумя мирами, все пришло в упадок. На ином берегу те, кто знал, как выжить на отравленной земле, уже не были владельцами лавок и магазинов. Впереди маячило массивное тело церкви Крайстчерч, ее шпиль тянулся в пурпурное небо, а плечи кровли охватывали более скромные строения, сгрудившиеся вокруг. Однажды он слышал историю о постройке этой церкви. Говорили, что фундамент ее уходил в чумную яму, где остались безымянные тела умерших, а при постройке шпиля сорвался и разбился насмерть сын каменщика. Поворот.

В конце Брашфилд проезжая часть была усыпана капустными листьями и другими остатками овощей. Здесь неподалеку Спиталфилдский рынок. На тротуар падал свет из «Десяти Колоколов».[4] Он приблизился к остановке на улице Ханбери. Здесь не горели фонари, и темнота сгущалась слоями между землей и контурами крыш тесно стоявших домов.

«Джек нашел Энни Чэпмен[5] на улице Ханбери, и она тоже нашла здесь Джека. Кожаный фартук. Тебе понадобится кожаный фартук для такого рода работы». Странник громко рассмеялся, разрывая тишину.

То место находилось чуть дальше и левее, у перекрестка с переулком Брик, на мостовой, тянувшейся вдоль подобия забора из проржавевших листов гофрированного железа. Эта точка ничем не отмечена. Открыв сумку, он занялся приготовлениями к тому, чтобы исправить положение дел.

После этого, пройдя немного назад, он срезал дорогу через Уилкес к улице Фурнье и обогнул широкую, слепую стену церкви. Здесь он должен оставить нечто, способное привлечь полицейских и некоторое время удержать их, пока он займется настоящим делом чуть в стороне. Странник наслаждался, водя кистью по гладкому камню. Как будто столь знакомый ему рисунок снова был здесь, он только ждал, чтобы его, черту за чертой, извлекли на поверхность.

Когда Странник закончил свою работу, он сложил все в сумку и пересек дорогу, а потом двинулся вдоль Брашфилд до улицы Криспин — узкой щели между домами, на которую выходила задняя стена недавно построенного бетонного здания, занявшего то место, где когда-то находилась грязная паутина дешевых кабаков, притонов и переулков.

Здесь Джек поймал Мэри Келли и в последний раз сделал свое дело. Если закрыть глаза, вся сцена представала как наяву: отвратительное месиво в маленькой вонючей комнате, погруженной во тьму. Бессмысленно так обращаться с телом: размазать его по стенам, превратить лицо в куски мяса, создать ощущение неумелого расчленения и завершить все той дрянью, какую можно найти на любой скотобойне. Мэри Келли стала последней сценой Джека. После этого Странник покончил с ним. Отвел его к реке и положил всему конец.

Он уже принял решение, что следует предпринять здесь, и это не заняло у него много времени. Когда он все сделал, то снова упаковал вещи и двинулся к другой точке маршрута Джека. Так теперь его называют, но изначально это был путь Странника, задолго до того, как появился Джек.

Переулки были закрыты железными столбами, чтобы перегородить проезд машинам. При большом желании между ними можно с трудом протащить велосипед. Переулок Артиллери изгибался под неожиданным углом, словно желая ввести в замешательство лошадей и велосипедистов, а неровное булыжное покрытие мостовой никому не могло показаться приветливым. Странник остановился. Именно здесь все начиналось: расползающаяся в стороны ловчая сеть хаотически расположенных переулков и проходов, в которых низшие формы человеческой жизни пускали новые побеги среди скопившейся грязи. Он стоял, чувствуя форму камней сквозь подошвы башмаков, ощущая неподвижность воздуха, пытаясь поймать направление потока. Чуть развернувшись, он оказался лицом к церкви. Он потерял ее из виду, но прошла еще четверть часа, и по его телу прошел заряд новой энергии, заставляя пальцы трепетать от напряжения, раскаляя ступни. Да, здесь проходила ось, ориентированная по диагонали, поперек составляющего одну милю маршрута от Ханбери до площади Митры.

Вновь оказавшись на Бишопсгейт, Странник посмотрел вверх, на темные окна, и улыбнулся. За ними ничего не происходило. Тела были погружены в сон, и сны их не сообщали ни о чем, ничего не показывали, все это были мертвые, пустые часы. Он свернул на более широкую Хаундсдич, словно бы внезапно попав в XX век. Он миновал две машины — первый признак уличного движения с того момента, когда он ступил на осевую милю.

Когда он дошел до Дюкс-Плейс, с обеих сторон появились автомобили, и он вернулся в последний, отрезанный от всего прочего уголок старого мира.

Глава 18

— Спиталфилд, — произнес Макриди. В его устах это слово прозвучало сухим и точным определением. — Мы собираемся нанести визит в церковь Крайстчерч в Спиталфилде, где, похоже, кто-то создал копию того самого художества, что мы наблюдали в Гришем-колледже. Я имею в виду росписи на церковной стене. Дежурный констебль принял звонок от мистера Фишера, церковного сторожа, которому посоветовали обратиться к нам ребята из участка Уайтчепел. Уильямс, пожалуйста, проверьте звонок и выясните, кто такой этот Фишер. Пелгрейв, соберите команду криминалистов. Латем, мы отправляемся в первой машине. «Пора уж подняться с места и действовать», — как говорила моя мать.

«Видно, матушка знала своего сыночка», — подумала Брайони. Проведя большую часть воскресенья в кабинете Макриди, выслушивая бесконечные записи опросов свидетелей и составляя свои собственные отчеты (да при этом еще с одной стороны Стив непрерывно накачивал дымом свои легкие, а с другой — Пелгрейв сооружал причудливые фигуры из костлявых ладоней и пальцев), она пришла к невеселому заключению: еще полдня в такой обстановке, и она сойдет с ума. Даже возня с архивными документами представлялась теперь веселым и увлекательным занятием. Инспектор не боялась работы, но Латем и Макриди до бесконечности снова и снова повторяли и уточняли мельчайшие детали, отчего сначала у Брайони начала отчаянно болеть голова, а потом потихоньку стала развиваться клаустрофобия.